«Бежали храбрые грузины». Неприукрашенная история Грузии
Шрифт:
В итоге после выборов, прошедших в идеальном порядке в конце февраля, выяснилось, что из 40 депутатов «третьего» Абхазского Народного Совета (во избежание нежелательных ассоциаций немедленно, едва ли не первым голосованием переименованного в Народный Совет Абхазии) 27 народных избранников полностью разделяют точку зрения Тифлиса. Причем некоторые из них из Тифлиса совсем недавно и переехали, прельщенные, скорее всего, прелестными видами и здоровым климатом райского уголка. Ну и, конечно, влекомые стремлением развивать демократию. Только им одним и ничем больше. Злые же языки, нашептывающие, что, дескать, главой Совета станет «марионетка Тифлиса» Варлам Шервашидзе, были посрамлены. Он даже не выставил свою кандидатуру. Председателем стал его бывший заместитель и близкий друг Арзакан Эмухвари (если верить воспоминаниям современников, «известный меньшевик, безвольный, бездарный и трусливый»). Правда, как выяснилось, настолько не соответствовавший должности, что вскоре подал в отставку по собственному желанию, уступив место новому, более достойному и опытному избраннику – да-да! – батоно Варламу Шервашидзе, а сам пересев в кресло комиссара (премьер-министра). Ошиблись и те, кто пророчил, что, дескать, на первом заседании большинство станет замалчивать «неудобные» вопросы. Совсем наоборот. Исидор Рамишвили, старейший социал-демократ Грузии, человек, в Тифлисе невероятно уважаемый, открывая заседание, так прямо и сказал: «Мы знаем стремления реакционных групп народа к «независимости». Но для этого маленький народ еще не готов, и его могут взять в руки и в рабство поработители, и из этой петли сам народ не сможет освободиться. Мы не похожи на завоевателей,
Тем не менее не обошлось без провокаций. Некто Чанба, забывшись, позволил себе заявить, что «интернационализм грузин есть забота только о нуждах грузинского народа, поэтому грузины стараются раздвинуть, расширить границы своей страны. И маленькая Абхазия для этого лакомый кусочек. Мы не против самоуправления грузин и их республики, больше того, мы это приветствуем. А вместе с тем мы также уважаем себя. Какие бы сладкозвучные слова они ни произносили, сквозь них просвечивает их замысел – держать Абхазию под прицелом». Да, именно так он сказал – и не был ни арестован, ни даже выведен из зала. Потому что «чрезвычайка» кончилась, а свобода слова священна.
Плоды демократии
20 марта 1919 года НСА абсолютным большинством голосов принял долгожданный «Акт об автономии» – коротенький, всего из двух пунктов: «Абхазия входит в состав Демократической Республики Грузия, как ее автономная единица» и «Для подготовки проекта конституции создать комиссию из депутатов НСА и Учредительного собрания Грузии в равном числе». После чего депутаты опять-таки абсолютным большинством приняли обращения к парламенту Грузии, англичанам и Добрармии насчет того, что «законно избранные власти Абхазии вступили в свои права», – и первая сессия была закрыта. В Тифлисе новость встретили аплодисментами, в британской миссии и ставке Деникина, пожав плечами, приняли к сведению. Как бы то ни было, политес был соблюден. По крайней мере, в бумажном варианте. Жизнь, конечно, вела себя сложнее. Заигравшись в процедурные кошки-мышки, меньшевики не учли очень важные социальные нюансы и в итоге проглядели нехорошую тенденцию: через Абхазию, где до тех пор много веков люди жили бок о бок, то мирясь, то враждуя, но никогда не обращая особого внимания на этнические нюансы, пролегла трещина. Коренные обитатели края, хотя уже и не те, что полвека назад, были слишком традиционным народом, воспринимающим присущие демократии фокусы как оскорбление всей общности, нанесенное другой общностью. А потому сразу после выборов начался бойкот этническими апсуа мероприятий власти, которую они считали «фиговым листком, сделанным, чтобы показать, что автономия все же существует». Все, хоть как-то от бойкота уклонявшиеся, то есть мегрелы, автоматически заносились в списки врагов или прислужников врага. Попытки же меньшевиков смягчить напряжение и привлечь влиятельных аборигенов к управлению проваливались: так, несмотря на просьбы и даже угрозы, некто Чочуа, авторитетный в народе учитель, категорически отказался выдвинуть свою кандидатуру в депутаты Учредительного собрания Грузии. Помимо всего прочего, резко выросло влияние сидящих в подполье, но весьма активно ведущих работу большевиков. В итоге даже в Тифлисе, даже в парламенте и даже в рядах правящей фракции возникло мнение, что «реальные интересы грузин и абхазцев требуют немедленной смены односторонней и крайней политики нашего правительства в Абхазии, которая неприемлема для большинства абхазского населения». Правительство, однако, на эти здравые голоса не реагировало. Полагая главным, что претензии со стороны бриттов и деникинцев исчерпаны, оно занималось другими, более, как казалось Жордания, важными и неотложными делами.
