Без шума и пыли
Шрифт:
На сей раз никаких приключений судьба им, похоже, не уготовила. Свет в окнах своего жилища Вредлинский воспринял с каким-то трепетом душевным, будто моряк, впервые за полгода или год увидевший огни родной гавани. Хотя на самом деле их со Стасом путешествие заняло всего несколько часов, включая посещение Крикухи, но пережитого страха и на год вперед хватило бы.
— Во трудяга Василиса! — подивился Стас, обратив внимание на то, что асфальт на дорожке, ведущей к гаражу, недавно подметен. — Не умеет баба без дела сидеть… Все листья сгребла, будто и листопада не было!
— Да, работница она примерная! — скупо похвалил Вредлинский, не желая торопить события. И вдруг подумал: а что, если все, начиная с визитной карточки, якобы украденной Василисой,
Именно об этом размышлял Вредлинский, когда входил в дверь, услужливо открытую приятно улыбающейся Василисой.
— Пришла Александра Матвеевна? — спросил он, снимая обувь и влезая в родные домашние тапочки.
— Пришла, пришла! — радостно закивала Василиса. — Она на втором этаже, очень просила, чтоб вы к ней поднялись.
Вредлинский стал подниматься наверх по скрипучей деревянной лесенке, а Стас отпер свою каморку, находившуюся рядом с прихожей. Он решил, что и впрямь нужно разобрать, почистить и смазать оружие, и пострелявшее, и побывавшее под дождем.
Войдя в полутемную комнатушку, освещенную только через дверь из прихожей, Стас ничего необычного не заметил. Однако, едва он потянулся к выключателю, чтобы зажечь верхний свет, как услышал слабый шипящий звук — пшик! — и ощутил легкий укол в спину. Уже через секунду после этого охранник почуял, что ни руки, ни ноги его не слушаются, веки наливаются тяжестью, будто он три ночи не спал. Потом еще и голова закружилась, Стас понял, что вот-вот упадет, инстинктивно стал искать точку опоры. Краем глаза, перед тем, как потерять сознание, он еще успел заметить какие-то тени, бесшумно выскользнувшие чуть ли не из стен каморки. Однако эти тени оказались вовсе не призрачными и бестелесными, а очень даже крепкими. Во всяком случае, они ловко подхватили 100-килограммового охранника и не дали ему наделать шума, грохнувшись на пол.
«Инопланетяне!» — успел подумать Стас, и глаза его сомкнулись.
Тем временем Эмиль Владиславович уже вошел в спальню, освещенную только ночником с оранжево-розовым абажуром. Судя по всему, Аля была не в настроении, ибо она возлежала на супружеской кровати, почти с головой укрывшись просторным пледом, и даже не повернула голову, когда скрипнула дверь.
— Аленький! — трепетным голосочком позвал Вредлинский, осторожно приближаясь к роскошному ложу, приобретенному в
Под пледом произошли какие-то неясные шевеления, но жена по-прежнему не желала поворачиваться в сторону законного супруга.
— Ну что ты дуешься? — проныл Вредлинский. — Я же был у Жорки Крикухи. Ну, выпили совсем немножко, поговорили… Неужели ты считаешь, что я даже на это не имею права?!
Он подошел к кровати вплотную и осторожно потрогал мадам за плечико. Вот тут-то и произошло то, от чего беднягу Вредлинского едва не хватил инфаркт. Дама, лежавшая на кровати, резко повернулась и одним махом накинула на Вредлинского плед. Эмиль Владиславович успел понять, что под пледом находилась вовсе не Аля, а какая-то огромная темноволосая баба. Вредлинский и пикнуть не успел, как это чудовище с борцовскими лапами спеленало его пледом как младенца, так что он не мог и пошевелиться. Потом неизвестно откуда — то ли под кроватью прятался, то ли в стенном шкафу? — выскочил некий здоровенный парень, который ловко заклеил Вредлинскому рот куском лейкопластыря. Парень тоже был темноволосый, и Эмиль Владиславович с ужасом подумал: «Чеченцы!» Сейчас утащат, положат в какую-нибудь машину, увезут в горы, а потом запросят выкуп… Жуть! Но как же они сюда проникли?! Почему их не заметил Стас? Неужели он и Василиса заодно с налетчиками?!
Тем временем, пока леденящие душу мысли носились в мозгах Вредлинского, ему в уши вставили некие затычки типа «беруши», от которых он полностью потерял слух, а на голову надели шлем-маску из плотной черной ткани, имевшую прорезь только для носа. Через нее даже свет не проникал, и Вредлинский на время ощутил себя слепоглухонемым. Он лишь почувствовал, что поверх пледа его обмотали веревкой, как вареную колбасу, а потом подхватив за ноги и за плечи, поволокли куда-то.
Сперва Вредлинский еще мог прикинуть по памяти маршрут. То есть он хорошо знал, что его надо вытащить из спальни и пронести вниз по лестнице — никакого другого пути не было. По идее, дальше его должны были вынести во двор через прихожую, то есть, едва спустившись с лестницы, идти прямо и никуда не сворачивать.
Однако после лестницы Вредлинского, будто покойника, ногами вперед, потащили направо, в гостиную, а потом еще раз направо, то есть в кабинет. Дальше никакого пути вроде бы не было, и Эмиль Владиславович даже подумал, будто похитители ошиблись дверью. Однако в этот самый момент Вредлинский ощутил прохладу и даже сквозняк. Окно! Эти негодяи открыли окно и вытащили хозяина дачи, будто ворованный ковер. После этого его пронесли на руках еще несколько шагов, повернули головой вперед, приподняли, передали в другие руки и, судя по запаху бензина, затащили в грузовик. Затем Вредлинского довольно бережно уложили спиной на нечто твердое, но не очень жесткое — скорее всего на пустой картонный ящик. Потом еще какое-то время повозились
— это Эмиль Владиславович чувствовал по мелким вибрациям и сотрясениям от шагов внутри кузова. Еще через пару минут кузов задрожал от работы мотора, и Вредлинский понял, что его увозят прямо с родной дачи в какую-то жуткую неизвестность.
Так или иначе, но Эмиль Владиславович ничего не мог этому противопоставить, и ему оставалось лишь покориться судьбе. Конечно, страх пронизывал его насквозь, но он даже не мог разжать заклеенные губы, не то что дернуться в своей «упаковке». Оставалось только лихорадочно размышлять, что ждет его впереди.
Самое удивительное, Вредлинский почти не боялся смерти. Даже наоборот, он прямо-таки молил о ней всевышнего. Конечно, он не желал, чтоб его застрелили, зарезали, отравили или задушили. Ему хотелось просто уснуть и не проснуться. Или проснуться, но уже на том свете. Правда, Эмиль Владиславович имел все основания сомневаться в том, что количество грехов у него не превышает предельно допустимой нормы, которая позволит ему угодить хотя бы в чистилище. Но господь милостив! Авось простит, если покаешься. Кроме того, Вредлинский неожиданно вспомнил о вере в реинкарнацию, то есть в переселение душ.