Без пощады
Шрифт:
– Пей! – потребовал Воздвиженский, протягивая Тане бокал.
– Зачем?
– Так надо!
В тот день Таня много раз повторяла про себя эти слова. Очень уж хорошо они объясняли все то, что произошло после.
Как ни странно, после того апрельского утра их отношения с Воздвиженским совершенно не изменились. Разве что в программу Таниных дневных визитов был добавлен еще один пункт.
Или скорее подпунктик.
Поначалу Таня была довольна. «Теперь у меня все
А вот Тамила после рассказов Тани о том, «как все было», просто возненавидела Воздвиженского.
«У-у, обезьяна хитромудрая! Даже слышать больше про него не хочу!» – ярилась она и грозила подразумеваемому поэту кулачком.
Люба, которую Танин «эпизод» тоже навел на мрачные мысли относительно будущего ее подруги, усиленно пыталась сватать ей молодых подводников – оставшихся непристроенными сокурсников своего кадета Андрюхи.
Куда там! Таня неизменно воротила свой ксеноархеологический нос от подтянутых, выдубленных ветром, солью, одеколоном Серег и Борек с их незамысловатым юморком…
К концу третьего курса жизнь Тани приобрела совершенно стабильные, до тошноты стабильные очертания.
Из универа – к Мирославу. От Мирослава – пешком домой. Холодный зверь Кенигсберг тоже требовал своей порции любви, и Тане не жаль было ему эту любовь скармливать. А утром – снова в универ.
Все интересное, что случалось теперь с Таней, происходило по преимуществу в ее внутреннем мире.
И она сама проморгала момент, после которого события двадцативековой давности начали волновать ее не меньше, а может, даже и больше, чем ее реальная жизнь.
Одним непримечательным вечером поэт Севрюгин-Поневин (тот самый, в косоворотке и с русыми кудрями) сообщил ей, что Воздвиженский и Живокоренцева отправились в столицу клонских высоких технологий Севашту в составе группы творческой интеллигенции. Однако Таня с удивлением отметила, что это известие опечалило ее отнюдь не в большей степени, чем недавняя гибель Хрустального Замка. Хрестоматийный ксенообъект был безнадежно измордован аварией на люксогеновом терминале космодрома Бримиш, что на планете Паркида.
Впрочем, Таниной научной карьере эти перемены пошли только на пользу – наука всегда отвечает взаимностью тем, кто любит ее бескорыстно.
В зачетке у Тани были одни «преизрядно» и «преотменно». А в темных университетских коридорах на ее робкий кивок начали отвечать полновесным «Здравствуйте, Танечка» доценты и профессора профильных кафедр.
Оставалось только защитить дипломную работу.
Когда пятый – выпускной – курс подходил к концу, Таня получила печальное известие с родной Екатерины. Скончался ее дедушка, Илья Илларионович.
Танина мама относилась к своему отцу прохладно. «Этот подлец бросил нас, когда мне было семь лет!» – говорила она с той особой
А вот Таня претензий к дедушке Илье Илларионовичу не имела. Ее он никогда не «бросал». Напротив, всегда поддерживал и по мере сил баловал. В конце концов, именно он добавил ей денег на билет до Земли и обустройство в Кенигсберге.
Всплакнув не для виду, Таня все же отбросила идею отправиться на похороны.
Увы, даже та неплохая стипендия, которую она получала за свое преуспеяние в науках, не предоставляла финансового пространства для подобных красивых жестов.
Таня решила ограничиться заупокойной службой и тотчас ее заказала, остановив свой выбор на давно облюбованной церкви Успения Богородицы неподалеку от «Семи гномов». Но когда изумленная мама с дрожью в голосе объявила ей, что, согласно завещанию, дедушка оставил ей значительную сумму («По сути дела – все тебе! Представляешь?»), Таня поняла, что ей, главной наследнице, пропустить похороны просто неэтично.
Тем более что на Екатерине она не была четыре с половиной года.
И еще она чувствовала: в жизни пора что-то менять, и перемены незримой толпой уже теснятся у ее порога.
Нет, она ни на секунду не допускала мысли о том, чтобы вернуться на Екатерину навсегда. Проработать всю жизнь школьной учительницей истории? Лучше смерть.
Но она чувствовала: именно там, на Екатерине, ей представится возможность понять нечто важное. Решить, кого из незримой толпы, стоящей у порога, следует радушно попросить в дом, а кого – гнать поганой метлой.
Попрощавшись с Тамилой и Любой, она выправила себе двухнедельный академотпуск и, водрузив на плечо кожаный ремень дорожной сумки, поплелась ловить такси до космопорта. Да-да, такси! Таня постепенно входила в роль богатой наследницы…
– Как вы себя чувствуете, мадемуазель? – спросил Таню седой мужчина приятной наружности через пятнадцать минут после выхода из Х-матрицы.
– Как немцы под Сталинградом, – буркнула бледная красноглазая Таня.
– Скушайте вот. – Мужчина заботливо протянул ей пачку тонизирующих конфет с эмблемой гражданского флота. – С лимонником и эхинацеей, хорошая вещь!
– С-спасибо…
– Кстати, вот вы сказали только что «как немцы под Сталинградом». И тем самым, может быть, того вовсе не желая, подтвердили мою точку зрения! Ту самую, с которой вы спорили так ожесточенно накануне перехода через Х-матрицу. – Мужчина улыбнулся.
– В самом деле? – Таня разгрызла конфету, и мятная, с горечью жидкость обожгла ей язык.
– Еще бы! Использовав идиому «как немцы под Сталинградом», вы хотели сообщить мне, что чувствуете себя истощенной и разбитой. Верно?