Бессмертный избранный
Шрифт:
— Он удивится, когда поймет, что помощи нет, — бормочу я вслух, и воин приподнимает брови, показывая, что не понял. — Ты хорошо справился, воин. Возвращайся к своему отряду. Ты знаешь, где он?
Мой вопрос почти вежливый, и я уже готов направиться к конюшне за лошадью и даже не слушаю ответ, пока не улавливаю в нем имя.
— О чем ты, воин?
— Что будет с Унной? — повторяет он, глядя на меня. — Она останется здесь или будет помогать лекарям?
На какой-то миг я теряюсь, не зная, что ему сказать.
Вокруг нас уже полно воинов,
— Я могу отвезти ее в лекарский дом, — говорит воин, и я киваю, понимая, что это — единственное верное решение.
Инетис теперь не сможет уехать — ее храбрый и самонадеянный брат уже на другом конце города, глядит в глаза приближающемуся врагу и ждет, пока над головой появится золотистое сияние щита. Я не могу погрузить их с Унной в повозку и стегнуть лошадей кнутом, увозя правительницу и двух ее детей от опасности. Мы выберемся за пределы Шина — и Инетис умрет от сильнейшей боли.
И мне хотелось бы добраться до линии боя, ухватить Цилиолиса за грудки и вытрясти из него всю его храбрость и самонадеянность, вот только к тому времени, как я до него доберусь, может быть уже поздно.
Ребенок говорил об осаде, а это значит, что врагам удастся окружить город.
— Нам нужно перевезти правительницу в лекарский дом, — говорю я, кивая на крытую повозку. — Ты сможешь править двойкой?
Он кивает.
— Тогда идем. Унна поедет с ней. Ты останешься с ними и будешь их охранять. Это приказ.
— Я понял син-фиоарна, — отвечает он. — Я сделаю, что надобно.
Я заглядываю в сонную Нуталеи и Л’Афалии. Никого. Я захожу в сонную Инетис — и вот они, Л’Афалия и Кмерлан, сидят на постели Унны и наблюдают за спящей правительницей. Они оба смертельно напуганы и вскакивают, увидев меня в дверях.
— Это вестный звон? — спрашивает меня Кмерлан. — Это побережники?
— Собирайтесь, — говорю им я. — Вы едете в лекарский дом, все вместе.
— Мы не поедем в Асму? — спрашивает Кмерлан, но у меня нет времени на объяснения. Я встречаюсь глазами с Л’Афалией и вижу, что она все поняла.
Я покидаю одну сонную, чтобы заглянуть в другую. Унна занимается ранеными, и ей достаточно только увидеть мое лицо, чтобы все понять. Она замирает с повязкой в руках, и начинает дрожать — так сильно, что, кажется, вот-вот не удержится на ногах и упадет на пол.
— Нам пора уезжать, да?
Я подхожу к ней и кладу руки на плечи, заставляя посмотреть на меня. Теперь мне проще ее коснуться, хотя и не намного.
— Вы должны перебраться в лекарский дом, — говорю я. — Цилиолис на укреплениях, а без него уехать у вас не получится. Если Инетис придет в себя — уходите немедленно. Если не придет — ждите. Ждите и не высовывайтесь из дома.
— Да. Да, все верно, — Унна почти перебивает меня.
— Унна. — Но она не слышит меня, и мне приходится встряхнуть ее, чтобы остановить. — Уннатирь, да послушай же!
Она замирает и даже почти перестанет дрожать.
— Что?
— Собирай все, что может пригодиться. Если побережники окружат город, сюда ты вернуться не сможешь. Ты должна думать и за себя, и за Инетис. Л’Афалия поможет тебе, но вы должны собраться быстро.
Она кивает.
— Хорошо. Хорошо, я соберу все… одежду Кмерлана. Все, что нужно. — Она запинается. — А ты? Ты поедешь с нами?
Раненый воин на кровати стонет, и я вспоминаю, что мы не одни. На какой-то один-единственный момент мне становится все равно, но это проходит так быстро, что, возможно, мне почудилось.
Я убираю руки с ее плеч и киваю.
— Я поеду на укрепления, так что провожу вас до лекарских домов.
— Ты будешь искать Цилиолиса? Просить его уехать с нами?
47. ВОИН
— Я буду сражаться.
Раненый воин пытается подняться на постели, но Унна и еще одна девушка-лекарка заставляют его опуститься обратно на постель. Сожженные холодом губы кажутся черными, как у Л’Афалии, обмороженные руки беспомощно вздымаются вверх, сведенные пальцы пытаются сжаться вокруг запястья Унны.
— Тебе стоит пока остаться здесь, — говорит она. — Правитель тоже здесь, ты еще успеешь сразиться с врагами.
Он начинает протестовать, и я снова поворачиваюсь к окну, за которым блестит восходящее солнце. Шума боя отсюда не слышно, но я могу себе представить то, что творится на укреплениях. Уже льется кровь, и на земле лежат тела зубастых тварей с зеленой кожей. Надеюсь, их много. Очень много.
И мне пора уходить.
Я оставляю Унну и ее помощниц возиться с ранеными — мы забрали сюда тех, кого поразила магия Инетис и одному из них, тому, которого она опалила огнем, уже точно не пережить эту ночь — и выхожу в коридор. В сонной, где Л’Афалия караулит Инетис, тихо. Одна из лекарок уже готовит противоядие для сока зефеи, который обычно используют в боевых иглах. Но без магии они не могут узнать точно, что это за яд, и им приходится надеяться только на удачу — и на то, что Избранный не придет в неистовство и не разнесет и этот дом, и этот город в пух и прах.
Л’Афалия поднимает голову и кивает, заметив мой взгляд. Ее пальцы сжимаются на запястье мирно спящей Инетис; она не отпускает ее руку с тех пор, как мы прибыли. По темному лицу пробегает золотой сполох, глаза на мгновение вспыхивают и снова гаснут.
— Много сила, — говорит она. — Он очень злое.
Я понимаю, что эта магия могла бы убить нас, если бы не акрай, если бы не Энефрет, которая послала ее мне тогда.
— Я ухожу, — говорю я ей, и она кивает снова. — Кмерлан остается с вами. Он спит пока, но ты тоже приглядывай за ним. Здесь безопасно.