Без ножа и кастета
Шрифт:
Двое людей, приехавшие с машиной, и группа других, в спецодежде, которые ожидали у дома, принимаются за дело: подтаскивают осветительные приборы, электросварку, кучу труб. Втягивают все это наверх. Затем, выдвигая и опуская «корзину», они поднимают туда же нескольких рабочих.
За их суетой, покрикивая и подбадривая, наблюдает Мусницкий. Подходит главный инженер Алтынов.
— Все, Максим Семеныч, отопление отключили.
— Начинай, ребята! — командует Мусницкий.
Чердак ярко освещен, оттуда раздается лязганье, удары по металлу, сыплются
— Ну и кутерьма… — бормочет Алтынов.
— Все окупится, — возражает Мусницкий. — Как ты вообразил, что паникую? Мусницкого не знаешь! Мусницкого голыми руками не возьмешь! Пока эти оперы у меня сидели, я сто вариантов в уме просчитал. Это, — указывает он на кипящий деятельностью чердак, — полевые цветочки. Просто чтоб показать им, кто есть кто!.. Веселей, ребята! Веселей, не обижу!
Кибрит и Томилин входят в кабинет Знаменского.
— Ну, Пал Палыч, — говорит она, — ты поставил нас в идиотское положение! Я привлекла специалиста из стройуправления, полезли втроем на этот чердак, перепачкались, голуби дурацкие шарахаются…
— А результаты, Зиночка?
— Мы с Томилиным всю дорогу обирали друг с друга перья — вот и весь результат!
— Действительно, дегтем не обмазали, а в перьях изваляли, — улыбается Томилин. — Свежие трубы, Пал Палыч, с иголочки.
— Но только по чердаку. А вниз идут ржавые стояки, — продолжает Кибрит. — Эксперт из стройуправления предположил, что чердачную разводку сменили буквально вчера-позавчера. На ней еще пыли даже нет!
— Пан начальник проявил такую оперативность? — озадаченно произносит Пал Палыч.
— Видимо, да… Но Зинаида Яновна уверена, что, если поискать, обнаружатся следы прежних аварий.
Кибрит кивает:
— И потом существует разрыв в сроках: официально проводку обновляли три месяца назад, а фактически — только что. На этом ты можешь сыграть? — Что-то щекочет ей шею, она проводит рукой и снимает перышко. — Еще одно! Тебе на память. — Она кладет перо в пепельницу.
— Сыграть на сроках?.. — прикидывает Пал Палыч. — А что это нам даст?
Томилин в сомнении пожимает плечами.
— По-моему, — подводит итог Пал Палыч, — на сей раз нас обскакали. Остается извиниться перед Зиной и впредь быть умней… Вот что, Николай Александрович, берите понятых и бегом в ДЭЗ. Изымайте книгу жалоб — раз. И в помещении диспетчера должны быть тетради с записями об авариях — их тоже. Хорошо бы года за два.
— Понял! — Томилин хватает пальто и спешит уйти.
К Мусницкому влетает главный инженер и шепчет на ухо, хотя в кабинете, кроме них двоих, никого нет.
— А чего ты шепчешь, Алтынов? — удивляется начальник. — Ведь уже изъяли?
Алтынов кивает.
— Наша промашка. Но мандражировать нечего. Главное — не терять лицо. — Мусницкий впереди, Алтынов следом проходят в помещение канцелярии, где Томилин при понятых упаковывает будущие улики.
— Добрый день начальству! — Когда надо, Мусницкий умеет изобразить радость даже при виде сотрудника БХСС. — Что ж не заглянули, Николай Александрович? Я ведь ценю набеги… вроде вашего.
— Да?
— Хотите — верьте, хотите — нет. Мобилизует, понимаете. Тонизирует! — выдумывает Мусницкий. — Да и сам, чего греха таить, иное отложишь на завтра, иное на неделю, а то и совсем отпихнешься. Бывает, бывает. А тут глядь — вы! Сразу настраиваешься на деловой лад. Темпы, качество, организованность. Правильно? — апеллирует он к Алтынову.
— Еще бы! — соглашается тот.
— Так что вы не скрывайтесь, Николай Александрович. Если чем могу — только моргните!
— Непременно моргну. Но такая мелочь, не хотелось вас беспокоить. Всего хорошего.
— Заходите, делитесь соображениями, — провожает его Мусницкий. И уже без Томилина жестко говорит Алтыновy: — Кого про что будут спрашивать — чтоб я сразу знал!
— С жильцами сложно…
— Ничего сложного, все болтают, как сороки!
Знаменский, на этот раз в форме, и Томилин поднимаются по лестнице весьма запущенного жилого дома — даже выбитая часть окна не застеклена, а кое-как залатана картоном.
— Дом, который забросил ЖЭК, — комментирует Пал Палыч.
— С какой квартиры начнем? — Томилин останавливается на площадке.
— С любой. Тут заявки были от всех подряд.
Они звонят в квартиру. Открывает интеллигентная женщина средних лет.
— Здравствуйте. Можно с вами побеседовать?
— Пожалуйста… Проходите… — приглашает она несколько растерянно.
Когда дверь захлопывается, с нижней площадки заглядывает востроносая старушонка: визит милиции не остался незамеченным.
— Если б вам удалось навести хоть какой-то порядок! — волнуется женщина, усаживая гостей в комнате. — Своими силами ничего добиться нельзя… То есть некоторые добиваются. Но я… я не умею дать…
— А берут?
— Знаете, берут. Вот, например, соседка сверху — ей много что сделали. Она говорит, надо заявление перегнуть пополам и внутрь положить. И не в руки, а на уголок стола. Оставляю, дескать, тут у вас заявление — и сразу задний ход. Я было послушалась, а потом покрутилась-покрутилась в коридоре и не смогла… Ох, если б вы их как следует приструнили!
…Востроносая старушонка обсуждает что-то с приятельницей. Та любопытно оглядывается на дверь подъезда.
…А Пал Палыч и Томилин сидят в другой квартире, где на вопросы следователя отвечает молодой человек в тренировочном костюме. На полках за его спиной красуются спортивные призы.
Пал Палыч ведет протокол.
— Раз десять обращался к начальнику ЖЭКа, — говорит спортсмен.
— К Мусницкому? — уточняет Пал Палыч.
— Да, к нему. Подите, говорю, посмотрите сами, в каком состоянии ванна. И не подумаю, говорит. Ее срок службы — тридцать лет. Объясняю, что я дома тренируюсь буквально до седьмого пота, душ — просто необходимая вещь! А вы, говорит, сходите к главному инженеру. Может быть, найдете выход.