Мировая закулиса
Самым-самым главным считалась внешняя политика. В чем-то Ноя Николаевича можно понять: самые солидные международные партнеры, Турция, Германия и Австро-Венгрия, за которыми можно было чувствовать себя, как за Великой Китайской стеной, рухнули ниже нуля, их признание в новой обстановке ничего не стоило, как и признание соседей вроде Армении или Азербайджана. Англичане от признания уклонялись, ни партнерами, ни союзниками, что бы ни писала тифлисская пресса, не были, а были, называя вещи своими именами, оккупантами на территории вассала побежденного врага. Они, правда, обещали когда-нибудь признать, поддержать и посодействовать, но лишь в случае хорошего поведения, а что это такое, решали сами, никому критериев не сообщая. В поисках хоть какой-то альтернативы делегация меньшевиков бродила по кабинетам Версаля, обивая пороги второстепенных клерков, безуспешно просясь на прием к кому-то пусть относительно, но влиятельному, и подавала прошение за прошением о признании Грузии субъектом международного права. Тщетно. Венгрию признали, Польшу признали, Чехословакию признали одной из первых, Финляндию тоже, не отказали и какой-то мутной Албании, а гордые суверенные демократии Кавказа просили подождать до выяснения. Дело было даже не в том, что британцы негласно не рекомендовали спешить, хотя и в этом, конечно, тоже. Главное, всем было интересно, чем кончится в России, и все ждали развязки, понимая, что согласовывать вопросы далеких экзотических уголков придется с победителем схватки титанов, а мнение самих экзотов, в данном случае, роли не играет. Обиднее всего, как писал Гегечкори, было видеть, что «место в планах вершителей судеб нашлось и Армении, но не нам», хотя, если вдуматься, как раз тут ничего странного нет: Армения, в отличие от Грузии, не заявляла о своем нейтралитете и не скрывала готовности и желания принять на себя любую роль в задуманном державами разделе Турции. Как бы то ни было, к марту 1919 года стало ясно: когда Грузия понадобится, ее вызовут, а до тех пор следует делать вид, что Лондон все-таки не то, что есть, а друг, партнер и союзник, и быть очень-очень послушными.
В этом фарватере и поплыли, что было англичанами отмечено и поощрено. В конце марта, аккурат после того как глубоко несчастные дипломаты вернулись из недоброго Парижа, меньшевикам было, наконец, дозволено съесть маленькую, мусульманскую, но, как ни странно, очень демократическую Южно-Кавказскую республику со столицей в Карсе, отобравшую у могущественной – в сравнении с собой – соседки изрядные куски «исторических земель» на юге. В Лондоне, подумав, решили, что раз мусульмане, значит, как ни корми, будут смотреть на Стамбул. Правоверные, конечно, сопротивлялись, но против генерала Квинитадзе, вояки царского еще чекана, тем паче, без надежды на англичан, поделать ничего не могли. Появились подвижки и в смысле Аджарии. Уходить оттуда сэры и пэры пока что не планировали, но намекнули, что после ухода, который когда-нибудь состоится, аппетитный порт будет передан Тифлису. В подтверждение намека князькам из клана Абашидзе – Мемед-бегу, Аслан-бегу, Зиа-бегу и другим бегам, желавшим не уходить под Турцию, где воли не будет, а рулить краем, как отцы и деды, – было позволено выйти из тени и легально агитировать грузин-мусульман за «воссоединение с Матерью-Родиной». Разумеется, «на правах самой широкой автономии». Позже, в конце августа, в Батуме с позволения англичан даже прошел съезд, принявший соответствующее постановление. Такие расклады давали Ною Николаевичу право верить в лучшее, а пока оно не наступило, вплотную заниматься и куда более скучными, но перезревшими внутренними проблемами. Накопилось же их за время независимости, что называется, не приведи Бог никому.
