Бессонный патруль (сборник)
Шрифт:
Утро у Нины Петровны начинается как у всех: едет на работу. Но если прежде она связывала свое будущее со школой, с детьми, то теперь воспитатель Янчин входит в зону, обнесенную глухим забором с вышками по углам.
Постепенно Нина Петровна привыкла к необычности обстановки, к строгости распорядка. На первый план выступили люди. Одним сочувствуешь, других и хотелось бы пожалеть, да не стоят они того. Но ни на тех, ни на других нельзя махнуть рукой: и тех и других надо вернуть обществу.
Вместе с администрацией исправительно-трудовой колонии для женщин Янчин взялась за тех, кто казался неуязвимым в своей косности, в прочности привычек и взглядов, толкнувших на путь правонарушений.
Сидоренко — карманница. Ей говоришь, что вор не только берет чужое, но и нестерпимо обижает людей. Она слушает, помалкивает, а в глазах — все смешалось: угодливость, насмешка, цинизм. Как к ней подойти?
Но, говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло: у Сидоренко украли чулки, вещь для женщин необходимую.
Вся в слезах пришла она к начальнику отряда жаловаться.
— Горюете? — удивилась Нина Петровна. — Свое, выходит, терять жалко? А сколько по вашей милости люди горевали?
Опухшая от слез, обескураженная, Сидоренко была куда приятнее Нине Петровне, чем прежняя, угодливо наглая и безразличная ко всему женщина.
Так перед Янчин одна за другой раскрывались уголовные биографии, и скоро она научилась определять, как и почему человек выбился из жизненной колеи.
Казалось бы, что общего между Сидоренко и Людмилой Дударовой? Красивая, властная Дударева любит повелевать, Сидоренко привыкла быть на побегушках. У последней — вечно поток сквернословия, Людмила — сдержана.
А общее у них одно — невежество: начальной школы — и той не закончили.
Людей без образования, без профессии здесь подавляющее большинство, и пробелы образования и воспитания должна восполнять колония. В швейной мастерской осужденные учатся работать. Для них обязательны занятия в вечерней общеобразовательной школе.
Но Людмила Дударева капризничала — учиться не хотела. Сломать ее упорство — значит склонить к учебе многих. Но как?
Долгими часами изучала Нина Петровна дело Дударовой. Людмила была единственной дочерью хорошей женщины. Нет, мать ее не баловала, зато многочисленные тетки наперебой приглашали погостить «прелестного ребенка».
Девочка переезжала из города в город, из школы в школу.
Подруг и друзей у нее не было, и однажды в Караганде у нее появился «воспитатель» — вор. Вкрадчиво и умело он играл на ее влечении ко всему захватывающему и необычному. Постепенно девушка усвоила преступную мораль, по которой счастье — это ловко украсть и шумно погулять в ресторане, блеснуть в своем «обществе».
Нина Петровна наступала на Дударову не спеша, чтобы действовать наверняка. Воспитатели изумлялись ее выдержке.
Как-то к Янчин в кабинет пришел начальник колонии.
Посидел, помолчал, невесело усмехнулся.
— Дударева ждет ребенка, знаете? — спросил он.
— Знаю. Подождем и мы.
Когда Дударева родила, сотрудники Дома младенца сообщили Нине Петровне:
— «Она в смятении, плачет, когда берет дочку на руки. Грубить стала всем».
— Ничего, потерпите, не наказывайте. Пусть привыкнет к своему положению, — посоветовала Янчин.
Нет, не зря оставляют здесь малышей до двух лет.
У скольких безнадежных материнство разбудило человеческое достоинство!
Дударева получила письмо от дружка. Он словно почувствовал ее состояние, решил укрепить свой авторитет.
Вызванная на беседу, она пришла к Нине Петровне и после небольшого разговора призналась :
— Следователь до одного дельца не докопался. А я хочу дочку воспитывать без «хвостов».
— Ну и правильно. Семь бед — один ответ, — пошутила Нина Петровна. — Поможем устроиться в жизни, не сомневайся. Специальности нужной обучим…
Людмила с жадностью слушала эти слова, словно для нее они звучали впервые.
— Щи варить научим, пол мыть, — говорила Нина Петровна. — Не умеешь ведь?
— Не умею…
Когда Дудареву увезли к следователю, по колонии словно волна прокатилась: пошла с повинной! Пример Людмилы подействовал: и другие признавались в нераскрытых преступлениях, чтобы навсегда очиститься от преступного прошлого. Суд учел все, и Дударева вернулась повеселевшая. Откуда и трудолюбие появилось!
…Освободилась Дударева условно-досрочно через три года. Когда Нина Петровна, проводив ее на вокзал, зашла к начальнику колонии, тот шутливо спросил:
— Что же вы не всю зарплату Дударевой отдали?
— Узнали? — весело глянула Янчин. — Да ведь сами понимаете, какие предстоят расходы.
Катерина Селезнева в первый же день, как прибыла в колонию, повела себя вызывающе. Отказывалась подчиняться, дерзила, глядя исподлобья хмурыми, колючими глазами.
В отряде Янчин много таких, которые хотят показать, что им черт не брат. Вскоре выяснилось, что Селезнева еще и картежница. Играла азартно, но за деньгами особо не гналась. Янчин поняла: азарт необходим Селезневой, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей. В ее личном деле Нина Петровна ничего утешительного не увидела: кражи, безделье, пьянство…
Вызвав Селезневу, Янчин спросила:
— Что же тебе, молодости не жаль?
Глядя в сторону, осужденная промолчала. Весь ее вид говорил: «Ни к чему мне эти разговоры». Сама она себе хозяйка. Какой дорогой захочет, такой и пойдет.
— Ну, что же ты молчишь? Сказать нечего?
— Пустой разговор, — буркнула Селезнева. — Жалко или не жалко, вам не все ли равно? А вы своей жизнью довольны? У вас-то молодость не такая уж счастливая была…
«Тут ты права, — подумалось Нине Петровне. — Мою молодость съела война. Пролетела она в туманных лесах, в гнилой болотной воде. Дым, руины, обагренные кровью бинты, убитые старики и дети. Вот моя молодость»…