Без Надежды
Шрифт:
Наташа вновь вцепилась в мою шевелюру, а я уже переключил внимание с пупка на кружевные бордовые трусики, чудом еще продолжавшие удерживаться на уровне бедер, но все-таки слегка приоткрывшие моему взору верхний участок поросшего темными волосиками лобка. Я захватил губами эти волосики, легонько дернул сначала за них, потом за резиночку трусиков и принялся ласкать языком и губами гладкую загорелую кожу стройных Наташкиных ног, постепенно смещаясь все ниже и ниже к белым наклейкам из пластыря на коленках.
А следом скользили бордовые трусики, увлекаемые моими руками вниз.
Наташа переступила ногами, стряхнула
Ха! Так сексом я еще не занимался! Что там гитары и арбалеты по сравнению с этим!
– А может, пойдем на кровать? – предложил я, пытаясь устроиться поудобнее под стыдливо застывшей на мне голой Натальей. – Там, пожалуй, удобнее. А то здесь как-то не так.
– Да-а-а, доигрались. – Наталья моментально пришла в себя и смущенно попросила: – Отвернись, дай накинуть халат. Я стесняюсь.
Отворачиваться мне было некуда, я просто закрыл глаза. И заметил, продолжая лежать на полу:
– Еще полминуты назад ты не стеснялась.
– Я отключилась. У меня поехала крыша. – Наталья поднялась, и я слышал, как она шебаршится рядом со мной, собирая разбросанные предметы одежды: бордовые трусики, халатик и тапочки. – Странно, но раньше такое случалось со мной лишь несколько раз. И только с одним человеком, которого я очень любила. И то не так сразу, как с тобой.
– Значит, ты любишь меня еще больше, – ляпнул я и услышал, как Наташа хихикнула.
– Не-е-ет, Денис! Любовь надо еще заслужить! – с пафосом продекламировала она.
– А я-то уж, глупенький…
– У тебя, глупенького, по последним моим наблюдениям довольно высокие шансы на это. Так что можешь принять к сведению. Вот только не зазнавайся. И открывай глаза – уже можно. И поднимайся. Или будешь валяться на холодном полу до утра?
– Предпочитаю кровать, – нахально заявил я, принимая вертикальное положение. И еще более нахально продолжил: – Надеюсь, она у тебя не очень амортизирует…
Кровать у Натальи оказалась что надо. Довольно широкая для бурных плотских утех, с двумя ароматными, набитыми свежим сеном подушками.
Правда, прежде чем сдаться на мои уговоры и все-таки уложить меня спать, Наталья долго и настойчиво пыталась скормить мне еще одну чашечку кофе. Потом, после того, как я ее еще раз как следует поцеловал, безнадежно махнула рукой, сдернула с кровати цветастое покрывало и, застенчиво улыбнувшись, щелкнула выключателем.
– На хрена?
– А зачем тебе свет? Все, что надо, найдешь на ощупь, не промахнешься. А я при свете стесняюсь, – подвела Наташа черту под обсуждением вопроса об освещении, а я подумал, что скажи она мне еще раз о том, что стесняется, и я сумею в это поверить. Стуча зубами от холода в еще не нагретой постели, я терпеливо ждал, когда эта копуша или свернет в темноте себе шею, или все-таки присоединится ко мне.
Она предпочла второе. Юркнула под одеяло и крепко прижалась
– Фу, холодина! Конечно, забыла задвинуть заслонку в трубе и выстудила всю печь. Может, быстренько затопить?
– Ну уж нет. – Я положил ладонь Наташке на грудь, путаясь в волосах, ткнулся лицом в ее нежную шейку, коснулся губами хрупкого плечика.
– Хорошо. Но тогда постарайся, чтобы я не замерзла. – Наташа судорожно вздохнула, одной рукой снова вцепилась в мою шевелюру, а другой активно принялась гладить меня по спине. Задыхаясь, она с трудом пробормотала: – Сделай так, как ты мне уже делал. – И принялась перебирать ногами, стряхивая застрявшие на щиколотках бордовые трусики.
Глава 5
ЧТО У ТРЕЗВОГО НА УМЕ…
Начиная со следующего утра, жизнь для меня привычно разделилась на две диаметрально противоположные половины, и четкий рубеж между этими половинами пролегал как раз по границе Наташиного участка. Выходя за его пределы, я сразу же становился прежним Знахарем-Костоправом, Константином Разиным и Денисом Сельцовым, осторожным и предельно опасным для недругов загнанным волком, идеально обученным отражать неожиданные удары и выкручиваться из безвыходных ситуаций, выживать в жестоком мире воров и бандитов, мусоров и предателей. И столь же легко и стремительно, сколь я становился объявленным в розыск опасным рецидивистом, происходило и обратное перевоплощение в Дениса Павловского, нежного и уютного, жизнерадостного и беззаботного, стоило мне только перешагнуть порог гостеприимного Наташиного дома.
Две личины. Две ипостаси. Как две стороны Луны, одна из которых всегда открыта для обозрения, а другую можно увидеть, лишь приложив для этого немыслимые усилия.
Наташа легко приняла на веру то, что я опытный анестезиолог, в июле потерявший работу в обанкротившейся частной клинике, а в данный момент праздно проживающий свои сбережения на арендуемой поблизости даче и ждущий, когда для него освободится некое таинственное местечко в одной из престижных больниц. Что это за местечко, Наташа меня не расспрашивала. Так же, как не интересовалась и тем, почему я, такой правильный и разумный, временно не устроюсь в какой-нибудь захудалый здравпункт, чтобы не потерять квалификацию и обеспечить себя хоть какими-то средствами, пока не созреет это обещанная мне работа. Я бы, наверное, быстро запутался во вранье, если бы моя подружка была любопытнее, но она умела не задавать некорректных вопросов.
«Так же, как это умела делать и Ольга, которая потом меня предала», – как-то подумал я и тут же, устыдившись своей подозрительности и неблагодарности, поспешил тщательно скомкать это недостойное Наташи сравнение и выбросить его в самую глубокую помойную яму. Чтобы подобная гадость никогда больше не приходила мне в голову!
Итак, Наташа не задавала вопросов, и мне, соответственно, не приходилось ломать голову, придумывая причину моих ежедневных отлучек из дому. Ей, кстати, вполне хватило и моего незамысловатого объяснения, почему я так сразу и так прочно осел у нее: мне, мол, куда веселее проводить время в компании с ней, нежели отупевать от одиночества на своей уединенной даче, срок аренды которой все равно подошел к завершению еще три дня назад.