Вопрос вопросов
Социал-демократическая модель, конечно, дело хорошее, но не в кризис, когда инвестиций нет и просить не у кого, к тому же тогда она только обкатывалась. Да и были грузинские лидеры марксистами скорее от ума, всеми прочими деталями организма оставаясь дворянами. В связи с чем к позарез необходимой аграрной реформе решились приступать только теперь, поняв, что еще чуть-чуть, и пропаганда большевистского подполья наберет популярность и во «внутренних» губерниях. Было трудно. Даже имперский закон 1912 года о передаче земли временнообязанным в Грузии еще не был проведен в жизнь. Но трогать частные усадьбы, принадлежащие «бомонду», меньшевикам (сами плоть от плоти «бомонда») было свыше сил. Для начала в ведение «поземельных комитетов» передали казенные угодья и национализированные поместья Дома Романовых, на базе которых предполагалось развивать фермерские хозяйства, способные, как опять же предполагалось, «сделать Грузию любимым курортом, модным духаном и лучшим винным погребом Европы».
Не будучи экономистом, не берусь судить, насколько перспективны были такие планы. Возможно, вполне. Проблема, однако, заключалась в том, что земли было куда меньше, чем желающих ее получить, а распределялась она не только с бюрократическими проволочками (как всегда бывает) и не только с серьезными злоупотреблениями (как везде в таких случаях), но и, что хуже всего, в соответствии с партийными интересами. Грубо говоря, в лояльных, хорошо голосующих за меньшевиков уездах больше, быстрее и в первую очередь, в менее «своих» – не так быстро и не всем, а только наиболее «сочувствующим». А уж в районах «ненадежных», в первую очередь на национальных окраинах, процесс даже не пошел, – притом, что именно там проблема безземелья стояла наиболее остро. Народ, сравнивая, злился. Очень к месту появлялись листовки большевиков, затем их вездесущие агитаторы, – особенно, конечно, там, где Грузия граничила с РСФСР и бурлящим Северным Кавказом. Так что ничего удивительного нет в том, что осенью 1919 года вторично полыхнуло в Горийском и Душетском уездах, ныне называемых (где как) Южной Осетией или Цхинвальским регионом. Это еще не было «большевистским мятежом», хотя, в отличие от весны 1918-го, большевики активно в нем участвовали. Это не было и «бунтом горных дикарей против культурного государства», хотя некий этнический элемент, конечно, угадывается. Это было в основном обычное, стихийное и заранее обреченное восстание крестьян, увидевших, что кому-то землю дают, а их обходят. Вот только люди, стоявшие у власти, были уже не светлоглазыми романтиками образца первых послереволюционных месяцев, и подавили выступления куда жестче, чем полутора годами ранее. Хотя без особой, специальной жестокости, с довольно умеренным количеством жертв, главным образом, убитыми в стычках. Кое-кто из очевидцев даже извлек уроки. «Уверен, – писал в Тифлис сразу после событий Чермен Кокоев, горийский осетин, правоверный меньшевик и член уездного поземельного комитета, – что необходимо безотлагательно выделить до сотни наделов и предоставить их местным жителям. Это успокоит остальных и поможет нам в создании местной милиции, которая могла бы обеспечить порядок, не раздражая массы населения, сегодня предубежденные против правительства». Докладная дошла по назначению, видимо, была прочитана и осела в архиве без резолюции. Партийный принцип «сначала – своим» сработал четко и беспощадно. Схема распределения земли не изменилась, а соответственно не разрядилась и обстановка.
Ва-банк
Однако главной головной болью меньшевиков, куда большей, чем «осетинские» регионы, пожалуй, даже большей, нежели Абхазия, где все было очень не в порядке, оставался Сочинский округ, «незаконно аннексированный» деникинцами. Земли Закубанья меньшевикам очень нравились, они за короткое время обладания успели к ним привыкнуть, – и было обидно. Хотелось реванша. Тем паче, что Добрармия как раз разворачивалась на Москву и на берегах «демаркационной» Бзыби оставалась лишь пара белых рот неполного состава и не самого лучшего качества, а побережье кишмя-кишело мелкими бандами самых разных цветов, от «зеленых» и «красных» до «черных» и вообще непонятно каких, но воюющих против добровольцев и казаков. Правда, округ был «нейтрализован» англичанами, но те, судя по дальнейшим событиям, тоже не прочь были щелкнуть по носу не в меру нахального русского генерала, параллельно отхватив побольше земли на случай, если он все же победит. Во всяком случае, версия о том, что 12 апреля 1919 года грузинская армия отняла у добровольцев Гагры, «обойдя английские посты на Бзыби», на мой взгляд, звучит не слишком убедительно: без кивка генерала Томсона меньшевики вряд ли рискнули бы пальцем шевельнуть. Но так или этак, а после тяжелого боя с четырьмя внезапно ударившими по городу батальонами (до тысячи штыков) гагринский гарнизон, потеряв убитыми 29 человек (четверть личного состава), отошел на север, преследуемый торжествующими победителями и примыкающими к ним разноцветными партизанами. «Второй Северный поход» успешно развивался полторы недели, до тех пор, пока на реке Мехадыр грузинские войска не столкнулись нос к носу с отрядом добровольцев, посланным разрулить ситуацию. Дальнейшее темно и непонятно. Исследователи, занимавшиеся этим вопросом, называют разное число сражений и стычек, но все сходятся в том, что «потерь при отступлении экспедиционный корпус народной Гвардии не понес», а наступление деникинцев было остановлено «после резкого демарша англичан, вновь пригрозивших белым бомбардировкой с моря». Трактовать эти данные всякий волен, как душа пожелает, но то, что после британского вмешательства «окончательная демаркационная линия была установлена чуть севернее Гагр, по реке Псоу, примерно там же, где сейчас граница», – бесспорный факт.
