Без семи праведников...
Шрифт:
— Что она точно сказала?
— Что ей посоветоваться со мной нужно об очень важном. Это неотложно, мол. Я сказал, что к герцогу иду, а после сразу зайду к ней. Я заинтересовался. Она не в себе была.
— И больше ничего?
Альмереджи покачал головой.
— А до этого ты её когда видел?
Ладзаро нахмурился.
— С Троицы я к ней не заглядывал.
— Что так? Не твоя очередь была? А! Понимаю, Чурубины не стало и вы все у Франчески и столпились. Так ведь Альбани сбежал… Как же это ты себя отодвинуть позволил?
Лицо Ладзаро Альмереджи перекосилось. Он взъярился.
— Плевал я! Дела были! Я, что, без шлюхи не обойдусь? — он поймал ошеломлённый взгляд д'Альвеллы и ещё больше взбесился, — не ходил я к ней. Не ходил. Кто был у неё накануне — не знаю. Она сама меня нашла. Сама. Слышишь?
— Не глухой. Слышу. Так вот — пойди и вынюхай, запряги денунциантов, узнай, кто был у неё накануне. С кем она виделась, с кем разговаривала? Она что-то поняла об убийце либо узнала его. Возможно, Черубина что-то сказала ей, а она вспомнила это на досуге.
Ладзаро и сам это понимал. Ему мучительно не хотелось сейчас вертеться возле покоев Черубины и Франчески, но служба есть служба. Он понуро поплёлся выяснять обстоятельства убийства, при этом сам начал ловить себя на странной, временами поднимающейся из утробы злости: убийца стал раздражать его. Что за неуловимая тварь? Что заставляет его убивать? Он действует продуманно, удары наносит молниеносные. Мелькает в портале фрейлин, но его никто не видит… Он сел в нише коридора. Мерзавец мог нанести удар и по… по любой из фрейлин. А помешать он будет бессилен.
Тут Альмереджи заметил Глорию Валерани. Старуха отперла дверь в чулан, потом открыла ключом сундук, вытащила оттуда шматки старого сала и тут заметила его.
— Чего тут расселся, Ладзарино? Напугал меня, — старуха Валерани отпрянула от ниши. Ладзаро разглядел, что под ногами её кружили два кота — серый и полосатый.
— Что вы тут делаете, донна Глория?
— Как что? Котов хочу покормить. Хозяйка-то их уже не накормит…. — Коты, и вправду, урча, набросились на сало.
— Вас не было, когда Иоланду убили?
— Я слышала, как в её комнате что-то упало, но значения не придала, к сыну пошла. А вернулась — узнала, что Франческу убили, шум поднялся, а у Иоланды за стенкой — тихо было. А час спустя госпожа Лавиния не дождалась её с поручением — и встревожилась. Велела двери ломать. Тут всё и всплыло.
— А Франческа к вам заходила перед смертью?
— Днём заглядывала за лавандой. Волновалась что-то.
— Она вам доверяла. Не рассказала, в чем дело?
Старуха покачала головой.
— Тебе ли не знать, Ладзарино, что у неё ни осторожности, ни здравомыслия отродясь не было?
Ладзаро вздохнул. Это он знал.
Между тем в дверь д'Альвеллы тихо стучали. Подеста поднял голову и увидел молодую женщину, укутанную в серую вдовью шаль. Она была бледна и слаба, но старалась держаться с достоинством. Подеста молча разглядывал вошедшую, пытаясь вспомнить, где видел её, что-то мелькало в памяти, но тут же и расползалось.
— Кто вы?
Женщина тяжело вздохнула.
— Диана… Я…
Подеста поднялся. Он вспомнил. Это была Диана Эрризи, дочь Руффино, разорившегося торговца сладостями, семья жила рядом с его палаццо, но съехала на окраину около двух лет назад. Девица, что и говорить, изменилась, не иначе похоронила отца. Д'Альвелла опустил руку в карман и вытащил горсть золотых монет.
— Возьми. Что, отец умер?
Диана Эрризи кивнула, но не протянула руку к деньгам.
— Я не хотела приходить, но отец перед смертью сказал, чтобы я встретилась с вами. Я не нуждаюсь. Рикардо обеспечил меня и сына, но отец сказал, чтобы я… теперь все изменилось, и даже если вы… просто… — Диана умолкла.
Подеста наморщил лоб, пытаясь понять пришедшую.
— Что просто? Ты о чём? Ты замужем, что ли? — обронил он, заметив на пальце девицы кольцо.
— Рикардо и я… мы поженились. Он не мог сказать вам, говорил, что вы никогда не разрешите ему жениться на мне, и нас повенчал мой дядя, отец Руджеро… Малыш родился началом поста и когда Рикардо умер, мой отец говорил, что я должна сказать вам… но Рикардо положил на моё имя тысячу флоринов, нам хватает, просто перед смертью отец велел мне сказать вам.
Подеста молчал, чувствуя, как спирает дыхание и движется под ногами пол.
— Ты… родила моему сыну ребёнка? Но… он никогда…
Диана торопливо кивнула.
— Я знала, что Рикардо скрывал… Но мы не нуждаемся — в третий раз повторила она, — просто отец перед смерью говорил, чтобы я сказала вам о внуке.
— Где ребёнок? — д'Альвелла смерил вдову напряжённым взглядом. Он не то, чтобы не доверял словам пришедшей, просто мысли в нем странно остановились, он вдруг перестал думать.
— Я привела его.
Подеста стремительно поднялся. «Приведи». Диана исчезла за дверью и минуту спустя появилась с черноволосым и черноглазым мальчуганом. Малышу было около трёх лет, и Тристано обмер. Если он не поверил рассказу, то теперь не мог не поверить глазам. Испанская кровь проступала, контуры лица ребёнка повторяли контуры лица сына, смуглая кожа отливала старым мёдом, на Тристано смотрели глаза Рикардо. Он на негнущихся ногах сделал несколько шагов к ребёнку.
— Как его зовут? — язык его почти не двигался, цепляясь за пересохшее нёбо.
— Рикардо назвал его Тристано.
Подеста подтянул к себе малыша и сжал судорожным объятием.
Глава 20
Чума, вернувшись от герцога, застал у Камиллы Лелио. Ему показалось, что они слегка повздорили, но Портофино, откланявшись, на прощание улыбнулся сестрице тепло и дружески. Дело же было в том, что по приходе Аурелиано неожиданно спросил у Камиллы, каковы планы на будущее у синьорины Гаэтаны? Та ответила, что Гаэтана хочет покинуть двор и вернуться в палаццо Фаттинанти.