Беженцы
Шрифт:
– Не рано?
– Нет. Агарлыков просил быстрей уезжать, там в городе, хулиганы уже подожгли несколько домов беженцев и теперь он боится, как бы они не прорвались сюда. Вон уже и тепловоз подходит.
Вместе с тепловозом к аппарели подъехал допотопный грузовик с питьевыми бачками. Все бегут к нему, бачки разбирают и потом несутся к водяному рукаву, который хлещет во все стороны воду, разливая ручейки на путях.
– Иди возьми бачок, - говорит Максимов.
Я подхожу к машине, забираю бачок и набрав воды, подхожу к своему вагону. Ольга по прежнему
– Пока, ты ходил где-то, мне уже притащили питьевой бачок с водой.
– Хорошо, будет два.
Я бросаю к ее ногам бачок и вода расплескавшись, заливает ей ноги.
– Поосторожней.
– Стараюсь.
– По вагонам, - стали кричать люди.
Все заметались. С путей стал быстро исчезать народ, только рукав гнал воду на рельсы. На аппарели стоял Агарлыков и махал рукой. Вагон дернулся. Я залез в него и стал задвигать двери.
– Что ты делаешь? Маме будет плохо, ей и так не хватает воздуха.
– Молчи, так надо.
Я захлопываю двери. По вещам, накрытым чехлами, пробираюсь к форточкам и закрываю лючки.
– Иди сюда, - командую Ольге.
Она пробирается к щели форточки, которую я придерживаю на проволоке.
– Теперь смотри.
Состав медленно выползает на центральную ветку железной дороги. Как только мы проехали в пригород, то вдоль полотна увидели бесящуюся толпу народа. Первые глухие удары донеслись до нас. В вагоны летели камни, бутылки, тухлые яйца и помидоры. От куда-то раздалось несколько выстрелов. Забарабанило и по нашим стенкам. Ольга прижалась ко мне и спрятала голову под мышку. Шабаш длился долго. Один камень угодил в форточку и чуть не вырвал ее у меня из рук. Вой и улюлюканье стояли вокруг. Под этот дикий аккомпанемент, мы проехали пригород и я увидел несколько туркменских всадников, которые грозили нам нагайками. Потом пропали и они. Со всех сторон однообразно глядели пески. Теперь все стихло, можно открывать двери.
– Ольга, посмотри маму. Как там она?
Ольга отползла от меня и пошла к маме. Они заговорили. Я протиснулся к двери и отодвинул ее. Состав ожил, кто-то из соседей помахал мне рукой. Мы начали поход на родину.
Ночью остановились в Иолотани.
– Коля, - кричит за дверью Максимов, - выйди сюда.
Я отодвигаю двери.
– Что такое?
– Тепловоз нам не дают.
– Кто?
– Начальник станции. Старый тепловоз уехал обратно, а новый, до Мары не заявляли. Мы ведь движемся вне графика.
– Вот, сволочи. Не хватало нам здесь лагерем встать. Пойдемте, я с ним поговорю.
– Только, не очень-то так...
– Пошли.
Толстый, заспанный туркмен, угрюмо смотрел на меня из-под фуражки.
– Здравствуй, начальник, - по-туркменски говорю ему.
Он кивает головой и молчит. Я сажусь напротив.
– Сколько?...
Он молчит, пристально глядя на меня. Я наклоняюсь к нему и уже тихо.
– Сколько надо...
– Лимон, - наконец глухо выдавливает он.
– Давай тепловоз. Будет лимон.
– Через четыре часа, - прорвало начальника, -
– Хорошо. Я пошел за ним. Вызывай тепловоз.
Максимов подпрыгивает на ходу и спрашивает.
– Сколько запросил?
– Миллион.
– Вот, сволочуга. Пошли ко мне, я из общественных денег дам.
– Хватило бы нам денег до конца пути.
– Ох, Коля, сам беспокоюсь об этом.
Через четыре часа пришел тепловоз и мы опять двинулись в Мары.
Мары узловая станция. Нас подтолкнули на соседнюю ветку, к такому же эшелону беженцев, который пришел с восточного побережья Каспийского моря. Я отодвигаю двери и вижу напротив, в скотном вагоне, семью, с любопытством разглядывающих нас через дверной проем.
– Вы откуда?
– спрашивает седоватый, небритый мужик в майке.
– С Сандыкачи. Это ближе к Кушке. А вы откуда?
– С Кум Дага, с нефтепромыслов на Западе.
– Давно здесь стоите?
– Уже две недели.
– А что так?
– Тепловозов не дают.
– А как здесь обстановка?
– Паршиво. Кругом обдирают. Черствый кусок хлеба стоит 1000 рублей, а о других вещах я у же не говорю. Бывает и грабят. Только зазеваешься, выйдешь из зоны железной дороги, считай разденут, изобьют, ограбят.
К моему вагону подбегает мальчишка.
– Дядя, тебя Максимов зовет.
Я иду к вагону Максимова. Около него несколько человек. Максимов, увидев меня, сразу зовет.
– Коля, иди послушай, что говорят, прибывшие раньше нас.
Здоровенный лысоватый мужик рассказывал.
– У них, у сволочей, дорога поделена между бандитскими кланами. Первый участок, который надо преодолеть, это Мары- Чарджоу, второй, Чарджоу- Ачак. От Ачака до Шаваша- узбекская мафия и от Шаваша до Тахиоташа опять Туркмены. Там дальше идет опять Узбекистан и обстановка не ясна. Но понятно одно, что в связи с общим развалом, узбеки и казахи своего не упустят и будут грабить тоже.
– Сколько они берут до Чарджой?
– Такса одна, каждый участок- 10 миллионов, но что бы пройти эти четыре участка, нужно трижды пройти пограничный контроль, а здесь, говорят, там полный беспредел.
– У вас, что денег нет, что бы проехать, хотя бы до Казахстана?
– Конечно мало. Нас еще в Кум-Даге ободрали. Там было такое... Ужас. Русских ловили, мало того что лупили, но жутко сказать, что делали. Женщин насиловали сразу же, а мужиков в говне вываляют и на показ по городу водят. В дома врывались и тащили все, что увидят. Так что, мы все едем нищие.
– Ну а власти как вас здесь реагируют? Вы просили помощи?
– Просили. Сейчас ведем переговоры с администрацией края о снабжении эшелона углем, водой и пищей, но без больших подношений толку нет.
– Вода-то рядом, целый канал.
– Эту воду пейте сами. Там по мимо песка, дерьма вдоволь. Туркмены перекрыли хорошую воду на вокзале, специально, что бы мы заплатили за нее.
– Вот подонки. Мы им канал вырыли, города, заводы построили, а теперь выпихивают нас и обдирают как липку. Уголь тоже за деньги?