Без пощады
Шрифт:
– Здесь «Лепаж», слушаю тебя.
– Товарищ лейтенант! В меня попали! – Чувствовалось, Лобановского переполняют новые впечатления и он спешит поделиться ими со всем миром. – Флуггер разваливается!
– Отставить «попали», «разваливается»… – проворчал я, проделывая одновременно несколько манипуляций: запуск автомата противоракетных ловушек, наложение маркера наведения «Мурен», а также укрупнение картинки ведомого истребителя на экранах заднего обзора.
Ага, так, красиво… Парню оторвало консоль крыла по самый центроплан. Летели бы в атмосфере – уже штопорил бы к земле. А в космосе хоть бы хны, только потерял вместе с консолью одну «Мурену» и один блок «Оводов»… И ничего он не разваливается, напора-то встречного воздуха нет…
Что же с ним делать, с болезным? Только бы не катапультировался сдуру, вот это точно верная гибель!
– Разрешите катапультироваться?!
– Категорически запрещаю! Ты мне тут панику не разводи, понял?! Подумаешь плоскость ему отбили! Даже если от машины голый обрубок останется, все равно боевую задачу выполнять надо, а не сопли распускать! Что неясно? Повтори!
– Есть выполнять боевую задачу!
– Молодец. А теперь быстро захватил левую верхнюю дюзовую группу! И после звоночка в наушниках можешь уже стрелять!
– Обижаете, товарищ лейтенант, этому-то меня учили…
– Вот и действуй.
Я сам себя не узнавал. Откуда только взялась в моем голосе спокойная ленца бывалого аса?
В моих наушниках звоночек уже прозвенел – это «Мурены» рапортовали, что их головки самонаведения учтут все пожелания товарища пилота. Но я выждал еще пять секунд и только потом спустил их с цепи. Сперва с подкрыльевых пилонов сошла пара, кричащая «За Иссу!» и «За Готовцева!», а потом с внутренней подвески вторая пара – угрюмая, молчаливая.
– «Дутыш», ты еще здесь?
– Так точно! Все выпустил!
– Отлично. Теперь отходим согласно маршруту. Атэдэшники тебе автопилот успели починить?
– Да.
– Можешь смело включать.
И – никаких зрелищ.
Не надо нам вот этого… Необъятные колоссы авианосцев, которые вырастают из пустоты на полгоризонта за считанные мгновения… Взрывы… Трах… Тарарах… Куски железяк…
Мы прошли за кормой «Римуша» в пяти тысячах километров и ровным счетом ничего интересного не видели.
А по телеканалу? И по телеканалу тоже, потому что после отворота с боевого курса камеры цель потеряли и восстановить захват не смогли: исчезло целеуказание от «Асмодея». Укатали, видать, сивку крутые горки…
На отходе по нам пристрелялись кормовые батареи клонских авианосцев. Но мы, на «Дюрандалях», могли только посмеиваться.
Собственно, приличный, хорошо спланированный боевой вылет этим и отличается от всяких импровизаций. Прошел проложенным за тебя курсом, понажимал на кнопки, один раз крепко перетрухнул, потом еще немного кнопок – и все осталось далеко-далеко позади.
Что пришлось в той атаке пережить пилотам других эскадрилий? Как сказать… На войне у каждого своя судьба.
Очень нелегко пришлось штурмовикам, тяжелее всех – торпедоносцам…
«Горынычи» провели тяжелейший бой с клонскими истребителями. Им помогали две эскадрильи «Хагенов», укомплектованные европейскими экипажами и действовавшие с борта «Дмитрия Донского». И хотя держались «Хагены» довольно далеко от свалки, обеспечивая общее прикрытие, они прозевали массированный ракетный обстрел с фрегатов и вот их урановые стержни выкосили через одного.
Но для нас, лично для нас, пилотов «Дюрандалей», атака прошла рутинно. В потерях числился только Колькин ведомый, фамилии которого я так и не узнал.
А музыка играла.
Второй удар нанесла группа «Буран», введенная в бой на правом фланге против авангарда авианосных колонн.
К сожалению, в ее использовании был допущен серьезный просчет. Как показал позднейший анализ сражения, правильнее всего было использовать триста пятьдесят флуггеров «Бурана» одновременно с нашими – и тоже с кормовых ракурсов.
К моменту появления на арене авианосцев «Бурана» адмирал Шахрави был уже внутренне готов к любым неожиданностям. По его приказу эскадра дальнего прикрытия, болтавшаяся без дела далеко за плоскостью системы, подошла к месту боя через Х-матрицу и вклинилась между «Бураном» и своими авианосцами. Наши флуггеры натолкнулись на сплошную стену зенитного огня, а к «Александру Невскому», «Адмиралу Ушакову», «Адмиралу Нахимову» и «Князю Потемкину Таврическому» устремились клонские торпедоносцы.
Пережившие громовой март 2622 года пилоты гордились тем лютым боем, как драгоценным орденом.
Но это – не моя история.
Наши «Дюрандали» достигли «Трех Святителей» и благополучно сели.
Я дождался, пока Лобановского вытащат из его битой машины спецы на спасательном флуггере, и тоже пошел на посадку. Рядом на своих машинах крутились Бердник и Бабакулов, так что одиноким я себя не чувствовал.
Вслед за мной начали садиться одиночные «Горынычи» и редкие «Хагены» – некоторые с преизрядными дырками. В общей сложности их ожидалось штук сорок, ведь мы подбирали не только свои машины, но и уцелевшие истребители с «Рюрика» и «Дмитрия Донского».
Вот уж не ожидал, что снова окажусь на борту родной посудины! Да еще и в обществе друзей, которых уже успел, врать не буду, записать вместе с собой в покойники.
Скольжение по полосе магнитного финишера…
Гостеприимно распахнутые створки подъемника…
Верхняя ангарная палуба…
Да здесь собрался едва ли не весь авиатехнический дивизион!
Каждый вернувшийся флуггер срывал бурные аплодисменты. Только я вылез из кабины размять ноги – на это особого разрешения командования, к счастью, не требовалось, – как оказался в компании Егора Кожемякина, Кольки, Лобановского, кучи техников, включая белобрысого Петю, и трех незнакомцев. Последние были гостями: они на моих глазах вылезли из «Горынычей» с эмблемами 11-го отдельного авиакрыла, приписанного к «Дмитрию Донскому».