Бежать от тени своей
Шрифт:
– А Стась?
Станислав – учитель. Его особой страстью является, как я уже писал, перевоспитывать, иначе говоря – переубеждать. Он считает, что умеет убеждать людей (разумеется, тех, кто в этом нуждается) правильно думать, правильно понимать вещи, вследствие чего люди, естественно, и жить могут более или менее правильно. Работает он в школе-интернате олигофренов, как будто нет на свете больных более перспективных…
Впрочем, он сумел доказать мне обратное:
– Почему-то люди об этих детях говорят: олигофрены… Стало быть, это прежде всего, а уже затем люди. Л я считаю, что они прежде всего люди
Что ж, не исключено, что он прав, ведь люди и бандитами не рождаются. Они ими, случается, становятся впоследствии. Наше знакомство со Стасем началось, когда я случайно набрел на здание института дефектологии. Не сознавая толком – зачем, я вошел. У первого встречного спросил, где найти директора. Потом сообразил, что мне хотелось узнать и понять, чем занимается институт дефектологии. Познакомился с одним из сотрудников. Он меня познакомил со своими коллегами, среди них оказался и Стась, который в тот день замучил меня какими-то своими теориями, относящимися к «Преступлению и наказанию» Достоевского.
Мы подружились, хотя люди мы, конечно, разные. Он, например, совершенно не употребляет алкоголя. Основой моих с ним взаимоотношений служили своего рода споры-анализы, в которых один как бы дополнял другого. Иногда мне казалось, что я для него был вроде верстака, на котором он обстругивал и сколачивал собственные мысли, доводя их до необходимой ясности. И еще я подозревал, что он пытался тихо и незаметно перекроить на свой лад мое мировоззрение. Мы с ним, случалось, находили общий язык, и это меня настораживало: это смахивало на тактику Кутузова, заманившего Наполеона…
Во всяком случае, Стась мне нравился. Он приветлив, щедр во всех отношениях, непрактичен в быту, принципиально упрям в деле, и у него есть хобби – рисование. Приятно дружить с Человеком. Если сам не можешь ничем особенно похвастаться, приятно знать, что хоть друзья твои настоящие.
– О прибавлении семейства у них не знаю, – говорит Зайчик, – да им довольно Вождя краснокожих. Дай бог с нею управиться!..
Вождь краснокожих – это четырехлетняя дочурка Станислава Леночка. Свое прозвище она заслужила честно. Она полностью соответствует образу маленького головореза из рассказа О'Генри и даже, мне кажется, превосходит его. Хотя она еще и маленькая, принимать ее можно маленькими порциями. И в кого она уродилась – непонятно. Стась – спокойный, уравновешенный, даже производит впечатление человека не от мира сего; Наташка, его полутораметровая кругленькая жена, еще более тихая.
– Заяц, пожалуйста, вывози из моей квартиры все, что представляет какую-нибудь ценность. (Ей не слишком много придется трудиться: у меня всего лишь несколько десятков книг, кое-какая одежда, постельное белье.)
– Как Гусь? – интересуюсь (это ее сын).
– Живут… – Заяц грустно вздыхает. – Ссорятся, кричат друг на друга. Делать ничего не хотят: ни работать, ни даже убирать в квартире…
Гусь – данное мною дружеское прозвище пасынку. Когда он пришел из армии, женился. Жену (ей не было восемнадцати) привез из Томска. Существо с детской мордашкой, предельно самовлюбленное и наивное. Если сложить самомнение обоих, получится небольшой домашний Александр Македонский. Ах, да что говорить! Кто в восемнадцать лет не считал себя выдающейся личностью!..
А Зайчишка! Сколько забот, сколько хлопот… Свадьба на носу – кольца надо, а золото подорожало. Сложив два мужских гардероба, скомбинировали одного мало-мальски приличного жениха. Это не беда. Бедность – не порок. Я на свадьбе был тамадой, тоже дело хлопотное: стол организуй, гостей весели, хоть зубами хвост свой лови, танцуй, пой, анекдоты рассказывай, вино пей, шампанское наливай… Обошлось. Все хорошо. Возникли свежие супруги: 18+21 – на двоих 39. Ничего. И как выросли в те дни Зайчиные уши!.. Эти ушки прислушивались теперь к каждому слову, произнесенному молодыми, прислушивались к интонации – все ли у них хорошо.
А они оба – избалованные мамами, ничего не смыслящие ни в жизни, ни в любви, ни друг в друге. Невесте, кроме всего, виделись сны наяву – о больших заработках, о карьере… Бедный Заяц!
Однако теперь Зайчик здесь, со мной, и нам хорошо, тепло и радостно. Варю ей кофе. Жалуюсь на свои трудности, читаю отрывки из рукописи. Она не ахти какая советчица, но всегда готова слушать хоть до утра, даже если пришла с работы усталая.
Строим планы, ищем пути, какими мне выбраться из создавшегося положения, но пока ничего реального не придумываем.
– Пока не выяснится, что с Келлером, – говорит Зайчишка, – тебе в Москву нельзя. Не дай бог умрет…
О, не дай бог!.. Но хватит думать о плохом.
– Одевайся, Заяц. Сегодня подморозило, в лесу найдется сухая тропинка. Пойдем учиться кататься на велосипеде.
Мы идем в лес.
Зайчишка садится в седло, и начинается уже много раз проверенная история:
– Жми, Заяц, дави на педали! Я тебя держу, не отпущу! Жми! Дави!
Она давит, жмет, и я… отпускаю. Уже три метра проехала сама. Она не знает о том, думает, что я ее держу. А надо, чтобы она в свои способности поверила. Забегаю вперед и кричу:
– Заяц! Ты едешь сама. Так держать! Жми, дави, иди ко мне…
И она тотчас падает, едва успеваю подхватить. Испугалась своей самостоятельности! Когда была уверена, что ее поддерживают, справлялась, а увидела, что едет сама, – упала. Так, наверное, со всеми в нашей жизни бывает: обязательно надо знать, что есть кто-то рядом, и тогда будто сильнее становишься и сможешь преодолеть трудное. В этом, наверное, и заключается смысл общения людей…
Мы катаемся. Я поддерживаю Зайца, она блаженствует. А мне надо собраться с мыслями: кому и что передать в Москве. Времени у нас мало, – ведь она приехала только на один день. Она должна вернуться, чтобы успеть на работу. Боюсь, как бы не вышли у нее из-за меня неприятности. Жизнь со мной – не конфетка: я во все сую нос и получаю за это щелчки. Недоброжелателей хватает, да и характер, вероятно, оставляет желать лучшего. И все же… терпит.
Возвращаясь домой, говорю о намерении перебраться в Ригу – надоел крысиный бульон.
– Я тоже хочу в Ригу! – говорит Зайчишка, которая разве что только в Ригу еще не приезжала ко мне. Где она только не побывала… Впрочем, видеть Ригу – ее давняя мечта. Но я еще не знаю, как там устроюсь.
– Ты помнишь Харолда? Того, в очках… Он ко мне в Москве приезжал. Я еще «стащил» у него из портфеля три бутылки бренди, привезенных им, вероятно, для более нежной московской встречи… Он обещал для меня в Риге что-нибудь подыскать.