Без шума и пыли

Влодавец Леонид Игоревич

только один — добросовестное сотрудничество с Антоном Борисовичем. Мещерский развел руками и сказал, что сотрудничать он всегда готов, как юный пионер, но, увы, не знает, что может предложить господам, которые и так имеют на руках все козыри.

Представитель Соловьева — некий Магнус — в свою очередь, удивился. Сначала он даже зарычал на Сержа: «Не пудри мозги, Князь! Ведь ты порошок притырил!»

Это недопонимание сторон могло, вообще-то, дорого обойтись Мещерскому. Если б он не воскликнул в отчаянии: «Вам что, Трехпалый так сказал?», то его скорее всего стали бы очень больно допрашивать. Но этот крик души оказался спасительной соломинкой. Магнус, как видно, сразу понял, что «подследственный» ни хрена не в курсе дела.

Оказалось, что Трехпалый вовсе не ушел к «соловьевцам» и даже не был ими похищен. Напротив, Соловьев и компания были убеждены, что Трехпалого похитили Гнатюк с Мещерским, которые

заодно уперли и пакет с «ноу-хау», и банку с готовым препаратом, и все прочее, вплоть до экспериментальной установки.

Кроме того, грешили и на одного из старых друзей Трехпалого, некоего Магомада. Дело в том, что Магомад слегка накинул цену на свой товар, и Трехпалый сразу оказался в худшем положении по сравнению с конкурентами. Из кругов, близких к Трехпалому, шли слухи, будто он сильно огорчился и ответил тем, что по его наводке двух племянниц Магомада забрали в милицию. Когда расстроенный дядюшка прилетел вызволять девушек, его самого посадили за попытку дачи взятки следователю. Понимая, что земляки Магомада, дознавшись, что и как было, могут испортить Трехпалому не только бизнес, но и последние восемь пальцев почикать, тот решил организовать Магомаду побег, но при этом договорился с «соловьевцами», что они отделаются от Магомада и его баб, когда их привезут в Москву. Отсюда и пошла легенда, будто Соловьев похитил Трехпалого и Магомада. На самом деле никто из них в Москву не прилетел. Из тех, кто участвовал в операции по освобождению Магомада и его племянниц, удалось найти только водителей санитарной «уазки», на которой дядю и племянниц вывезли из ИВС, и белой «Нивы», на которую они собирались пересесть и доехать до озера, куда должен был прилететь военный вертолет. Но тут-то и начались разночтения. Водила с «уазки» клялся и божился, что высадил кавказцев точно рядом с «Нивой», а водила «Нивы» утверждал, что прождал полтора часа, но никакой «уазки» не дождался. А вертолетчиков, которые в нарушение воинской присяги взялись за высокооплачиваемую работенку, подряжал некий Буба, телохранитель Трехпалого. Кроме него, никто этих летунов не знал, а сам Буба и его напарник, сопровождавшие Трехпалого, исчезли бесследно. Команда Трехпалого после исчезновения вождя рассыпалась, пошли разборки и дележ территории.

В общем и целом, до мая Мещерский кое-как заслужил у «соловьевцев» доверие. Но тут произошло нечто неожиданное: какие-то вооруженные до зубов люди в камуфляже и масках похитили самого Антона Борисовича. После этого контора Соловьева тоже приказала долго жить. Насколько капитально — неизвестно, но Магнус Князя больше не беспокоил. То ли лег на дно, то ли на кичу засел. К тому же в одной из телепередач про криминал Серж увидел, как собровцы раскладывают по асфальту некую оргпреступную группировку, и когда бойцы правопорядка, вцепившись в волосья задержанным, приподнимали им головы, чтоб запечатлеть морды на видео, Мещерский рассмотрел две-три знакомых физии. Он и сам только чудом не попал в поле зрения РУБОПа и примерно месяц не появлялся в Москве. Единственное, что крепко волновало его в то время, не угодил ли в ментовку Магнус и не попал ли к ментам номер «сотки», зарегистрированной на имя пана Юзефа Мизевецкого.

Правда, этот месяц он провел в той самой «нужной» области и нашел хороший контакт с завотделом областного департамента здравоохранения Борисом Витальевичем Евсеевым, который уверял, будто он кое-что знает о том, что производилось в бывшем 14-м цехе химкомбината…

Увы, очень скоро стало ясно, что господин Евсеев тоже не спешит продавать «ноу-хау», ибо в конкурентную борьбу вступил новый игрок — американский гражданин Пол Мэнулофф, он же Манулов Павел Николаевич, кузен Власты Мануловой и… соперник в борьбе за престол!

ЗАСАДА

— Юрик, подъем! — по-отечески скомандовал капитан Ляпунов, и Таран мигом проснулся. Повертел головой, глянул на свои «тайваньские» — 9.00, как в аптеке. Законные четыре часа, начиная с пяти утра, Юрка проспал. Пора службу нести.

Калейдоскопом промелькнули перед внутренним взором сумасшедшие события вчерашнего дня. Воскресенье называется, мать его так!

Обычно Птицын давал Тарану отгулять выходные, не всегда, конечно, но давал. Потому что считал: молодой отец должен хоть два дня в неделю общаться с сыном. Ясно, что это правило без исключений не бывало, но, ежели по ходу работы в «выходные» Юрке приходилось крепко потеть и рисковать, Генрих давал ему отгулы в рабочие дни. К тому же так, чтоб сразу, с одного задания на другое, случалось редко.

