«Бежали храбрые грузины». Неприукрашенная история Грузии

Вершинин Лев Рэмович

«Нельзя было, – писал в эмиграции Гегечкори, – закрыть глаза на то, что во многих уездах инородное большинство составляют гости и пришельцы, тогда как грузинское население, хоть и превратившись в меньшинство, все же хозяева этой земли». Это была чистая правда. Грузины, конечно, любили, да и сейчас любят, прихвастнуть насчет «исконных прав» (примером чему хотя бы тот же Ингороква), но факт есть факт: из века в век в Грузию въезжали волны переселенцев, искавших кто лучшей жизни, кто элементарного спасения от гибели. А кто и просто не собственной волей, а по указанию шахов, желавших укрепить свое влияние надежными правоверными кадрами. Вот и пойми, как решать: по фактическому составу населения или историческим картам? Правительство Араратской Республики, сформированное дашнаками-радикалами, полагая, что первый вариант лучше, претендовало на Борчалинский и Ахалкалакский уезды, из которых как раз уходили турки и немцы, а также район Лоре, где когда-то давным-давно существовало маленькое Лоре-Таширское армянское царство, осколок былой Большой Армении. Причем били меньшевиков их же решением почти двухлетней давности насчет определения границ «по принципу реального расселения той или иной национальности».

Горе пополам

На самом деле, в том, что случилось дальше, виноваты или

все, или никто. Просто все сошлось одно к одному. И обиды старые, расчесанные в эпоху полемики Чавчавадзе с его армянскими оппонентами. И обиды новые: армяне не могли простить Грузии развала Федерации, когда их, если уж совсем честно, бросили на съедение туркам, а грузины не могли простить соседям, что они их этим попрекают, не желая понять, что Грузия – вечная ценность, а Армения всего лишь «исторический казус». И обоюдная уверенность в своей непобедимости: армянская армия, вопреки всему, остановила-таки турок у Сардарапата, после чего успешно вела войну на два фронта, грузины же, уже успев забыть о неприятном, свято верили в то, что их армия «закалена в победоносных войнах с Турцией и Россией», поскольку турки так и не взяли Тифлис, а над Сочи, что ни говори, реял грузинский флаг. Плюс пресса, одинаково оголтелая и безответственная и на Куре, где газеты взахлеб рассуждали о «полной несостоятельности Армении, способной выжить только в качестве грузинского протектората», и на Раздане, где излюбленной темой модных колумнистов стали рассуждения о том, что Тифлис тоже, если вдуматься, армянский город. Плюс «особая роль» армянских генералов, второй, а по факту и первой, решающей политической силы в стране, где армией реально стал весь народ. И опять – маслом на хлеб – «синдром победителя» у дашнаков. И снова – сыром на масло – «сочинский эксцесс» («Наших бьют!» – это всегда работает). И снова, и опять – икоркой на сыр – проблема блокады, которую, если хочешь выжить, надо снять. Любой ценой. Нет, наверное, разногласия можно было если и не уладить вовсе, то хотя бы смягчить за столом переговоров. Но для этого говорить должны были Дизраэли с Бисмарками. А Жордания был всего лишь Жордания и Ованес Качазнуни был всего лишь Качазнуни. Обоим самым важным казалось сохранить лицо. А потому 5 декабря грузинские войска, ни с кем не консультируясь, заняли эвакуированный турками Ахалкалакский уезд, в ответ на что в ночь на 7-е армянская конница рванула на Ахалцихе, а два полка пехоты во главе с легендарным генералом Дро вошли в Борчалу.

На бобах

Спустя неделю спорные районы были полностью заняты дашнаками. Пал ключевой город Санаин. Но армянский марш не прекращался: лозунг «Даешь Гори! Даешь Тифлис!» у пресс-пустомель отняли уже и политики, правда, не из респектабельных. Остановить противника грузинским войскам и Народной Гвардии удалось, лишь перебросив с сочинского участка две трети тамошней группировки и командировав на фронт все того же Георгия Мазниашвили, но, хотя успешные сражения под Шулавери и Елизаветфельдом позволили слегка передохнуть, а кое-где и продвинуться вперед, особого повода для радости не было: Грузия билась на пределе сил, а дашнаки только-только разогрелись. И тут, надо полагать, в дело вмешалась то ли сама Богородица Иверская, покровительница Сакартвело, то ли кто-то из слуг Сына Ее. 12 декабря в Тифлисе появилась надежда в виде английской миссии на предмет поговорить. Поговорили. Уже 15 декабря британские части высадились в Поти, а 25-го под восторженное «Gamaijoba!» маршировали по Тифлису. Их было намного меньше, чем полгода назад вояк кайзера, но они и пришли не воевать, а распоряжаться. По праву победителя. Причем власти Араратской Республики, обрадовавшиеся куда больше грузин, очень скоро поняли: все отнюдь не так розово и пушисто, как думалось. Фаворитом Ереван не стал. Дашнаков, конечно, похвалили за верность и пообещали в перспективе щедро вознаградить. Но за счет Турции.

