Бессмысленная маска
Шрифт:
Рамстан расслабился. Он не желал возвращаться на Валиск, боясь того, что могло скрываться — если это понятие было применимо — в окне. Или оно могло быть в другом окне, связанном с «туннелем», ведущим к окну Валиска. И оно могло появиться неожиданно и без предупреждения атаковать землян.
Корабельные локаторы не засекли столь массивного объекта, как тот, о котором говорила Вассрусс. Следовательно, эта штука могла уйти на алараф-двигателе в другой сектор пространства-времени. Но она могла так же легко вернуться в валисканское пространство и ожидать там. Или появиться в этом секторе в любую секунду.
Рамстан уже выдал кораблю инструкции
Но что, если у этой штуки был своего рода ДВЭ и она может проследить прыжок «Аль-Бурага»?
Тогда корабль мог либо прыгать из туннеля в туннель, известный или неизвестный, либо остаться и сражаться. Образ действий в последнем случае зависел от того, как далеко окажется эта штука, выйдя из туннеля. Если близко, то есть в пределах сотни километров, то останется спасаться бегством. Если штука (или Рамстан должен именовать ее болгом}) будет достаточно далеко, чтобы ее снаряды не смогли поразить «Аль-Бураг» раньше чем через три минуты, то Рамстан использует против нее лазеры, разеры и торпеды, и, как последнее средство, эфиродеструктор.
Все это может уничтожить штуку. Но если она применит свое оружие немедленно после появления в окне, «Аль-Бураг» должен будет нырнуть в другой туннель прежде, чем оно сможет поразить корабль. Болг (итак, он сказал это!) может выплюнуть триллионы снарядов, превратив их в своего рода завесу таких размеров, что «Аль-Бураг» даже на максимальной скорости, возможной для МГ-двигателя, не сможет избежать ее.
Это зависит от скорости снарядов. С какой скоростью они вылетают из болга?
«Попакапью» держался на прежнем расстоянии от земного корабля. Рамстан хотел бы сбросить, а потом резко увеличить скорость, чтобы проверить, сможет ли толтийский корабль состязаться с ними в прямом и обратном ускорении. Но в данной ситуации сохранение энергии было важнее, чем удовлетворение любопытства.
Приказав, чтобы ему немедленно сообщили, если ситуация потребует его присутствия, Рамстан удалился в свою каюту Он вынул глайфу из сейфа и поместил ее на стол под микроскоп. Он не стал смотреть в окуляр. Вместо этого он положил ладони на оба торца яйцеобразного предмета, слегка постучал по нему, а потом с силой сжал. Как будто он мог выжать что-то из глайфы, как будто сила его устремлений могла преобразоваться в силу рук; и исторгнуть из этой вещи слова.
— Болг явился, — тихо произнес Рамстан. — Я видел целую планету, лежащую в руинах, вся жизнь на ней, все животные и растения убиты. Пропал «Пегас», и я боюсь, что виной тому болг. Я вижу призраков из моего детства и слышу голоса. Быть может, эти голоса принадлежат тебе и эти призраки вызваны тобою? Если ты можешь говорить, словно чревовещатель, почему бы тебе не насылать призраков? Говори! Говори, или, во имя Аллаха, я выкину тебя из корабля в космос и отправлю тебя в падение на звезду!
— Это не причинит мне физического ущерба, — отозвался голос его отца. — Я родилась в пламени звезды.
Слова звучали так, словно исходили из уст живого существа, имеющего зубы, губы, язык и нёбо, — из уст человека. Но это не были колебания воздуха, ударяющиеся о барабанную перепонку Рамстана. Они переносились без посредства материи из глайфы в его мозг и были всего лишь определенными импульсами, порождающими электрические конфигурации. Но Рамстану казалось, что в ушах его звучит голос его давно умершего отца.
Теперь, когда он заставил загадочный предмет говорить, сам он не мок сказать ни слова. Сердце его неистово колотилось, и эти удары отдавались в ушах, как будто он лежал на гигантском футбольном поле и мяч вот-вот должен был нанести ему неотвратимый удар.
Сквозь гул в ушах прорвался голос, словно оборвав вибрирующую басовую струну. Но сердце Рамстана все еще продолжало болезненно колотиться.
— Никакого толку нет от того, что ты боишься меня, — сказала глайфа. — Боишься? Нет, благоговеешь. Это более точно. Нет. Это страх, хотя ты боишься не столько меня, сколько самого себя. Ты боишься того, что можешь совершить. Это неправильно, поскольку ты уже сделал то, что боишься сделать. Слишком поздно.
Может ли безголосая вещь хихикать? Да, она это сделала.
— Нет, это не настоящий смех. Я просто вызываю в тебе ощущение смеха. Мне смешно. Не имеет значения. Слишком сложно объяснить. Скажи мне, зачем ты хотел поговорить со мной?
В каком-то смысле глайфа могла читать его мысли. В другом смысле — нет. Она говорила ему, что считала его электрическую матрицу, пульсирующую конфигурацию нервной системы, когда он появился в Великом Храме в столице Толта. Она могла видеть его как скелет из переплетенных светящихся жил, как вихри крошечных звездочек и кометных хвостов. Она вторглась в его разум и составила определенную конфигурацию импульсов, и это заставило Рамстана желать заполучить глайфу так, как он никогда и ничего на свете не желал. Она окутала его облаком пламени, вихрем энергии, который ослепил бы всех вокруг, если бы они могли его видеть. Возможно, какой-то отблеск увидел Бенагур и края облака коснулась Нуоли.
Глайфа обладала огромными возможностями, но и у них были определенные пределы, и одним из ограничивающих факторов было расстояние. До того как терранские астронавты вошли в помещение, где находилась глайфа, она не могла определить, кто из троих ей нужен.
«Я целые зоны ожидала одного, а в итоге получила троих, — говорила глайфа. — Воистину примечательно. Вне всякой вероятности. Но так оно было. Как говорите вы, земляне: „Не было ни гроша, да вдруг алтын“».
Глайфа с самого начала имела возможность говорить с Рамстаном, поскольку он знал урзинт. Но при этом она вынуждена была «использовать» собственный голос Рамстана. В промежутке между первым и вторым ее разговором с ним она изучила терранский и арабский языки. Она могла «видеть» все значения слов и образов, пульсирующих в сознании Рамстана.
По крайней мере так Рамстан объяснил столь быстрое обучение глайфы обоим языкам. Своего объяснения глайфа не дала.