Бей-беги: Наше время. История английского футбола: публицистические очерки
Шрифт:
Команда мгновенно приняла Киннейра. Он поощрял любые проделки, хотя умел быть требовательным. Джо смеялся громче всех, когда жертвой розыгрыша становился он сам. Во время первого совместного выезда игроки традиционно умыкнули кровать из его номера и, как оказалось, выбросили ее на улицу. Киннейр, опасаясь, что руководство гостиницы поднимает скандал, если он заявит о пропаже кровати, спал на полу. «Если все эти безумства помогают нам победить, значит, так и будет», — заявил Джо прессе. Он сам делал все, чтобы вернуть команде атмосферу «банды психов». Например, предложил игрокам после каждого матча выбирать… худшего. В качестве наказания несчастный шел в Национальный театр на постановку пьесы Антона Чехова «Дядя Ваня». Кроме того, Киннейр стал инициатором возвращения в команду Винни Джонса. «Многие удивляются, зачем мне это. Но нам нужны ребята с крутым характером, а Винни именно такой», — объяснял менеджер. Сэм Хаммам был в восторге от Киннейра, видя, как он сумел преобразить команду, как он сам способен на безумства, защищая «Донс» — количество
Кроме того, Киннейр пытался постепенно перестроить манеру игры «Уимблдона». Он считал опасной затеей следовать тактике длинных передач и навесов ради поддержания имиджа клуба. Соперники находили противоядие, к тому же летом 1994 года Джон Фашану, ради которого мяч и загружался «в этот гребаный миксер», перебрался в «Астон Виллу» (вскоре подозрение в организации фиксированных результатов поставит на игровой карьере Фаша жирный крест). «Донс» начали играть в пас, держали мяч на земле, даже шокировали всех победой в номинации «Фэйр-плей» в одном из сезонов, однако неукротимый дух, неуступчивость и жесткость никуда не делись. Винни Джонс заботился об этом, получая дисквалификацию за дисквалификацией и регулярно устраивая скандалы.
Команда Джо Киннейра демонстрировала неплохие результаты, дав основание мечтать о месте в еврокубках. В сезоне 1993/94 «банда психов» стала шестой, а Джо признали «Тренером года». В «Уимблдоне» появились добротные исполнители — Эфан Экоку, норвежец Ойвинд Леонардсен, Мик Харфорд, Дин Холдсворт, Уоррен Бартон, совсем еще молодые Джейсон Юэлл и Карл Корт. Нет, этого было недостаточно, чтобы сражаться за чемпионство, и Сэм Хаммам ничем не рисковал, когда пообещал болельщикам в случае завоевания титула бесплатные сезонные абонементы. Но чтобы «запугать до смерти кучку иностранцев» (мечта Киннейра), можно было рассчитывать. В сезоне 1996/97 «Донс» рвались в Европу по трем направлениям, однако на финише потерпели неудачу на каждом из них: восьмое место в чемпионате и поражения в полуфиналах Кубка Англии и Кубка Лиги. Впрочем, «Уимблдон», невзирая на все усилия менеджера и команды, не мог прыгнуть выше головы. В марте 1996 года, когда «Донс» опустились во вторую половину таблицы, Джо после «домашней» победы над «Ноттингемом» со счетом 1:0 жаловался: «Моя команда ненавидит «Селхерст Парк». Это как играть в футбол в морге. Чем скорее мы переберемся в Дублин, тем лучше».
Брошенная в отчаянии фраза подтвердила опасения болельщиков насчет слухов о переезде клуба. Слишком много их появилось в то время, чтобы не поверить в это. Обещания Сэма Хаммама «непременно вернуться в Мертон» так и оставались обещаниями. Из года в год разговоры о модернизации «Плау Лейн» или строительстве нового стадиона на месте арены для собачьих бегов, где «Донс» даже провели несколько тренировок, оказывались пустыми. В конце концов Сэм за 9 млн фунтов продал «Плау Лейн» сети супермаркетов Safeway, а спустя несколько лет на месте колыбели «банды психов» появились жилые дома. Болельщики даже перестали реагировать на очередные порции информации о слиянии с «Кристал Пэлас», потому что возникали все более пугающие варианты. Писали, что валлийский бизнесмен Питер Томас предложил Хаммаму приютить беспризорный клуб в столице Уэльса, чтобы делить стадион с «Кардифф Сити». Ходили слухи об аналогичных вариантах с «Блэкпулом», «Халлом» и «Уиганом» (здесь, на потеху всем острословам, «Уимблдон» должен был играть на одном стадионе с регбистами). Однако наиболее настойчиво разрабатывалась ирландская тема. Консорциум, в который помимо местных бизнесменов входили бывший игрок «Манчестер Юнайтед» и журналист Эмон Данфии менеджер легендарной рок-группы U2 Пол Макгинесс, предложил вложить в «Донс» 110 млн фунтов и перевезти команду в Дублин. Ирландские болельщики получили бы возможность наблюдать за матчами Премьер-лиги воочию, а не по телевизору и наверняка обеспечили бы команде большую посещаемость, нежели на «Плау Лейн» или тем более на «Селхерст Парк». Так сказать, коренные болельщики «Уимблдона» пришли в ужас — тут непросто добраться из одного района Южного Лондона в другой, а что будет, когда команда переберется в Дублин!