В сущности, подтвердилось то, во что раньше, когда родные союзники запрещали занимать Карабах и велели «сбалансировать» активность в Нахичеване, пытались не верить: дружба дружбой, но нефть главнее. Грузия с ее портами и «трубой» в этом смысле была ничем не хуже Азербайджана, к тому же и пусть совсем маленькой, но гирькой висела на ногах у Добрармии, чрезмерного усиления которой в Лондоне не хотели. Поэтому Еревану в приказном тоне велели замереть. Точно так же, как и Деникину, под сурдинку занявшему север Сочинского округа, под прямой угрозой войны запретили двигаться дальше без позволения британского главкома генерала Уокера (Сочинский округ был объявлен «нейтральным», но оставлен под грузинским контролем). В общем же, не столь уж редкие споры армян (полагающих, что они чуть не взяли Тифлис) и грузин (уверенных, что они почти взяли Ереван) на тему, у кого конкретно «украли победу» подлые англичане, неконструктивны. Глупая была война, и проиграли оба. Полтысячи грузинских парней и больше трех сотен армянских пошли на фарш, а в итоге спорные районы поделили пополам. Чуть-чуть в пользу Армении, но при этом улетел удобнейший, более никогда не повторявшийся момент для «освоения» Нахичевана. Зато самый вкусный кусок, с Алавердскими медными копями, худо-бедно отбитый грузинами, превратился, ясное дело, в «нейтральную зону», прямо подчиненную английскому генерал-губернатору.

Книга джунглей

Сколько мемуаров ни читал, везде одно и то же. Немцев бранят, немцев несут по кочкам, но в итоге все равно поминают хорошо. Про англичан плохо не пишут, но вспоминают как бы нехотя, с явной гримасой. Потому что очень уж разные люди. У суровых тевтонов Ja ist Ja, Nein ist Nein, а если уж Schiessen, то безусловно Schiessen, даже в ущерб себе. В устах же сэров и пэров только No всегда No, а вот Yes следует понимать исключительно как May be, – и всегда в их пользу. Для меньшевиков исключения не сделали. Ограничились прощением и разрешением съездить в Париж на мирную конференцию, себя показать и претензии озвучить. Но, хотя специально для такого судьбоносного случая подготовленная, очень красивая карта границ Великой Грузии эпохи Тамар, доказывающая права Тифлиса на все «исторически принадлежащее», вершителям судеб пришлась по душе, не меньше понравилась им и другая карта, привезенная представителями давно не существующей «Горской республики», где Абхазия была окрашена в совсем другие цвета. Не говоря уж о карте армянской: там, правда, Абхазии не было, зато было много другого, совсем неправильного. Так что первый выход в свет обернулся конфузом.

Во всем же остальном новые покровители оказались до боли себе на уме. Аджарию с сочным Батумом, забрав у турок, законному хозяину не вернули, а сели там сами. Завели какие-то странные контакты с какими-то абхазскими представителями.

Не вмешались даже, когда на юге, в Самцхе, какие-то самозванцы-мусульмане объявили себя Республикой Юго-Западного Кавказа, выгнав из Ахалциха и Ахалкалаки грузинские войска; как ни просил Тифлис помочь, ответ был в том смысле, что, дескать, поживем – увидим. Разве что Деникина одернули в декабре. И то, как вскоре выяснилось, без толку. Добровольцы союзников уважали, но играть роль «Чего изволите?» не умели и не собирались. В январе 1919-го, когда отношение военных властей к сочинским армянам ужесточилось до предела, началась стрельба. Восставшие села грузины, жалея живую силу, давили орудийным огнем. Армяне молили о помощи всех, кто мог услышать. Бритты ограничивались «It’s not good» и выражением сочувствия. Зато Деникин, вопреки английскому запрету и сложностям на Дону, двинул войска – спасать. 6 февраля две роты Добрармии, восторженно поддержанные армянами, вошли в Сочи. При этом командующий группой войск, генерал Александр Кониашвили, на тот момент уже пятый день гулявший на чьей-то свадьбе, был взят в плен тепленьким, пытаясь куда-то – то ли на передовую, то ли в тыл – прорваться на автомобиле. 8 февраля его заместитель, начштаба полковник Церетели подписал капитуляцию.

В общей сложности, в Сочи и Адлере добровольцам сдались в плен 714 грузинских солдат и 48 офицеров, погибло же за три дня боев 7 белогвардейцев и 12 воинов Грузии (позже всех, кроме записавшихся в Добрармию, вернули домой). Затем пали Гагры (1 убитый деникинец, ни одного павшего грузина). А вот дальше сэры-пэры вмешались всерьез. Деникину пригрозили разрывом отношений, прекращением военных поставок и даже войной. В частности, обстрелом кавказского побережья России из крупных корабельных калибров. В то время такое «Фэ» от островитян мгновенно вразумляло кого угодно. Однако добровольцы, даром что в малом числе (основные силы дрались с красными), угрозами пренебрегли, двинувшись на Сухуми. Совершенно сбитым с толку столь непривычным неуважением англичанам Деникин пояснил, что вот так, сразу, присоединять и возвращать в лоно «единой и неделимой» никого не намерен, но у него уже набрался полный сейф жалоб из Абхазии. Причем, извольте видеть, помочь «сбросить с себя нависшее над ними насилие чужой нации» просят решительно все, от бывшего вождя «горцев» князя Александра Шервашидзе до правоверных меньшевиков негрузинского происхождения. В общем, ежели вы, my dear friends, прекратить беспредел не желаете, на то, конечно, ваше право, но кто-то же должен.

