Бессмертный

Солодкова Татьяна

Кажется, отчаяние стало подбираться и к нему, вот только Александр по-прежнему не готов в этом признаться ни мне, ни себе самому.

Я сидела, потирала больную ногу и молчала.

А ведь на моем месте могла оказаться Лора. Милая нежная, но в то же время очень упорная Стэнли. Как бы вела себя она на моем месте? Плакала бы, как она устала, и как ей плохо, или же, наоборот, не подворачивала ноги и не падала бы с откосов, а смело шла вперед, слепо веря своему командиру?

— Почему я? — мой голос напоминал скрип несмазанных

петель, что казался незнакомым даже мне самой.

— Что — почему? — не понял Тайлер.

— Ты как-то сказал, что земляне предложили тебе несколько кандидатов, — напомнила я. — Так почему я?

Он пожал плечами.

— Я уже говорил, мне нужен был второй пилот.

— Я была единственным пилотом из кандидатов?

— Нет.

Мог бы и соврать, что ли, раз так.

— Тогда?

— Морган, — взмолился Александр, казалось, уже из последних сил, — ну чего ты от меня хочешь? Это называется чутье на людей. Я посмотрел несколько досье, и выбрал твое.

Но я не собиралась отставать так просто, если мне суждено умереть в ближайшие сутки, то я, по крайней мере, удовлетворю сполна свое любопытство и получу ответы на все мучавшие меня до этого вопросы.

— Как «Прометей» вообще попал в программу по обмену? Вы ведь не входите в регулярные войска Лондора.

Тайлер приподнял голову, но только затем, чтобы я увидела его недовольную гримасу.

— Ты решила ускорить мой конец?

— Скорее, разнообразить свой, — ответила я чистую правду. — Разве я прошу разглашать военную тайну? Эта информация секретна?

— Да нет, — признал Александр, — просто надо было спрашивать вчера, пока у меня хотя бы язык ворочался.

Тут я, пожалуй, была согласна, мне вчера вечером в ночной прохладе тоже говорилось легче, но сейчас я, честно говоря, опасалась до следующей ночи не дожить.

Однако настаивать я перестала. По сути, это действительно не важно, все не важно…

— Это Рикардо, — Александр заговорил сам, — ему приспичило, мол, у меня получится, и все такое.

— А под «всем таким» он подразумевал рекламный ход: родной брат президента приручил землянку? — догадалась я.

— Поменяй «приручил» на «нашел общий язык», и, я думаю, да, именно это было в его планах.

— Почему тогда ты согласился?

— У меня не было причин отказывать. Я уже говорил, я хотел второго пилота… Ну а ты?

— Что — я?

— Как ты попала в программу обмена?

Я хмыкнула, была бы у меня в пересохшем рту хоть капля слюны, я бы сплюнула.

— Меня никто не спрашивал. Поставили перед фактом: или «Прометей» или в отставку.

— На корабль к ненавистным лондорцам, врагам твоей Родины, — передразнил Александр.

— Не врагам моей Родины, а моим врагам.

В глазах Тайлера промелькнуло понимание.

— Из-за Ника?

— Из-за Ника.

— Но ты ведь понимаешь, что это не я убил твоего брата и никто из

моего экипажа.

Я опустила глаза.

— Понимаю, — и всегда понимала, это ничего не меняет.

Я думала, что Александр продолжит пытаться меня переубедить, настаивать, что моя ненависть к его стране беспочвенна и бессмысленна, но он промолчал. Сидел и думал о чем-то своем.

— Пойдем? — предложила я через несколько минут.

— Куда? У тебя лодыжка распухла.

— Не впервой, — соврала я, — дойду, — по правде говоря, я чувствовала себя немного виноватой, что сама начала эту тему противостояния Земли и Лондора. Мои чувства к лондорцам навсегда при мне, но сейчас, возможно, в последние часы жизни, рядом с лондорцем, на деле оказавшимся неплохим человеком, разговоры об этом были неправильными и ненужными.

Тайлер окинул меня критическим взглядом, и я поняла, моя ложь не прошла.

— Тебе нельзя идти.

— Нести ты меня не сможешь, так что у меня нет выбора, — попробовала я пошутить, но, видимо, мое чувство юмора испарилось из меня вместе с влагой.

— Ты была права, они найдут нас и здесь.

Я не стала спорить, мне на самом деле было больно, и не было сил никуда идти.

* * *

Приближался вечер, третий вечер в пустыне. Мы прожили двое суток.

Не знаю, как так получилось, но каким-то образом я лежала поперек груди Александра, а он накручивал на палец прядь моих окончательно спутавшихся волос. В этом не было ничего интимного и тем более эротического, ни у кого из нас не было сил даже думать на эту тему, все мысли сводились к одному — к воде.

— Я боюсь засыпать, — призналась я, впервые говоря кому-то вслух о своих страхах, но точно зная, что здесь и сейчас человек, находящийся рядом, меня не осудит.

— Тогда не засыпай, — спокойно ответил Тайлер. — Поговори со мной.

— Мы, кажется, уже все обсудили, то, что можно было, и то, что нельзя.

— Интересным людям всегда начнется, что обсудить, — не согласился он со мной.

— А мы интересные?

— Ну я уж точно.

— Хвастун, — были бы силы, я бы его стукнула, но мне было тяжело пошевелить даже рукой.

И тогда мы стали говорить, обо всем и ни о чем одновременно. Александр рассказывал глупые и порой нелепые случаи из своего детства, сначала в семье, потом в приюте, из которого он трижды пытался бежать.

— Куда? — спросила я.

— А черт его знает. В подростковом возрасте важен сам акт протеста, а не его последствия.

Мы смеялись, смеялись, потому что закрыть глаза и замолчать означало сдаться.

Я тоже что-то рассказывала, вспоминала истории из школы и Академии, перед глазами вставали, казалось, давно забытые лица и события. На поверхность извлекалось все, и общеизвестные факты и старые секреты. Главное было одно — говорить и не останавливаться.