А вот на нынешней неделе все пошло именно так. Сперва сами похищали какого-то типа на улице Тружеников, потом вели перестрелку с похитителями Василисы, потом возили Ирину на встречу в «Пигмей», после чего была погоня со стрельбой. Жутко веселая и интересная жизнь! И все без передыху.

В субботу вечером, уже когда стемнело, Ляпунов построил Тарана, Милку, Топорика и Алика, велел экипироваться по гражданке, садиться в «Ниссан» и ехать на аэродром. Туда же подъехал на своей личной «Фелиции» Генрих Птицын в сопровождении «бойцовского» сержанта Толяна и… Василисы. Ее привезли с завязанными глазами и сразу же провели в самолет, где рядом с ней посадили Милку — для полного спокойствия, должно быть, чтоб за борт не выпрыгнула. Впрочем, прыгать премудрая прачка, похоже, вовсе не собиралась. Когда с ее мордашки сняли повязку, то выяснилось, что она выглядит очень даже неплохо, те синяки, которые ей поставили бандюки, были аккуратно заштукатурены, а новых, как видно, ей не поставили. От всяких негативных впечатлений, пережитых в сарае на карьере, Василиса уже вполне отошла, держалась бодро, даже глазки Милке состроила. Инструктаж от Птицына получал только сам Ляпунов, да и то очень короткий — пяти минут не прошло. Погрузились быстро, тем более что грузить, кроме самих себя, было нечего.

Долетели меньше чем за час. В пути помалкивали, даже Василиса тишину не нарушала, хотя вообще-то любила поболтать.

Прямо из самолета пересели в микроавтобус, где, кроме водителя, никого не было, и поехали на ту же самую дачу, где минувшим летом Таран провел несколько дней в обществе ныне покойного Коли, Ани Петерсон и Фроськи. Фроська и сейчас присутствовала, но выглядела намного серьезнее, поскольку чуяла, что имеет дело с очень крутыми людьми и лучше лишний раз не строить глазки. Василису поселили под контролем Милки в малой комнате, а мужики устроились в большой. Впрочем, Тарана с Топориком тут же выставили на стрему, точнее, как выразился Ляпунов, «контролировать обстановку». Через три часа их заменили сам Ляпунов и Алик.

Часов около семи капитан объявил общий подъем. Наскоро подкрепились макаронами с тушенкой, которые соорудила Фроська, а затем сели в машину, но уже не в микроавтобус, а в небольшой фургончик, и куда-то поехали. Правда, не все: Василиса и Милка остались на Фроськиной даче. За рулем сидел тот же шофер, что и вчера. Он ни имени, ни фамилии не сообщал, отзывался на обращение «шеф» и почти ни слова не сказал за все время поездки.

Задание оказалось очень простым и в принципе настоящей «мамонтовской» квалификации не требовало. Просто заехали во двор небольшого мебельного магазина и погрузили через заднюю дверцу какой-то продолговатый картонный ящик вроде тех, в которые упаковывают высокие и узкие шкафы-колонки из кухонных стенок. Потом переехали с одного конца Москвы на другой, перетащили ящик в крытый кузов «Газели», стоявшей во дворе некоего склада, сели в свой фургончик и поехали обратно на дачу. Зачем и почему все это делалось, никто, конечно, не спрашивал, все переговоры в обоих пунктах вел только Ляпунов.

Проездили не так уж и долго, часов до десяти. С этого момента почти до восьми вечера ничего не делали, если не считать того, что пообедали. А вот незадолго до 20.00 Ляпунов, обменявшись с кем-то по сотовому несколькими малопонятными фразами, велел срочно садиться в фургончик.

На сей раз работа тоже оказалась легкой, хотя ее уже нельзя было считать «непрофильной». Фургон добрался до престижного дачного поселка, расположенного впритык к Кольцевой дороге, остановился на неосвещенной улочке, а затем из него высадились Ляпунов, Милка и Василиса. Через некоторое время Ляпунов дал команду шоферу, и тот подъехал уже к открытым воротам дачи. Затем ворота закрыли, а фургон, объехав дачу, спрятался на заднем дворе. Только после этого Ляпунов объяснил, что в их задачу входит быстрый и бесшумный захват всех лиц, которые появятся на даче в течение этой ночи. Таковых лиц, по данным разведки, может быть трое, но не исключено и появление кого-то еще.

Алик и Топорик заняли позицию в маленькой комнатке на первом этаже, Таран с Милкой — на втором, в спальне, «шеф» остался при машине, а Ляпунов с Василисой должны были встречать хозяев. То есть встречать должна была Васька, ибо она, оказывается, работала у здешних господ, а Ляпунов — смотреть, чтоб универсальная служанка вела себя прилично и не пыталась сделать глупость.

Первой появилась хозяйка, которая очень обрадовалась Василисе. Судя по тому, что долетело снизу до Юркиных ушей, Александра Матвеевна — так звали хозяйку — уже намеревалась придумать для своей служанки массу дел, которые, должно быть, накопились за время Васькиного отсутствия. Пока она давала ЦУ, Ляпунов осторожно подкрался и усыпил представительную даму шприц-иголкой из хорошо знакомой Тарану стреляющей авторучки. После этого Александру Матвеевну осторожно загрузили в мешок, перевязали веревкой и погрузили в фургон. Фургон уехал, но очень быстро вернулся, должно быть, передав пленницу на какую-то другую машину.