Кто виноват

Взывать к совести островитян было, разумеется, пустой тратой времени, но выгоду свою они чуяли за три версты. Появилось дополнение к ультиматуму: если все так, то Сочинский округ следует «нейтрализовать», разместив там английские войска. Или война. Деникин, которому совсем уж переть на рожон было не с руки, такой компромисс принял и приказал двум лихо наступающим ротам притормозить на реке Бзыбь. Но британский выпад парировал красиво. Пользуясь тем, что англичане теперь считали русских отморозками, от которых можно ждать всего, он, ссылаясь на все те же нагромождения официальных прошений из Абхазии, выдал встречное условие: объявить нейтральным и Сухумский округ, «населенный, главным образом, абхазским народом и на владение коим Грузия не имела никаких прав». Естественно, заменив грузинские войска английскими и «возложив поддержание порядка на абхазские власти, свободно ими самими выбранные». Излишне говорить, что волшебное слово «neutralization» людям Его Величества Георга V пришлось более чем по вкусу. А вот Жордания и его министры занервничали не по-детски. Увести войска и доверить проведение выборов туземцам, еще и под непонятно чьим присмотром, с высочайшей степенью вероятности означало потерять все, нажитое непосильным трудом. Реагировать следовало быстро-быстро. Англичанам было стремглав доложено, что их сведения уже устарели, поскольку «возвращение Абхазии широкой автономии уже намечено и подготовка к этому осуществляется», а в Грузии, до тех пор толерантной по отношению ко всем своим обитателям, кроме разве что армян и чуть-чуть осетин, грянула агрессивная антирусская кампания.

Что пресса начала накачивать «мыслящее общество», понятно. Она и раньше не стеснялась. Однако теперь «многоминутку ненависти» открыто поддерживала дотоле старавшаяся держаться в тени власть. 24 февраля 1919 года вышло постановление о конфискации земли у «подозрительных иностранцев, эксплуатирующих трудящихся земледельцев» (читай, у тех же «трудящихся земледельцев», только русских, поскольку, скажем, немцы или эстонцы под категорию «подозрительные» не подпадали). Затем пошли аресты. В тюрьме оказались активисты Русского национального совета в Тифлисе, тишайшие адвокаты, врачи и даже музыкант, были вычищены из армии почти все русские офицеры, в том числе и отличившиеся на поле боя. А под Пасху, в Великий четверг, правительство приказало опечатать и отобрать у русских прихожан их кафедральный собор, что уже вообще ни под какие «соображения государственной безопасности» не подпадало. Не думаю, кстати, что просто удовольствия ради. Наверняка назло Антону Иванычу. Чтобы знал.

Глава XXV. Хочу всё!

Открытое общество

Хотело того правительство, не хотело ли, а возвращение Абхазии «самой широкой автономии» в этот момент стало вопросом номер один. По счастью, демократия, которая есть процедура, уже тогда предоставляла заинтересованным лицам самый широкий спектр красивых возможностей. Так что закон о выборах не просто соответствовал всем мыслимым нормам, но и зашкаливал. При том, что в остальной Грузии существовали «лишенцы», в «генерал-губернаторстве» право избирать и быть избранными получили все взрослые лица, вне зависимости от пола, национальности, исповедуемой религии и стажа проживания. К участию в выборах были допущены все партии, кроме совсем уж нелегальных большевиков. Никаких ограничений на агитацию не налагалось. За ход подготовки и соблюдение строжайшей законности отвечал сам Чхиквишвили, «чрезвычайный комиссар с неограниченными полномочиями». Правда, реально агитировали только меньшевики, но вины властей в этом не было: оппозиционные депутаты и видные не депутаты, как мы уже знаем, сидели в Метехском замке по обвинению в работе на враждебную Турцию. Более того, незадолго до выборов они были освобождены, кстати, вопреки законодательству Грузии, под прямым нажимом командующего союзными войсками английского генерала Томсона, 5 декабря 1918 года сообщившего Жордания, что правительство Его Величества требует либо предъявить сидельцам обвинения, либо выпустить их. Или же «не сможет признать законность выборов, состоявшихся без реального участия оппозиции». Это, конечно, было актом неприкрытого вмешательства во внутренние дела суверенного государства, но меньшевикам пришлось смириться, видимо, с тихой грустью поминая немцев, которые себе такого не позволяли.