Беженцы

Евгений Кукаркин

Беженцы

Если бы не это сраное слово "перестройка", может быть Союз и не развалился и было бы в стране больше порядка. Когда в нашей чайхане, вдруг Ибрагим, отъявленный бездельник, плут и мошенник заявляет, что его родину закабалили русские, а бедные туркмены стали их прислужниками, то я не стерпел и врезал ему по роже. И что же... Окружающие туркмены стали возмущаться и пообещали мне отомстить, а русские пьянчуги ругали за "национализм". Наши-то хороши, как будто не видят, что вокруг происходит. Русских везде стали

Мой начальник, старый друг семьи, Агарлыков, вызвал к себе.

– Коля, хочу поговорить с тобой серьезно. Тобой не довольны наверху, начальство при твоем упоминании прямо взрывается. Утихомирился бы ты, что ли?

– Что я такое совершил?

– Ты слишком много говоришь, распускаешь руки. Что ты там натворил в чайхане?

– Уже известно? Ну, дал Ибрагиму по роже за то, что он ругал русских.

– Промолчать не смог? На тебе же форма. Тебя не избили, потому что ты власть. Был бы ты каким-нибудь задрипанным Колькой, давно бы валялся в больнице с переломанными костями.

– Так что, если нас ругают, так и заступиться нельзя?

– Можно, только не рукоприкладством.

Я покачал головой.

– Слушай, Шарафыч, ты мне можешь сказать, что происходит? Неужели ты не видишь, что национал патриоты баламутят народ и натравливают их на русских. Неделю назад убили зампреда Ковригина, капитана Козырева и его семью вырезали позавчера в их доме, а бесконечные избиения русских парней, изнасилование девчат, битье окон и грабежи в русских домах и квартирах, это тебе ничего не говорит.

Агарлыков нервно теребит ручку.

– Вижу, Коля, все вижу и хочу вам помочь. Тебе тоже хочу помочь, как-никак мы с твоим отцом 20 лет росли и служили вместе и только его смерть прервала нашу дружбу. Прошу тебя, Коля, пока ты со мной, я тебя прикрою, но если ты будешь все больше и больше попадать вот в такие переделки, тебя вытурят из отряда. А там..., я тебе помочь ни чем не могу.

– Спасибо тебе, Шарафыч, но мой отец всегда ненавидел национализм, а я его сын.

Днем объявили всему отряду тревогу. Мы заскочили в машины и помчались в западный район города, где в основном жили русские и украинцы. Толпа туркмен, человек 700-800, вооруженная камнями и палками, шла громить инородцев. Это было первое открытое выступление националистов в городе. Прикрывшись щитами, первую линию задержки составила местная милиция, мы же, вооруженные автоматами, прикрываем их сзади.

Застучали о щиты камни и бутылки, первые палки и прутья замелькали над редкой цепочкой в мундирах людей. Милиция откатывалась к нам.

– Внимание, - командую я, - приготовить оружие. Всем, по моей команде, стрелять в воздух. У кого есть газовые ружья, обстрелять толпу.

Оставляя дымные хвосты, газовые пули врезаются в орущую массу людей. Там вой и шум, люди шарахаются и толпа отходит, но злости судя по всему в ней прибавилось. Заметно увеличилось количество нападавших. За нашей спиной тоже скапливаются группы хулиганов. Я заметил во главе нападавших Ибрагима, который орал парням призывы, подбадривая их к наступлению. Начался новый штурм и тут редкая цепочка милиционеров растворилась в бурлящей массе и перед нами оказались разъяренные люди.

– Внимание. Огонь, пли!

Хрустнул неровный грохот выстрелов. Все от нас отпрянули, часть людей побежала назад.

– Куда?
– вопит Ибрагим.- Они в нас стрелять не будут. Это свои, там наши ребята, они не будут стрелять в своих. Только русские офицеры-свиньи хотят их столкнуть с нами лбами, но ничего из этого не выйдет. Вперед.

Ибрагим идет впереди и ведет за собой наиболее отчаянных. Не доходя метров десять он останавливается.

– Солдаты, - орет он.
– Я туркмен и вы туркмены, неужели вы решитесь стрелять в нас, своих кровных братьев.

– Ибрагим,- подаю голос я, - зачем пачкаешь гордое имя туркмена, ты же бандит и идешь грабить и убивать безвинных людей. Хочешь сделать всех такими? Ни я, ни мои товарищи, туркмены, русские, украинцы, казахи, не позволят тебе этого сделать. Лучше уходи.

– Вы слышите русский голос. Смотрите, это офицер. Везде засилье этими лицемерными личностями и все на командных постах. Кто нами руководит? Вот эта банда инородцев. Выгоним их с нашей земли. Вперед ребята.

Они пошли, но не очень резво и когда прошли первые пять шагов, я опять приказал.

– Внимание, огонь..., пли!

Веер смерти прошелся над головами отчаянных. Все бросились бежать, а Ибрагим подломился в коленях и рухнул на асфальт, среди разбросанных камней и палок. На его лбу красовалась рваная темно-красная дырка.

– Кто стрелял в него?

Но мои молчали. Сейчас некогда было проводить расследование.

– Всем вперед. Гнать этих сволочей, не дать им опомниться, бить прикладами и стрелять над головами.

Мы шли цепочкой рассеивая, обезумевших от страха людей.

Агарлыков не смотрел мне в лицо. Он молча протянул бумагу.

– Тебя приказано уволить.

– Но я приказал стрелять над головами. Мы не хотели никого убивать.

– Коля, нужен был повод, что бы тебя убрать. Убирают всех русских начальников. Не ты первый, не ты последний.

– Куда же мне теперь?

– Коля, поезжай в Россию. Судя по всему, здесь будет разгул. На наш народ наступает безумие. Я не знаю как вам помочь, когда даже на верху идет вакханалия. Поезжай, прошу.

– Прощай, Шарафыч. Я подумаю над твоим советом.

В моей уютной квартирке запустение. Я только проснулся, когда раздался звонок в дверь. Перепуганный сосед стоял на пороге.

– Коля, беда. Сегодня туркмены хоронят своего убитого бандита, а после обещают пойти на наши кварталы и устроить погром.

– От куда узнали?

– К нам молоко каждое утро приносит туркменка. Говорит там даже оружие имеется.

– Вот черт. Ладно, я сейчас позвоню кой-куда.

Я набираю номер телефона Агарлыкова. На мое счастье он в кабинете.

– Шарафыч, это я Коля. Здравствуй. По моим сведеньям, туркмены намечают сегодня погром наших кварталов. Ты в курсе дела?