Без семи праведников...
Шрифт:
— Кто её банкир?
Альмереджи поморщился.
— Ой… лысый живчик такой, глаза чуть косят.
— Джанмарко Пасарди?
— Точно. Сам я монеты у венецианского жулика держу. Так ты думаешь, она взяла у него деньги на покупку дома?
Тристано со вздохом кивнул. Ситуация теперь прояснилась для него.
— И хранила она их, видимо, в чулане, в ларе дубовом с двумя замками наружными и одним внутренним. А на расходы мелкие — в ларе в комнате.
Ладзаро задумчиво пожевал губами.
— Дьявол… То-то она взбесилась на котов-то тассониных! Так она… купила? Деньги-то где?
— А вот это вопрос вопросов. Есть для тебя шалости, я понимаю. Прищучить кого за строго оговорённую плату, бабёнку охмурить или там подставить нахала, поперёк святых в рай навострившегося. Дело чести. Но раз ты у неё брать не брезговал, так не ты ли деньжата и свистнул?
Этот невинный вопрос неожиданно странно взбесил мессира Альмереджи. Он обиделся до дрожи и разозлился не на шутку.
— За кого ты меня принимаешь? — взвизгнул Ладзаро. — Я честный человек! Воровать у потаскухи? Не брал я ничего!!! — последняя фраза была уронена Альмереджи с подлинной злобой.
Тристано задумчиво почесал за ухом. Он не понял гнева Ладзарино.
— Ладно, этот вопрос нам сейчас прояснят. Но пока всё сходится. Пошли дальше. Белончини. Он не говорил о покупке дома?
Песте перебрался на кровать к супруге. Ладзаро же, заметив Камиллу, ещё больше насупился.
— Я что-то не понимаю. Причём тут покупка дома Черубиной? И Белончини причём?
Шут снизошёл к его непониманию и растолковал то, что понял сам. Альмереджи бросил на шута мрачный взгляд.
— Не слабо. И Пасарди, по-твоему, соучастник? Или он ни при чём? — Песте в ответ только пожал плечами, Альмереджи задумался. — Белончини о том, что хочет что-то за городом купить, мне не говорил, — Ладзаро по-прежнему хмурился, — но он приглашал Альбани осенью не то в Пьяндимелето, не то во Фронтино. Говорил о каком-то винограднике… И Витино приглашал.
Д'Альвелла блеснул глазами.
— Так… очень хорошо. С Фаттинанти и Комини мы и сами разобрались, а вот дальше — туман. Франческа Бартолини. Деньги у неё были?
— У неё вилла за городом, запущенная, правда. Но ничего она покупать не собиралась, — Альмереджи был твёрд. — Но постой, а как это всё всплыло, насчёт покупки?
— Мессир Песте, женившись, в брачную ночь мозгами шевелить начал, — усмехнулся Тристано, — и сопоставил записку Комини банкиру с покупкой Фаттинанти и предложением банкира ему самому.
Альмереджи бросил ироничный взгляд на шута.
— У этих гаеров всё не как у людей. Нормальные мужики в брачную ночь не мозгами шевелят, а этот… Подумать только… Постой, так ты женился? — оторопел лесничий.
Песте в ответ скривил рожу, но без злости, походя обозвав Альмереджи прохвостом, но факт своего брака подтвердил.
Портофино начал проникаться найденной версией.
— А ведь Бартолини и не отравлена. Её — первую — зарезали. Не удивлюсь, если она… дурость дуростью, но догадаться о чём-то могла. А может, сама Черубина ей что-то сказала, например, что деньги взяла на покупку виллы, а купить решила у кого-то из придворных, а та потом вспомнила да неосмотрительно к убийце с вопросом и подкатила. Тот ей дагу в сердце и воткнул. И, заметьте, в коридоре у фрейлин. А Тассони… Девица тоже чего-то понять могла. Рядом сновала, подслушать да подглядеть любила.
— Любила, — тихо пробормотала Камилла.
— Граф, супруга сказала мне, что вам было новое видение? — осторожно поинтересовался Грациано.
К Альдобрандо резко развернулся Портофино.
— Вот как? — Глаза инквизитора вспыхнули. — Что вы видели?
Даноли тяжело вздохнул. Ему было отрадно, что хоть эти люди не считают его безумцем и относятся к его видениям со вниманием и доверием, но все равно ему было стыдно за свою слабость.
— Я видел… бесов. Они наполняли бокалы какой-то зелёной жидкостью и шипели «Сила злодейки, яд злодейки…» Я понимаю, — пробормотал он, ловя взгляд д'Альвеллы, — несчастная Иоланда убита мужчиной. Но я же просто болен… Это видения, творя пагубное брожение в мозгу, порождают эти путанные обрывочные образы… — Он бросил на Портофино виноватый взгляд.
Портофино зло хмыкнул.
— Я ничего болезненного здесь не вижу. Яд, естественно, приготовлен какой-то мерзавкой. Мало ли их по округе? Всех, о ком слава идёт, я сволок в трибунал, но почему во дворце не может быть ведьмы, отнюдь не афиширующей свои способности? Такую только по отравленным и нащупаешь. — Портофино едва не рычал. — Но что ведьма есть — я вам сразу сказал, носом чую… Не мужик это.
Но Тристано д'Альвелла поморщился.
— Вздор, мужик просто купил яд у какой-то твари. Но Комини отравил мужчина, а уж Тассони… Она изнасилована, а уж это дело рук… или чего там… злодея, а не злодейки.
Тут в дверном проёме появился невысокий мужчина с живыми быстрыми глазами. Америко Таволетто был пристроен в замок Дамиано Тронти, но когда-то Тристано в трудную минуту помог ему деньгами. Сам Таволетто отвечал за сделки по антиквариату, подыскивал для герцога ценные вещи, но Тристано считал его своим человеком.
— Мессир, там Энрико… он просто испугался.
— Что? — д'Альвелла в недоумении поднялся.
— Он не может… Мы не можем привести мессира Джанмарко, он возле сейфа у себя… найден только что. Весь в крови. В спину дагой ударили. Но мёртв он давно. Наверное, со вчерашнего дня. А, может, и с позавчерашнего.
Глава 19
Альдобрандо Даноли остался недвижим, Ладзаро присвистнул, Камилла молча сидела, вцепившись в руку супруга. Но Грандони, Портофино и д'Альвелла обменялись взглядами, в которых не замечалось ни раздражения, ни уныния. Сколь ни жутка была новая смерть, вышедшая за границы замка, она говорила, что они на правильном пути. Убийца уничтожил последнего свидетеля, который мог узнать его в лицо и указать на него, сама же необходимость убить Пасарди подтверждала, что мотив убийства — преступная страсть к стяжательству — угадан ими верно.
Д'Альвелла и Альмереджи направились на место убийства банкира, Портофино пошёл следом, а Даноли решил пойти к себе. Камилла же после ухода гостей, когда Чума надевал тёмный, уместный для похорон дублет, задумчиво смотрела в окно. Неожиданно позвала его.
— Грациано…
— Да, мой свет, — отозвался он, и на сей раз его жгучие глаза были обращены к ней с лукавой заботливостью и нежностью.
Она забыла, о чём хотела спросить, губы их слились, но минут через пять он вернул её на землю.