Без ума от виконта
Шрифт:
— Вам надо вернуться к себе в комнату, Джейн.
— Нет. — Эдмунд наблюдал за тем, как переливается свет от канделябра на ее волосах, когда она решительно тряхнула головой. — Я не хочу.
Он должен проявить настойчивость. Взять Джейн за руку и отвести к двери в ее спальню.
Но если он возьмет ее за руку именно сейчас, то отведет к себе в комнату и уложит в свою постель.
Ему сейчас следует набросить на себя что-нибудь из одежды — купальный халат или ночную рубашку, или брюки, словом, любой предмет мужского гардероба, который помог бы вернуть здравый смысл его разгоряченным
— Я не хочу уходить к себе в спальню, Эдмунд.
Он понимал, что это сумасшествие, но так и не смог удержаться от вопроса:
— Так чего же вы хотите, Джейн?
Она облизнула губы и дрогнувшим голосом произнесла:
— В-вас.
О Боже! Вот оно, слово для его копья, которое так и вздыбилось, желая явить себя той, что оное слово сказала.
Моттон крепче прижал к себе полотенце и попытался вернуть утраченный самоконтроль. Она устала. Она сбита с толку. Она не в состоянии принимать жизненно важные решения. Он обязан уложить ее в постель — в ее постель. Она, слава Богу, девственница. Она не имеет представления о том, о чем просит.
Но он-то не девственник. Он обладает мучительно подробным представлением именно о том, чего она требует, и он будет рад давать ей это снова и снова, медленно и нежно, мягко и дразняще, сильно и быстро, любым способом, какой ей понравится.
Сегодня днем она, нет, они оба едва избежали смерти. Они должны радоваться жизни во всех ее проявлениях. Кожа к коже, дыхание смешивается с дыханием, его тело глубоко в ее теле.
Она была скомпрометирована после спасения: они должны пожениться. Большое ли значение имеет то, что они предвосхитят законный обряд?
Она сама пришла к нему. Он заметил страх и неуверенность в ее глазах, но в них была и твердая решимость.
— Я могла умереть сегодня, Эдмунд, а если вы правильно оцениваете возможности Сатаны, то я могу погибнуть и завтра.
Он не должен был внушать ей такой сильный страх.
— Я уберегу вас, Джейн. Сатана не причинит вам зла.
Она покачала головой в знак несогласия.
— Я всегда думала, что у меня есть будущее, но сегодня днем, когда меня вышвырнуло из вашего экипажа и я ощутила момент беспомощности и неуверенности, пока летела в воздухе, тогда я осознала, что это не так. Будущее — это всего лишь мечта. Нет ничего реального, кроме текущего момента, обозначаемого словом «теперь».
Она была совсем рядом — он мог до нее дотронуться, но не выпускал из рук полотенце. Он понимал, что если дотронется до нее, то слабый голос порядочности и нашептывания совести будут заглушены куда более громкими призывами.
— Я не хочу, чтобы моя жизнь кончилась прежде, чем я проживу ее по-настоящему. Я не хочу умереть девственницей, Эдмунд.
Она положила руки ему на плечи, ее пальцы были обжигающе горячими. Ее груди дразнили Эдмунда.
— Мы должны будем вступить в брак, — сказал он.
Он сейчас чувствовал не одно лишь плотское желание овладеть женщиной. К этому желанию присоединились стремление защитить, нежность и обожание. Ничего подобного Эдмунд никогда раньше не испытывал.
И
— Это будущее, — сказала Джейн. — Я не могу думать о будущем.
Она передвинула руки с его плеч на предплечья.
Моттону сейчас тоже было дьявольски трудно думать о будущем и вообще о чем угодно, кроме того, что ладони Джейн так мягко и ласково скользят по его мускулам, а обнаженные груди ее так близки от него — всего в нескольких дюймах. Он глубоко втянул в себя воздух, и мускусный запах ее возбуждения донесся до его ноздрей из разгоряченного местечка между бедер.
Черт возьми, его фаллос был готов к действию. Руки Джейн соскользнули на его запястья, потом тронули его пальцы, которыми он все еще сжимал полотенце.
— Прошу вас, Эдмунд! Будьте добры, покажите мне то, чего я еще не видела.
Эдмунд ахнул. Господи! Ее пальцы откинули в сторону полотенце и обхватили его мужское достоинство с такой же ловкостью, с какой обхватывали пенис гипсового Пана. Эдмунд постарался сдержать свое изумление, хотя глаза у него, как ему казалось, готовы были выскочить из орбит. Он бросил полотенце на пол и обнял Джейн за плечи, пытаясь сохранить душевное равновесие.
Надо сказать, что все его предыдущие и весьма многочисленные связи с женщинами были недолговечными и, случалось, обрывались после одной или двух встреч. Долговременной любовницы у него никогда не было, да он этого и не желал. И все же он не хотел бы прожить свою жизнь так, как прожил его отец.
Но теперь все было иным, настолько иным, что он почти чувствовал себя таким же девственным, как Джейн.
— Твердый, как у Пана, но в то же время теплый и мягкий, — пробормотала Джейн.
Теплый? Горячий и даже очень! От ее слов его температура, должно быть, подскочила на сотню градусов. Рука Джейн двигалась — вверх, вниз, по всей длине. Прикосновения были мягкими, бережными… Эдмунд со свистом втянул в себя воздух.
— Тебе нравится?
— Д-да…
Он не мог произнести ни слова больше, да и с этим одним едва справился.
Она подступила ближе и прижала его исстрадавшийся жезл к своему животу. Соски ее грудей щекотали ему грудь. Эдмунд передвинул руки с плеч Джейн ей на спину, но не прижал ее к себе. Скоро, но еще не сейчас. Он позволит ей еще немного повольничать — она двигается во многих весьма интересных направлениях.
Ее руки поглаживали ягодицы Эдмунда, а губы осыпали поцелуями грудь. Она лизнула сосок, потом поцеловала ключицу, потом шею, подбородок. Выпрямившись, прильнула к нему всем телом.
По спине Эдмунда струился пот. Позволить Джейн делать все, что она хочет, было для него мучением — но каким сладким мучением! Способность мыслить рационально покинула его, разумом полностью завладело вожделение.
Он жаждал Джейн, как жаждут пищи, воды и воздуха.
А потом ее губы прижались к его губам, и он уже не смог себя сдерживать. Он со всей силой прижал ее к себе — так тесно, что они как бы слились воедино.
Теперь она принадлежала ему. Не имело значения, что они не произнесли обеты перед алтарем, что они даже не давали друг другу никаких обещаний. Их тела обещали друг другу все.