Блеф
Есть, однако, еще один нюанс. Признаюсь, я не слишком восторженного мнения об умственных качествах лидеров «Первой Республики». Глядя на события с почти вековой дистанции, когда многое известно и складывается в единую картину, оценивать их иначе, чем на «посредственно с минусом», собственно, невозможно. И тем не менее, и Ной Николаевич, и Евгений Петрович, и другие «отцы независимости» были искушенными в интригах профессиональными политиками, людьми, в основном, с образованием выше гимназического. Логику, во всяком случае, изучали. Логика же в сложившейся ситуации подсказывала только одно: после облома со «Вторым Северным» засесть за проведенной бриттами чертой и сидеть там тихо, как мышки, решая внутренние вопросы и выжидая, чем завершатся события на севере. В конце концов, даже победи Деникин полностью и окончательно, никто бы не развернулся брать Тифлис и вешать меньшевиков за что-нибудь. Ибо власть в России оказалась бы не в твердых генеральских руках, а у массы разнообразных политиков, путешествовавших в обозах многочисленных белый армий. Иного варианта не допустила бы Антанта. А соответственно, и судьба «Единой и Неделимой», и судьбы мелких окраинных новообразований решались бы путем парламентских дебатов, с непременным привлечением западных экспертов, юристов, заслушивания доводов и аргументов, в рамках кулуарных консультаций, закрытых переговоров и международных конференций. У Грузии, да и не только у нее, таким образом, был шанс, и шанс вовсе не иллюзорный. Случись же наоборот и опрокинь красные Добрармию, в этом, по крайней мере, не было бы вины Тифлиса. А уповать все равно оставалось бы только на англичан.
В любом случае естественнее всего было не отсвечивать. Однако отказаться от заветного проекта «Грузия по Ингороква» тифлисские мечтатели были решительно неспособны. Устраивать «Третий Северный», правда, поостереглись, но в прямом вмешательстве нужды не было: летом на всем побережье от Анапы до Адлера развернулась «лесная война» против деникинцев, и в эту-то мутную водичку меньшевики даже не влезли, а нырнули с головой, благо контакты с «лесовиками» установились еще в апреле. Стараясь избегать лишнего шума, Грузия сделала все, чтобы организовать рыхлую массу партизан, сгладить «идейные» противоречия и сформировать некую единую – или, по крайней мере, координирующую свои действия – «красно-зеленую» силу. Постановив рассматривать повстанцев, как «борцов за дело социализма и против контрреволюции», Тифлис по закрытым каналам выделял повстанцам значительные суммы денег, наладил поставки оружия и боеприпасов. В Гаграх расположился «центральный штаб народного сопротивления» и «лагеря беженцев», где партизаны могли, ежели что, пересидеть. С лидерами «лесовиков» общались официальные лица, пусть и не очень высокого уровня, обещая походатайствовать перед Великобританией, которую якобы представляли, насчет все той же, казалось бы, прочно забытой «Южной республики». Разумеется, под протекторатом Тифлиса, но, как всегда, «на правах самой широкой автономии». При этом, по секрету от тех, кого приручили, официальные лица рангом повыше время от времени закидывали удочки Деникину, предлагая «прекратить вынужденные контакты с бандитами» и выдать их вожаков в обмен на признание «законных прав Грузии» на часть побережья. Можно даже без Туапсе, но обязательно включая Сочи.