Бессмертные
Шрифт:
Карлайл открыл свой кожаный чемоданчик и принялся перебирать больничные бумаги, время от времени украдкой поглядывая на Эсми, которая то и дело бросала взгляд на часы — Эдвард задерживается уже на несколько часов. Не то чтобы ей не нравилось находиться наедине с Карлайлом, нет, он был хорошей компанией, но мысль, что она сидит один на один с мужчиной, который когда-то являлся предметом её фантазий, не давала покоя. Даже жить под одной крышей было чем-то из ряда вон выходящим.
Эдвард и Карлайл настаивали, что ей нужна женская атрибутика; Эсми же уверяла, что и так всё прекрасно. Однако один взгляд
Девушка вздохнула и, перевернув страницу романа, постаралась успокоиться. Пока она ненавидела себя за доставляемые неудобства, Эдвард выяснил, что ей противопоказано страдание в одиночестве. Вместе с Карлайлом он уверял её, что такие пустячные покупки не сильно повлияют на их бюджет.
— Я просто не хочу тратить деньги… Чувствую себя глупо от одной мысли, что мне что-то нужно, — наконец призналась Эсми Эдварду.
Её скромность только позабавила юношу.
— Ты должна понять. Представь, сколько денег мы накопили, будучи вампирами. На еду не тратимся, на домашний скот тоже, нам не нужны лекарства, да и одежду мы покупаем редко. Вкладываем деньги только в книги и машину, — перечислял Эдвард. — Карлайл, прежде чем я присоединился к нему, проработал доктором несколько столетий и потратил меньше денег, чем имеет сейчас.
Но даже после этого Эсми чувствовала себя обузой для доктора и его приёмного сына.
— Эдвард скоро должен вернуться, — внезапно сказал Карлайл, проследив за взглядом девушки.
Эсми посмотрела на доктора и удивилась — выражение его лица было… печальным.
— Правда? — пожав плечами, спросила она.
Незнакомые эмоции отразились на лице доктора, и Эсми обеспокоенно взглянула на него. Карлайл оказался таким милым, что она была навечно благодарна за его терпение и доброту.
— Карлайл? — не дождавшись ответа, окликнула девушка.
Он взглянул на неё, натянуто улыбнувшись, и нервно поёрзал на месте.
— Я-я… Эм. Думал, что ты ждёшь его возвращения, — ответил доктор.
— Ну, да… Мне неловко, что Эдварду пришлось идти в магазин из-за меня, но… — Эсми, смутившись, замолчала.
Прочистив горло, Карлайл выглянул в окно гостиной. В камине треснули горящие поленья, слегка напугав обоих. Если бы у Эсми было сердце, оно бы сейчас вырвалось из груди от одного взгляда на напряжённого доктора. Карлайл снова выдавил улыбку и, взяв книгу, углубился в чтение.
Это была не первая неловкая ситуация. Несколько раз, проводя время с Эдвардом, Эсми замечала, что Карлайл старается держаться неподалёку. Если честно, то она чувствовала себя ужасно неловко и смущённо, понимая, что у неё остались чувства от девчачьей влюблённости. Когда они оставались наедине, эти ощущения возникали вновь.
Эдвард, как бы ни затруднял положение его дар, доставлял меньше неудобств. За прошедшие недели Эсми лучше узнала юношу и с готовностью окуналась в эту дружбу, когда Карлайл уходил на работу. В библиотеке Эдвард брал для неё — как сам он их называл — «девчачьи» книги и даже начал учить играть на пианино. Он выслушивал живые и стеснительные мысли Эсми об его отце и любезно ничего не сообщал доктору. Также юноша знал, как одиноко и скучно целыми днями сидеть в этом доме, отчего старался развлечь девушку. Они стали хорошими друзьями.
Карлайл же был другим. Обычно, возвращаясь с работы, он заводил исключительно благовоспитанные беседы, несколько устаревшие в отношении женщин. Сердце рвалось из груди, когда доктор с учтивой осторожностью подбирал слова, чтобы спросить о проведённом в четырёх стенах дне. Ко всему прочему он становился всё угрюмее, каждый день по возвращении домой обнаруживая Эсми с Эдвардом. И не нужно было читать мысли, чтобы понять – доктор ревнует. Чем больше Эсми думала об этом, тем больше чувствовала неловкость.
«Карлайл считает, что у меня есть чувства к Эдварду? Смешно, глупо даже думать об этом, но…»
Эсми вздохнула и перевернула непрочитанную страницу романа. Пока Карлайл рядом, сконцентрироваться не получится. Однако она усердно делала вид, что увлечена книгой, виновато игнорируя косые взгляды доктора. Сколько Эсми себя помнила, она всегда представляла на месте главных героев романов неотразимого Карлайла.
***
Неделю спустя Эсми осталась одна с Эдвардом, который обучал её простым прогрессиям аккордов на пианино. Совершенный вампирский разум запросто запоминал всё, но сосредоточиться на игре было проблематично. Взгляд то и дело метался к настенным часам, отсчитывая минуты до возвращения Карлайла.
— Ближайшие три часа он дома не появится. У тебя ещё есть время помыть волосы, Эсми, — сказал Эдвард; кривая усмешка исказила его губы. Не докучая зрительным контактом, он принялся извлекать из клавиш мелодию. Эсми шутливо толкнула юношу, используя лишь малую часть силы.
— Эдвард, — упрекнула она, в глубине души благодаря Бога, что не может покраснеть.
— Да, но я всегда знаю, что про себя ты покрылась румянцем, — в ответ кольнул юноша. Эсми закатила глаза цвета охры, отчего на место усмешки пришла полноценная ухмылка.
«Он почти не разговаривает со мной… И кажется таким нервным, когда я рядом», — с грустью думала она больше для себя, чем для Эдварда.
Эдвард неловко кашлянул, улыбаясь уголком губ. Эсми пытливо уставилась на юношу, опершись на пианино.
— Что?
Эдвард звонко загоготал, подпрыгнув со скамьи.
— Ты и вправду такая глупая, Эсми Плат? — спросил он с шальным взглядом. — Ты правда не понимаешь? Пожалуйста, скажи, что это шутка, а твои мысли обманывают меня.
— О чём ты? — произнесла девушка, разворачиваясь на скамье, и нервно улыбнулась, смущённая своим глупым поведением. Эдвард просто смеётся над ней. — Эдвард Каллен! — возмущённо оборвала она.
Лицо юноши стало серьёзным.
— Эсми, ты не можешь не знать. Карлайл… он… он никогда не находился так близко с женщиной. Но… Он обратил тебя, чтобы… Я не могу разглашать эту тайну, но…
— Эдвард, пожалуйста! — перебила Эсми, во взгляде которой читалась мольба.
Юноша вздохнул, что-то решая про себя.
— Эсми… Карлайл тот человек, который несколько столетий был одинок. Ты запала ему в память ещё в Огайо и… Он изменил тебя в надежде, что… ну… Эсми, ты же не думаешь, что он проведёт вечность в одиночестве?