Бетагемот
Шрифт:
«Интересно, — думает Кларк, — а что бы она сказала сейчас, видя этих диких животных».
Хотя, если подумать, это зрелище вряд ли так уж сильно впечатлило бы ее. Она же была дочкой корпа. Ей еще и восьми не исполнилось, а девочка, наверное, уже дважды совершила кругосветное путешествие. А возможно, у нее была и собственная лошадь.
Табун в панике несется вдоль песчаного берега. «Что они здесь делают?» — с удивлением думает Кларк. Сейбл трудно было назвать островом и до того, как поднявшееся море разделило его; он всегда был лишь чрезмерно разросшейся песчаной дюной, медленно
— Тут и тюлени есть. — Лабин проводит рукой вдоль берега на север, хотя то, что он видит, находится слишком далеко, чтобы Кларк могла увидеть это невооруженным глазом. — А еще птицы. Растительность.
Диссонанс сказанного дошел до нее.
— Откуда такой интерес к живой природе, Кен? Ты вроде никогда особо ее не любил.
— Тут все здоровы, — отвечает он.
— То есть?
— Трупов нет, скелетов тоже. На вид тут даже никто не болеет. — Лабин стаскивает с головы бинокуляр и прячет его в поясную сумку. — Трава слишком коричневая, но мне кажется, это нормально.
По тону его речи она догадывается, что он разочарован... но чем?
Тут до нее доходит. Бетагемот. Он его ищет. Надеется найти. На суше мир сжигает зараженные зоны... по крайней мере, маленькие, где есть надежда сдержать микроб в обмен на жизни и землю, потерянные в пламени. В конце концов, Бетагемот угрожает всей биосфере; никто не испытывает волнения по поводу сопутствующего ущерба, когда ставки настолько высоки.
Но на Сейбле все жизнеспособно и нормально развивается. Сейбл не сгорел. А это значит, что разрушение платформы никак не связано с экологической обстановкой.
Кто-то охотится за ними.
Кем бы они ни были, Кларк не может реально обвинять их. Она умирала бы здесь вместе со всеми остальными, если бы у корпов все получилось. Атлантида была построена только для Движущих и Сотрясающих мир; для элиты такие как Кларк и вся ее компания были просто группой тех, кого двигали и трясли. Вот только Ахилл Дежарден сказал им, где идет вечеринка, чтобы они могли попасть на нее, прежде чем выключат свет.
Так что, если это гнев тех, кого оставили на произвол судьбы, едва ли Кларк может выражать недовольство. Они даже целятся правильно. Бетагемот, в конце-то концов, это ее вина.
Она оглядывается, рассматривая обломки. Кто бы это ни сделал, с Дежарденом им не сравниться. Они не плохи, далеко нет; им хватило сообразительности вычислить примерные координаты «Атлантиды». Они основательно перетряхнули Бетагемот, и с получившимся вариантом модифицированный иммунитет обитателей станции ничего поделать не мог. Они высеяли Бета-макс в правильной области, и одно это уже могло принести им победу, судя по количеству тел, которое уже набралось, когда «Вакита» отправилась в путь.
Но гнездо они так и не нашли.
А Дежарден — ему потребовалось меньше недели на то, чтобы просеять триста шестьдесят миллионов квадратных километров морского дна и вывести точный набор широты и долготы. Он не только нарисовал мишень, но дернул за необходимые струны, замел следы и помог рифтерам добраться до станции.
«Ахилл, друг мой, — думает Кларк. — Как же нам пригодилась бы сейчас твоя помощь». Но Ахилла нет в живых. Он погиб во время Рио. Статус лучшего правонарушителя УЛН не спасает, когда на голову падает самолет.
Вполне возможно, его убили те же самые люди, которые тут все сожгли.
Лабин идет назад вдоль платформы. Кларк следует за ним. Ветер налетает со всех сторон, холодный и колючий; она могла бы поклясться, что он проникает даже сквозь гидрокостюм, хотя, наверное, у Лени всего лишь разыгралось воображение. Где-то рядом случайно образовавшийся туннель из труб и листов обшивки под ветром стонет так, словно внутри спрятались привидения.
— А какой сейчас месяц? — спрашивает она, стараясь перекричать шум ветра.
— Июнь, — отвечает Лабин, направляясь к вертолетной площадке.
Кажется, сейчас намного холоднее, чем должно быть в это время. Может, после того как Гольфстрим прекратил свое существование, такая погода теперь сходит за теплую. Кларк никак не могла толком понять этот парадокс: как глобальное потепление может превратить Восточную Европу в Сибирь...
Металлическая лестница ступени ведет наверх, к взлетно-посадочной площадке. Но Лабин, дойдя до нее, не поднимается, а припадает на одно колено и внимательно рассматривает нижнюю часть ступенек. Кларк тоже наклоняется. Она ничего не видит — только исцарапанный, окрашенный металл.
Лабин вздыхает:
— Тебе лучше вернуться.
— Даже и не думай.
— Если ты пойдешь дальше, я не смогу вернуть тебя. Я предпочту задержаться еще на сорок шесть часов, но не допустить, чтобы кто-то задерживал меня на суше.
— Мы уже об этом говорили, Кен. С чего ты решил, что сейчас меня будет легче переубедить?
— Дела обстоят хуже, чем я ожидал.
— Насколько? Сейчас и так конец света.
Он указывает на проплешину под ступенькой: там соскребли краску.
Кларк пожимает плечами:
— Я ничего не вижу.
— Вот именно.
Лабин поворачивается и возвращается назад, к опаленным руинам будки управления. Лени спешит за ним.
— Ну так что?
— Я оставил там запасной самописец. Он похож на заклепку. — Демонстрируя размер, Лабин сдвигает вместе большой и указательный пальцы, оставляя между ними едва видимый просвет. — Я даже специально закрасил его. Я сам никогда бы его не заметил. — Кен проводит пальцем воображаемую линию между будкой и лестницей. — Отлично выбранная зона прямой видимости, позволяющая минимизировать потребление энергии. Всенаправленная передача: место нахождения источника сигнала определить невозможно. Памяти хватило бы на неделю обычных переговоров, а также на любой сигнал, который они могли послать нам.