Бетагемот
Шрифт:
— Не слишком-то много, — замечает Кларк.
— Это устройство не было предназначено для долговременной записи. Достигнув лимита, оно писало новую информацию поверх прежней.
Значит, черный ящик. Запись недавнего прошлого.
— То есть ты ожидал, что случится что-нибудь подобное, — предполагает она.
— Я рассчитывал, что, если что-то произойдет, я, по крайней мере, смогу получить какую-то запись о том, что случилось. Я не ожидал, что самописец пропадет, так как больше никто о нем не знал.
Они возвращаются в радиорубку. Почерневший дверной косяк по-прежнему
Что-то хрустит и трещит там, где находится ее лодыжка. Она смотрит вниз. Ступня завязла в обугленной грудной клетке; Лени выдергивает ногу из дыры, проломленной в грудине, чувствует подошвой шишки и выпуклости позвонков — хрупкие, крошащиеся от малейшей тяжести.
Если сохранились череп или конечности, они, наверное, погребены под обломками.
Лабин наблюдает за тем, как она высвобождает ступню из человеческих останков. Под его линзами что-то блестит.
— Тот, кто стоит за этим, — говорит он, — потолковее меня.
На самом деле его лицо не столь бесстрастно. Оно кажется таким тем, кто его не знает. Но Лени, до известной степени, научилась читать Лабина и сейчас видит, что он не встревожен и не огорчен. Кен вдохновлен.
Она непоколебимо кивает:
— Значит, тебе пригодится любая помощь, — и следует за ним.
Казалось, будто они вышли из земли. Иногда вполне буквально: немало народу жило в канализации и дренажных трубах, словно несколько метров бетона и земли смогут удержать то, что небо и земля не сумели остановить. Но, по большей части, люди просто так выглядели. Передвижной лазарет Таки Уэллетт останавливался на перекрестках муниципальных дорог возле скоплений обветшалых и по виду необитаемых домов и торговых центров, из которых, тем не менее, сочился вялый ручеек изможденных местных жителей, они уже давно утратили надежду, а воли им хватало только на механическое существование до самой скорой смерти. Здесь жили неудачники без связей, так и не перебравшиеся в ПМЗ [20] . Бывшие скептики, которые поняли, что им реально грозит, лишь в тот момент, когда было уже слишком поздно. Фаталисты и эмпирики, которые смотрели в прошлое столетие и удивлялись, почему конец света пришел только сейчас.
20
Постоянно милитаризованная зона.
Здесь жили люди, которых едва ли стоило спасать. Така Уэллетт старалась изо всех сил. Она была человеком, который едва ли подходил на роль спасителя.
В кабине играл Россини. К Уэллетт, пошатываясь, направлялась следующая пациентка, когда-то ее назвали бы пожилой: кожа обвисла; конечности почти не двигаются. Женщина ходила, словно ей управлял вышедший из строя автопилот. Одна подогнулась, когда женщина подошла ближе, от чего все ее больное тело перевалилось на одну сторону. Уэллетт уже кинулась к ней, но больная в последний момент сумела
Правая рука напоминала инфицированную клешню, согнутую вокруг незаживающей, сочащейся раны.
Уэллетт не стала обращать внимание на серьезные повреждения и сосредоточилась на мелких: две меланомы видны на левой руке, в правой — судороги, от раны в ладони к запястью тянется темная сетка, похожая на следы сепсиса. Привычные признаки недоедания. Половина симптомов могла возникнуть из-за Бетагемота, но ни один не указывал на него прямо. Эта женщина ужасно страдала.
Уэллетт постаралась профессионально улыбнуться, хотя это у нее всегда получалось плохо.
— Посмотрим, можем ли мы вам как-либо помочь.
— Это хорошо, — ответила женщина, мечтательно глядя на звезды.
Уэллетт попыталась проводить ее к фургону, поддерживая одной рукой в перчатке (ей, конечно же, на самом деле перчатки не требовались, но сейчас было нелишним напомнить людям о таких вещах). Женщина отпрянула при первом же прикосновении и...
— Это хорошо. Это хорошо...
...словно натолкнулась на какую-то невидимую стену и упала; она пристально смотрела на небо, совершенно забыв о существовании земли.
— Все хорошо.
Уэллетт отпустила ее.
Следующий пациент был без сознания и не мог самостоятельно передвигаться, даже если бы и пришел в себя. Его принесли на самодельных носилках, тело походило на сочащийся пазл из ран и судорог, нервы и внутренние органы закоротило, они решили не дожидаться, когда остановится сердце, и начали гнить. Приторный, слащавый запах застаревшей мочи и экскрементов окутал человека словно саван. Почки и печень соревновались друг с другом в том, кто убьет его первым. Така понятия не имела, кто будет победителем.
Какой-то мужчина и два ребенка неопределенного пола притащили к ней этот еще дышащий труп. Их лица и руки были не покрыты то ли по забывчивости, то ли от пренебрежения к бестолковым и бесполезным мерам самозащиты, о которых постоянно говорили общественные службы.
Она покачала головой.
— Сожалею. Но он при смерти.
Они не отводили от нее глаз, полных отчаянной надежды, граничащей с безумием.
— Я могу убить его ради вас, — прошептала она. — Могу кремировать. Это все, что я могу сделать.
Они не сдвинулись с места.
«О Дейв. Благодарю Господа, что ты умер не дойдя до такого...»
— Вы понимаете меня? — спросила Уэллетт. — Я не могу его спасти.
В этом случае не было ничего нового. Когда дело касалось Бетагемота, Така не могла спасти никого.
Хотя нет, могла, конечно. Если бы решила покончить жизнь самоубийством.
Защита от Бетагемота сводилась к скрупулезному выполнению серии болезненных генетических модификаций, линия сборки занимала несколько дней, — но технических причин, почему нельзя весь комплекс упаковать в передвижную установку и не отправить в поле, не было. Не так давно несколько человек так и поступили. Их разорвала на куски толпа людей, слишком отчаявшихся, чтобы ждать своей очереди; не верящих, что предложение превысит спрос, стоит только немного потерпеть.