Впрочем, эта идея встретила жестокое сопротивление по оба берега Ирландского моря. Премьер-лига предупредила Сэма Хам-мама, что «Уимблдон» мгновенно лишится своего статуса, если переедет в другую страну. Ирландские футбольные чиновники переживали по поводу и без того невеселой посещаемости матчей своего чемпионата. И тем не менее Хаммам с Киннейром понимали, что в стремительно богатеющей Премьер-лиге «Уимблдон» обречен, если все будет оставаться так, как есть. Да, клуб стал больше получать от телевидения и спонсоров, однако при этом вырос уровень зарплаты игроков, выросли цены на трансферном рынке, а после введения правила Босмана «Донс» вынуждены были бесплатно отпустить некоторых своих футболистов, потеряв немалую часть доходов. «Проблема заключалась в том, — считает журналист Мэтт Аллен, — что Сэм и Джо приглашали звезд Премьер-лиги, чтобы играть перед аудиторией низших дивизионов». В программке к одному из матчей Хаммам написал: «Если клуб не будет действовать быстро, в новых условиях он окажется на обочине». Каждый день «Донс» теряли по 500 фунтов.
Летом 1997 года «Уимблдон» нашел наконец двух щедрых инвесторов. Это были норвежские бизнесмены Кьель-Инге Рокке, один из пяти самых богатых людей в Европе,
Невзирая на поддержку норвежцев, «Уимблдон» после успешного сезона 1996/97 увяз среди претендентов на вылет. В январе 1999 года Джо Киннейр потратил 7,5 млн фунтов на приобретение форварда «Вест Хэма» Джона Хартсона. Это произвело сенсацию, потому как доселе Джо за все годы работы едва ли потратил больше 12 млн фунтов. Продавал «Уимблдон» на большую сумму, иначе выживание вообще было бы невозможным, а вот покупать клуб предпочитал «неограненные алмазы». И тут — такие деньги… Хартсон имел репутацию игрока свирепого, что, в принципе, было нужно Киннейру после того, как Винни Джонс стал играющим тренером «Куинз Парк Рейнджере». Однако на закате карьеры в «Вест Хэме» Джон оказался замешанным в неприятный скандал, когда игровой инцидент на тренировке, заснятый болельщиками, стал достоянием общественности. Она содрогнулась, увидев, как валлиец с размаху ударил ногой по голове своего товарища по команде Эйяла Берковича. Но Киннейр не колебался ни секунды, он был уверен, что валлиец поможет команде стать лучше, чем в прошлом сезоне (16-е место). И хотя Хартсон только ближе к концу турнира забил два мяча, долгое время именно так и было: «Уимблдон» держался в районе пятого-шестого места, то есть претендовал на зону еврокубков, когда случилась трагедия.
Третьего марта 1999 года «банда психов» играла на поле «Шеффилд Уэнсдей». Еще в автобусе по дороге на стадион клубный врач Стив Аллен заметил, что Джо Киннейр неестественно сильно потеет. Он дал менеджеру таблетку, но когда Джо после разминки шел в раздевалку, чтобы сделать установку на матч, с ним случился сердечный приступ. Киннейру повезло, что рядом оказался доктор «Уэнсдей», который мгновенно разобрался в ситуации, сделал укол, дал кислородную подушку и вызвал скорую помощь. «Донс» кое-как выиграли тот матч (2:1), но эта победа стала для них последней в сезоне — в оставшихся одиннадцати турах без своего менеджера команда набрала только два очка и скатилась на то же 16-е место. Летом Джо попросил Сэма Хаммама подыскать ему замену — на тренерский мостик он сможет вернуться только два года спустя. Хаммам был в растерянности, ведь для него Киннейр был не просто менеджером команды, а «другом, лучшим другом на всю жизнь».
На бумаге назначение Эгила Ольсена казалось оправданным решением. Под руководством этого специалиста сборная Норвегии в середине 1990-х годов из аутсайдера превратилась в одну из самых успешных сборных Европы. Демонстрируя стиль игры, близкий к стилю «банды психов», норвежцы при Ольсене выиграли 47 матчей из 89-ти. Они пробились через сито отборочных матчей к ЧМ-1994, оставив за бортом сборную Англии, а спустя четыре года даже вышли в плей-офф Мундиаля. Норвежские владельцы одобрили выбор Хаммама. Бьорн-Руне Гьелстен заявил, что результаты Ольсена говорят сами за себя, а самое главное — ему близок стиль «Уимблдона».
Однако уже с самых первых дней в клубе Эгил вызвал совсем не ту улыбку, к которой привыкли в клубе. Жалуясь на артрит и боясь промочить ноги, он везде ходил в резиновых сапогах. Пресса потешалась над ним сначала сдержанно, а затем, когда результаты становились все хуже и хуже, в открытую. Хотя Ольсен отдавал предпочтение длинным передачам, его подход к моделированию игры в корне отличался от привычного в «Уимблдоне». Например, он отказался от персональной опеки в пользу зонального построения обороны. Потом неожиданно перевел на фланг полузащиты высокого форварда Карла Корта и перешел к схеме с одним нападающим. Ольсен требовал от команды действовать осторожно и наверняка, но такая манера игры на фоне интенсивного футбола в Англии означала, что «Донс» попросту отказались от атаки, и отрезанный от команды единственный форвард был беспомощен. Пытаясь заставить свою систему работать, Ольсен начал массовые закупки скандинавских игроков. За короткий срок в «Уимблдоне» появились Торе Педерсен, Тронд Андерсен, Мартин Андресен, Хер-манн Хрейдарссон, Чьетиль Велер и Андреас Лунд. Иностранцы не смогли влиться в «банду», и внутри команды возник раскол. Когда составу, особенно такому специфическому, как «банда психов», нужна была сильная эмоциональная встряска, Ольсен предпочитал читать команде научные лекции о системе игры. «Мы просто не поняли, что начались проблемы, — делится Карл Корт. — Джо Киннейр всегда умел поставить каждого из нас на место, указать на наши ошибки, а теперь мы стали привыкать к поражениям и спокойно говорили о вылете».