Бессмертный воин
Шрифт:
– Домик Мейрвин.
– Её похоронный костер,- пробормотал Иво.
– Они подумают, что она умерла в огне. Никогда не смей говорить иначе.
– Не буду, милорд, - сказал Том, затем, - Смотрите. Сэр Ари.
Приближался Ари, на полном скаку он проехал сквозь ворота, спрыгнул с лошади Тома и подбежал к Иво. Он резко остановился, пристально вгляделся, как будто не верил тому, что видели его глаза, наполняющиеся слезами.
– Ты сделал это, - сказал он.
–
– Да, - сказал Иво.
– Мы можем.
– Это так… Видения. Я сожалею…
– Они были делом рук Квен, мой друг. Часть её плана.- Иво взял Ари за плечи и внимательно посмотрел на него, затем притянул его поближе и обнял.
– Здесь король и его люди. Мы поговорим позже.
– Клянусь богами, мы поговорим!
– сказал Ари на норвежском. Он подозвал рукой Тома и, перейдя на французский, произнёс, - Подойди, оруженосец. Я думаю, что тебе известно кое-что о моей украденной лошади.
Иво посмотрел искоса вниз на Алейду, его глаза, все еще непривыкшие к солнечному свету задержались на её лице.
– Чем вызвана эта улыбка?
– Ты и Ари. Я никогда не видела вас вместе. Будет довольно странно видеть тебя рядом весь день.
– Да. Тебе понравится это?
– Боже, муж, ты не должен даже спрашивать.
– Она запрокинула голову, полусмеясь и полуплача, ее headrail [62] опустился, чтобы позволить солнцу коснуться её волос. Они засверкали медным огнем, даже более яркие, чем в его мечтах, столь яркие, что ему пришлось закрыть глаза от этой невероятной красоты.
Когда он посмел открыть их снова, её лицо стало серьезнее.
[62] Женский платок или головной убор.
– Обещай мне одну вещь.
– Какую?
Она улыбнулась той улыбкой женщины, которая сделала его счастливым оттого, что он был мужчиной, полным страстей и возможностей.
– То, что ночи не изменятся.
Он притянул ее к себе, тихо обещая богам, что он всегда будет почитать их за эту женщину, которую они послали, чтобы спасти его.
– Для этого, миледи жена, у тебя есть моя клятва.
И он поцеловал её.
Эпилог
ВМЕСТЕ ИВАР И его возлюбленная Алейда перемещались сквозь года, воспитывая Беатрис и её пятерых сестёр, и наблюдали, как они выходят замуж. Вместе они прожили полную меру отпущенного им времени. И вместе они умерли, тихо отойдя в один день друг вслед за другом, почти в день зимнего солнцестояние, в году 1133 от рождества Христова.
Бранд оставался поблизости, живя в лесах, и как мужчина, и как медведь, чтобы следить за лордом Олнвиком и его леди, пока его друзья не почили. Тогда, вооруженный знанием того, как разрушить проклятие, он поехал дальше в поисках своих людей и fylgjur, которого Квен спрятала, взяв с собой ворона, своего преданного друга, в холод зимы.
Над головой крикнул ястреб, и Ари, поднял взгляд от пергамента.
– Проклятье.
Вечерело. Он мягко подул на чернила, чтобы высушить их, читая слова, что он только что вывел. Он кивнул в удовлетворении, пока не прочитал последнее слово, и его внутренности сжались.
Он ненавидел зиму, когда солнце стояло в небе так кратковременно, а ночи медленно тянулись. Зима оставляла ему так мало времени в каждом из этих дней вечности.
Когда чернила высохли, он закрыл книгу и застегнул ремни [63] . Он сломал пополам перо и позволил бризу унести его. Оставшиеся чернила он просто вылил на землю. Их так же не было смысла оставлять. Он просто сделал бы больше в следующий раз, он мог запастись временем, чтобы писать. Чернильный орешек [64] можно было легко найти в лесах этой проклятой земли, а перья… хорошо, перья были всегда.
[63] Раньше книги были очень ценны и поэтому чтобы уберечь их, книжный переплет имел застежки, скреплённые ремешками.
[64] Нарост на листьях дуба.
В быстром темпе он проверил лошадей, чтобы удостовериться, что они были в безопасности от Бранда, затем освободился от одежд, обернул их вокруг книги и привязал связку позади седла. Только спустя мгновение он подошел к краю ущелья, где последние лучи солнца были самыми яркими. Он стоял там, его голая кожа, впитывала редкую теплоту, его сердце, колотилось всё быстрее и быстрее, когда ударила боль, его руки, становились всё более легкими, более сильными, длинными.
Как он любил солнце. Это была последняя мысль, вспыхнувшая в его душе прежде, чем он сделал шаг в воздух и воспарил прочь над деревьями, вороном, черным как ночь, в которую он летел.