Бездна
Шрифт:
Откуда-то с другого края палубы раздался вопль, а с противоположной стороны — раздраженное бормотание и неразборчивое бормотание.
Лоулер взглянул вверх и увидел Тилу Браун, оседлавшую рею и пытавшуюся одновременно удерживаться и отбиваться от стайки этих тварей.
Одна щека у нее уже была разодрана, и с лица вниз падали капли крови. Толстая рыба-ведьма оцарапала Вальбену руку, но серьезного вреда не причинила: ее щетина в этот момент развернулась в другую сторону. Еще одна пролетела над палубой именно в тот момент, когда Делагард вылезал из люка. Она ударила его в грудь, оставив рваный, быстро покрывавшийся кровью след на рубашке, и, корчась,
В течение трех-четырех минут происходящее напоминало ливень из острейших дротиков. Затем все кончилось. Вокруг воцарилось привычное спокойствие; море вновь стало неподвижным и ровным, похожим на огромный кусок матового стекла, протянувшийся в бесконечность.
— Сволочи! — озлобленно вскрикнул Делагард. — Я их уничтожу! Сотру в порошок каждую мерзкую тварь!
«Интересно, когда это произойдет? — подумал Лоулер. — Когда Лик Вод сделает его верховным властелином всей планеты?»
— Позвольте мне осмотреть ваш порез, Нид, — попросил Вальбен.
Делагард резко оттолкнул его.
— Пустяковая царапина. Я уже не чувствую никакой боли.
— Как хотите.
Нейяна Гольгхоз и Натим Гхаркид появились из трюма и сразу же начали сметать мертвых и издыхающих рыб-ведьм в кучу. Мартелло, которому одна из них сильно располосовала руку, а другие оставили в его спине свои шипы, подошел к Лоулеру, чтобы показать раны. Тила спустилась с мачты и продемонстрировала свои следы столкновения с мерзкими ведьмами: кровавый шрам на щеке и второй — под грудью.
— Кажется, придется наложить несколько швов, — сказал ей Вальбен. — Очень больно?
— Немного пощипывает и жжет. По правде говоря, жжет сильнее, но, думаю, все обойдется.
Она улыбнулась. Лоулер заметил в ее глазах то же чувство, что и прежде,
— любовь или просто желание. Тила знала о его встречах с Сандирой, но, по-видимому, это для нее ничего не значило, Возможно, она даже не протестовала бы, если бы эти гады искромсали ее и посильнее. По крайней мере, это привлекло бы внимание Вальбена к ней, заставило бы его прикоснуться к ее телу. Лоулер почувствовал нечто вроде жалости к Тиле, хотя терпеливая преданность девушки почему-то огорчала его.
Делагард со все еще кровоточащей раной приблизился к ним в тот момент, когда Нейяна и Гхаркид собирались смести за борт груду дохлых рыб-ведьм.
— Эй, вы! Постойте! — крикнул он уборщикам палубы. — Мы ведь уже несколько дней не ели свежей рыбы.
Натим взглянул на Нида с предельным удивлением.
— Вы будете кушать рыбу-ведьму, капитан-господин?
— А что… Можно попробовать, — вполне серьезно ответил Делагард.
Сваренная рыба на вкус походила на старые залежавшиеся тряпки, которые в течение двух недель пропитывали мочой.
Лоулеру удалось проглотить три кусочка, прежде чем он, давясь, оттолкнул от себя тарелку. Кинверсон и Гхаркид отказались даже пробовать сие блюдо; Даг Тарп, Хендерс и Тила тоже обошлись без этого «деликатеса». Лео Мартелло демонстративно съел половину рыбины. Отец Квиллан с явным отвращением «клевал» свою порцию, но при этом со столь же очевидной решимостью подобрать ее до конца, словно дал обет Пресвятой Деве есть все, что ему подадут, какой бы гадкой ни казалась пища. Делагард сжевал все лежащее перед ним на тарелке и попросил еще.
— Неужели вам это нравится? — поразился Лоулер.
— Человек должен что-то есть, не так ли, док? Ему же нужно поддерживать силы. Вы не согласны? Протеины — везде протеины.
— Нет уж, спасибо, — ответил Лоулер, — как-нибудь обойдусь.
Вальбен стал замечать изменения в поведении Сандиры. Перемена курса и цели путешествия, казалось, освободила ее от тех рамок и ограничений, которые она сама накладывала на собственные эмоции и желания. С этого времени моменты страсти больше не сменялись в их отношениях холодным и немного колючим молчанием с ее стороны, прерываемым лишь короткой поверхностной болтовней.
Теперь, когда они лежали вдвоем в темном, покрытом плесенью углу грузового отсека, их излюбленном месте свиданий, Тейн раскрывала ему свои маленькие тайны в неожиданных приступах автобиографических излияний.
— Я всегда была очень любопытной девочкой… Пожалуй, слишком любопытной. Частенько без спросу ходила купаться в залив и там, на мелководье, подбирала все, что попадалось под руку… поэтому всегда возвращалась домой в укусах и царапинах. Когда мне исполнилось года четыре, я засунула себе во влагалище маленького краба. — Лоулер сморщился, а Сандира, взглянув на него, громко расхохоталась. — Не знаю, что мне хотелось выяснить таким образом… На краба пребывание там явно не произвело большого впечатления, чего нельзя сказать о моих родителях.
Ее отец являлся в то время мэром острова Хамсилейна. Так обычно обитатели островов Лазурного моря называли руководителей своих правительств. Человеческое поселение на Хамсилейне насчитывало около пятисот представителей потомков землян. С точки зрения Лоулера, это выглядело неимоверно сложной конструкцией — пятьсот человек, даже представить невозможно! О матери Сандира говорила в довольно неопределенных выражениях; высокоученая дама, вроде бы историк, исследовательница галактических миграций людей, но она умерла совсем молодой, и Тейн почти не помнила ее. Правда, — в чем сомневаться не приходилось — Сандира унаследовала от мамы ее интеллект и страсть к научному поиску. Тейн особенно привлекали джилли-двеллеры. Она никогда не забывала называть их этим более научным термином, который Лоулеру казался неуклюжим и напыщенным.
В возрасте четырнадцати лет Сандира вместе с одним юношей, который был немного постарше, начала шпионить за тайными обрядами двеллеров острова Хамсилейн. Она и этот паренек, кроме того, занимались и естественными для их возраста сексуальными экспериментами; Тейн упомянула об этом в своем рассказе как о чем-то неинтересном и само собой разумеющемся, но Лоулер с удивлением обнаружил, что страшно завидует ее юному дружку. Иметь своей возлюбленной такую потрясающую девчонку! Какое же это счастье и удача! В юности у Вальбена вполне хватало девушек. Его обязательно ждала какая-нибудь «пташка», когда ему удавалось вырваться из отцовского ваарга, где он днями просиживал над медицинскими фолиантами. Но Лоулера в этих девицах привлекали отнюдь не их исследовательские способности. На какое-то мгновение он погрузился в размышления, полностью отключившись от реальной действительности: «А как бы сложилась моя жизнь, если бы на Сорве в пору моего взросления жила такая девушка, как Сандира? Что произошло бы, если бы я женился на ней, а не на Мирейль? Черт возьми! Захватывающее предположение! Да… Несколько десятилетий тесного сотрудничества с такой удивительной женщиной вместо одинокого, полумаргинального существования, которое я вел все это время… Настоящая семейная жизнь! Долгая-долгая и счастливая семейная жизнь!»