Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают
Шрифт:
– А ты что сделал? – спросила я.
– Й-й-й-я повернул лицо, вот так, – Фишкин повернул голову влево, – чтобы он меня не узнал. И потом отъехал.
Дома я приготовила чай и взялась за Бальзака. Но от Бабеля было никуда не деться. В одном из предисловий я нашла забавную историю, которую Бальзак рассказывал о своем отце, служившем в начале карьеры клерком у парижского прокурора, и которую вполне можно было бы озаглавить «Моя первая куропатка»: «По обычаю того времени [отец Бальзака] обедал вместе с другими клерками за столом патрона…
9
Т. Готье. Оноре де Бальзак. Пер. С. Брахман (примеч. пер.).
Как и в «Моем первом гусе», юноша приступает к новой работе, живет среди людей потенциально недружелюбной культуры и – через расчленение птицы – добивается того, что его принимают в свой круг и начинают уважать.
Эту историю пересказывает Теофиль Готье в биографии Бальзака (1859). Интересно, думала я, можно ли доказать, что Бабель читал Готье? Потом мои мысли переместились к собственному холодильнику. Тот оказался пуст. Я села в машину и уже ехала по Эль-Камино-Реал, когда зазвонил телефон. Несмотря на задорность мелодии, на экране светилось: ФРЕЙДИН.
– Профессор Фрейдин! Какой приятный сюрприз!
– Элиф, привет. Не знаю, насколько этот сюрприз приятен, но ты права, это Гриша.
Фрейдин звонил с ужина для участников конференции. Ему было неудобно из-за отсутствия аспирантов.
– Тебя нет. Фишкина нет. Джоша нет. Никого нет. Это выглядит… ну… странно. Как-то неловко.
– Но нас никто не приглашал, – указала я.
Молчание.
– Понимаю. Вы ожидали, что вас пригласят.
Развернув машину, я направилась в факультетский клуб.
За тремя из четырех столов в зале мест не было, а за четвертым никто не сидел. Пока я раздумывала, не сесть ли мне там в одиночестве, меня заметил Фрейдин и освободил место между собой и Джанет Линд, профессором, под чьей редакцией выходил первый английский перевод конармейского дневника. Кроме нас за столом сидели Натали Бабель, упомянутая американская журналистка, Вернер Платт, профессорша литературы из Будапешта и переводчик, который недавно опубликовал первое английское издание избранных работ Бабеля.
Фрейдин представил меня Джанет Линд и предположил, что мы, возможно, захотим поговорить о «Кинг-Конге». Как вскоре выяснилось, о «Кинг-Конге» нам друг другу сказать практически нечего. Какая-то искра в нашем разговоре появилась было, но ее быстро погасила
– Джанет, – произнесла в итоге Натали своим бездонным голосом, – Это правда, что ты меня презираешь?
Джанет Линд повернулась к ней.
– Прошу прощения?
– Правда ли, что ты презираешь меня?
– Не могу вообразить, что навело тебя на такие мысли.
– Я говорю это, потому что хочу знать, правда ли, что ты меня презираешь?
– Это чрезвычайно странный вопрос. Что внушило тебе эту идею?
– Просто, думаю, тебе передали, что я – злобная старая ведьма.
– Совсем удивительно. Тебе кто-то что-то сказал? – Линд слегка нахмурилась. – Мы же с тобой практически не общались.
– Все равно у меня такое впечатление, что ты меня презираешь.
Этот диалог длился дольше, чем можно было бы счесть возможным, поскольку Джанет Линд по тем или иным причинам не собиралась, очевидно, заверять Натали в отсутствии презрения. Переводя взгляд с Линд на Бабель, я вдруг поняла весь смысл строчки из песни группы «Смитc»: «Одни девушки крупнее других». Дело не в том, что лицо у Натали было физически больше, – просто она наглядно демонстрировала, что прибыла сюда из иного места и иного времени, оттуда, где человеческие мерки тоже были иными, крупнее.
– Ну ладно тебе, Натали, – вмешался Фрейдин.
Она пронзила его взглядом своих глубоких слезящихся глаз.
– Понимаешь, некоторые меня в самом деле презирают… – Она вздохнула и указала на два бокала: – Который из них мой?
– Они оба твои.
– О! Я ничего не вижу. В каком из них вода?
– Похоже, в обоих – белое вино.
Натали уставилась на него.
– И зачем мне два бокала вина?
– Ты говоришь так, будто это плохо. На твоем месте я стал бы думать: «Наверное, это награда мне за что-то очень хорошее». Кстати, а вот и твой бокал с водой.
– Ага. – Натали выпила воды.
Последовало долгое молчание.
– Итак, – обратился к Фрейдину Платт, когда официанты стали разносить основное блюдо. – Я слышал, что в Штатах падает число заявлений на славянские отделения.
– Правда? Возможно.
– А здесь, в Стэнфорде, вы это ощущаете?
– Я бы сказал, в последние годы у нас была весьма неплохая зачисляемость.
– А аспиранты? У вас их много? Я их почему-то не видел.
– Вот Элиф, – сказал Фрейдин. – Одна из наших аспиранток.
В течение нескольких секунд Платт разглядывал меня поверх очков и снова повернулся к Фрейдину.
– Да. Один экземпляр я вижу. А другие есть?
Тем временем нам уже подавали какие-то котлеты, плавающие в море сливочного масла. Они, похоже, повергли в уныние всех. Венгерская профессорша даже вернула свою порцию на кухню с подробными инструкциями. Через несколько минут порция вернулась без всяких заметных невооруженным глазом доработок.
Ближе к окончанию приема пищи Лидия Бабель встала из-за стола, подошла сзади к стулу Натали, обняла ее за плечи и потрепала по голове.