Без маски
Шрифт:
— О, как это, должно быть, вкусно — картофель с селедкой…
Три вилки с жирными, аппетитными кусками сельди застыли в воздухе. Прошло несколько секунд, пока этот доверительный шепот достиг их сознания. И уши их запылали от стыда. Эта интонация, этот дрожащий голос были знакомы им еще с тех времен, когда они сами ходили подтянув животы и глотая голодную слюну.
Девушка сидела в одиночестве, раскачиваясь на стуле и сложив на коленях руки. Большие удивленные глаза неотрывно смотрели на занятых едою мужчин. В глазах не было мольбы, но губы дрожали,
Кай слегка повернулся, стул чуть заскрипел под тяжестью его тела, и в следующее мгновение девушка уже сидела за их столом, потирая плечи после медвежьей хватки Кая. Стиг уже возвращался от стойки с еще одним дымящимся блюдом в руках.
— Ешь! — коротко сказал Кай.
Она робко поковыряла вилкой и улыбнулась неуверенной, заученно кокетливой улыбкой. Она старалась держаться вызывающе развязно.
— Ешь, дитя, — сказал Кай. — Не представляйся!
Девушка вздрогнула. И сразу же стала естественной и простой. Время от времени она по-детски вытирала рот тыльной стороной руки.
Насытившиеся и довольные, они принялись за кофе.
Стиг хотел налить ей в чашку немного пунша из своей фляги, но она покачала головой:
— Не надо… Пока еще не надо, — прибавила она. — Ты скульптор? — спросила она Кая.
— Нет, — ответил тот. — Я был художником; он — критик, а вот он — писатель. Как видишь, все бездельники.
— Я так и думала, — сказала она удовлетворенно. — У вас какая-то неприятность, иначе я не стала бы за вами наблюдать. Спасибо за угощение. У меня нет работы, на прошлой неделе меня уволили…
Она вдруг запнулась.
Девушка всё время обращалась к Каю. Она не сводила с него внимательных, оценивающих глаз. Если бы взгляд ее не был так наивен, он мог бы показаться раздражающе-назойливым. Девушка как будто прислушивалась к тому, что происходило в душе Кая, и Кай всё беспокойнее ерзал на стуле. От его непоколебимой самоуверенности не осталось и следа. Сигурд с изумлением заметил, что на висках у Кая показались капли пота.
— Ты знаешь меня? — спросила девушка почти умоляюще. — Не правда ли?
— Ну, конечно же, черт побери! — вырвалось у Кая. — Я знаю тебя очень хорошо, хотя до сегодняшнего дня в глаза тебя не видел.
— А не всё ли равно? — сказала она так, словно они обсуждали какую-то старую проблему, касающуюся их обоих. Вдруг девушка положила сильные, цепкие пальцы на левую руку Кая.
— Можно? — спросила она и, не дожидаясь ответа, чуть отодвинула рукав у левого запястья. В нескольких сантиметрах от кисти темнело родимое пятно с тремя черными волосками. Девушка удовлетворенно улыбнулась, осторожно погладила волоски и надвинула обратно рукав. Пальцы Кая дрожали. Он испуганно отпрянул, когда девушка испытующе посмотрела ему в глаза.
Стиг и Сигурд безмолвно наблюдали за происходящим. У них было такое чувство, будто они и пошевелиться не смеют без разрешения этой удивительной девушки.
Спустя некоторое время они ушли. Девушка продолжала сидеть за столом и с легкой улыбкой глядела им вслед. На улице Кай вдруг вспомнил, что забыл в кафе свои рисунки. Он извинился и поспешил обратно.
Они встретились с Каем только через год…
Однажды поздним вечером Стиг и Сигурд стояли на площади Ратуши. Время близилось к полуночи. Скоро должна была появиться толпа газетчиков с завтрашним выпуском «Политикен».
Вдруг из-за фонаря вынырнула знакомая коренастая фигура. Кай остановился и поздоровался так, будто они расстались только вчера.
— Пошли! — коротко сказал он.
Кай жил в старой части города. Здесь он снимал просторную мансарду в доме, смахивавшем на бывшую конюшню. Кай часто менял жилье.
Она открыла дверь и поздоровалась с ними, как со старыми друзьями. Да, всё ясно. Этого и следовало ожидать. Но теперь уже не нужно было пристально вглядываться в нее, чтобы разглядеть ее изумительную красоту. В сущности, она не была красавицей, но вместе с тем казалась необыкновенно привлекательной. Стиг сразу же стал разглядывать стены. Они были пусты. Ни одной картины. Стиг сердито покачал годовой.
Она вышла из кухни, неся четыре прибора и еду.
— Само собою, ты ожидала нас именно сегодня, — сказал Стиг раздраженно. — Может быть, ты даже знала, что на мне будет желтый галстук?
— Ешь, дитя, — слазала она таким тоном, что Стиг сразу умолк.
Она принесла несколько бутылок вина. Кай говорил главным образом о погоде. Время шло. Стиг вертел в руках фруктовый нож; чувствовалось, что еще немного, и он всадит его в хозяина дома.
Только на рассвете Кай поднялся, выбил из трубки золу и равнодушно сказал:
— Да, я ведь забыл вам кое-что показать.
Кресло Стига покатилось по полу, фруктовый нож со звоном упал на стол. Они пошли вслед за Каем по длинному коридору. И вот они вошли в мастерскую. Все стены были увешаны картинами. Кай стоял молча, покусывая нижнюю губу. Стиг огляделся и застыл с вытянутым лицом. Глаза его медленно переходили с одной картины на другую. Он молча двинулся вдоль стен.
Здесь было тридцать или сорок портретов. И на всех была она. Она, и в то же время не она. Здесь были воплощены тысячи женских судеб, — женщины на вершине счастья, и женщины на краю отчаяния. Женщины гордые и жалкие, чистые и познавшие любовь, юные и зрелые. И хотя сходство с нею было поразительным, трудно было сказать, что именно она послужила моделью для этих женщин, вобравших в себя все оттенки человеческих страстей.
Это была она, и в то же время не она. Мужчины обернулись и стали глядеть на нее, словно только сейчас увидели. Она выросла в их глазах и казалась необыкновенной. Двое мужчин стояли потрясенные, задумчиво глядя перед собой.
Наконец Стиг тряхнул головой.
— М-да… — пробормотал он. Затем положил руку на одну из картин и вопросительно взглянул на Кая.
— Нет, не сейчас еще, — быстро и испуганно сказал Кай. — Пусть они немного побудут со мной. Но когда-нибудь я обязательно должен буду отдать их людям.