Беженцы
Шрифт:
– Мы не доедем до России пока они нас не разорят и не разденут полностью. Здесь дай, там дай. У вас что бездонная касса?
– Нет.
– А раз нет, то Коля прав, нужен отпор. Еще один раз дать по морде и будет спокойнее.
– Еще один отпор и опять кровь...
– Тогда сдохнем без крови здесь.
Максимов обижен.
– Делай, Коля, как хочешь.
– Так оружие есть?
– Должны быть еще с того раза. Комиссия разрешила оставить охотничьи ружья.
– Тогда мне нужны эти ребята.
– Ладно. Я пойду поговорю с ними и постараюсь, что бы они были у тебя через пол
Это были серьезные мужики. Они угрюмо смотрели на меня.
– Ребята, обстановка такова, что либо мы сдохнем здесь в пустыне, либо пробьемся к своим. Туркмены зарвались, они берут за все и теперь мы потратившись, до России точно не доедем. Выход один, еще раз дать им по морде.
Один из парней возразил мне.
– Как бы они нам не дали. У нас семьи. Ради жизни наших детей мы не можем осложнять обстановку.
– Вы тупые, или нет, кажется я ясно сказал, что мы здесь сдохнем: и дети сдохнут и вы сдохните.
Мужики молчат.
– Хорошо. Отдайте мне ваши ружья с патронами. Я организую отряд и буду защищать эшелон с ним. Когда приедем в Россию, ружья отдам.
Ружья отдать никто не хотел и все согласились, что эшелон надо охранять, они теперь будут наготове и по моей команде будем отбиваться.
После этого, я пошел к начальнику станции. Ну почему, все начальники такие толстые и пухлые. Этот тоже, развалился голышом у стола, включил вентилятор и кайфует со стаканом холодного чая. Я приветствую его по-туркменски, он чуть не давиться чаем от неожиданности.
– Чего надобно?
– Нужно срочно отправить эшелон в Чарджоу.
– Я уже говорил вашему начальнику, что надо делать.
– Теперь я начальник и послушай меня. Там в эшелоне умирают от жары раненые и дети и если ты сейчас не отправишь эшелон я затолкаю тебя в один из вагонов, привяжу и не дам воды до русской границы.
– Да кто ты такой? Я...
Тут он увидел пистолет и замолчал.
– Мы только что вырвались из кровавой драки в своем городе и теперь нам все равно...
– Хорошо, хорошо. Я отправлю эшелон.
– Пошли.
Начальник торопливо одевает китель, фуражку и под моим конвоем идем к тепловозу.
– Все в порядке, - кричит начальник, высунувшемуся машинисту.
– Трогай, 37 БИС я придержу на двадцать минут.
Тот кивает и противный сигнал отправки пронесся над вагонами.
– Прощай, начальник.
– Шайтан, тебя еще прикончат...
Я добегаю до своего вагона и вскакиваю в него. Мы тронулись.
Бесконечные пески окружают нас. Я решил посмотреть, что у меня в чемоданчике, который прислал в дорогу "друг" Максимова. Сверху лежит огромная пачка документов. Здесь таможенные декларации и сопровождающие документы, для границ трех государств. Что мы только не везем: картины, посуду, хрусталь...
Ольга сидит напротив и тоже рассматривает бумаги, потом начинает ругаться.
– Они же, мерзавцы, меня подставили.
– Ты мне можешь сказать в чем дело?
– В декларации указано имущество музеев, но они по мимо этого еще мне подсунули добро хранилищ банков и ни одного акта о наличии...
– Что же мы еще везем?
– Полторы тонны золота в слитках и наличности на несколько миллиардов рублей.
Я обалдело уставился на нее.
– Неужели это
– Все под нарами, вон там в конце вагона под барахлом.
– Кто же тогда ты? С кем я еду?
– Я служащая банка в Кушке и действительно послана сопровождать груз.
– А где же сопроводительные документы на золото и деньги? Даже если мы провезем это все, у нас ни один банк в России не сможет без них все принять. Это же не частная лавочка.
– Откуда я знаю. Мне сказали все будет, все в чемоданчике.
– Ничего не понимаю. Как ты с таким грузом оказалась в Сандыкачи?
– Очень просто, вагон под охраной довезли до Сандыкачи, а потом поняли, что через Туркмению и несколько границ такой груз легально не провезти. Для безопасности решили подсоединить его к эшелону беженцев. Так я и ты стали беженцами.
– Теперь понятно почему он не вписан в декларацию. По-моему, в нашем эшелоне такой груз провезти через столько границ невозможно...
– После раздела Союза, - перебила меня Ольга, - Туркмены, наверняка считают золото своим и не позволили бы его увезти. Вот наши и пошли на такую крайность. Золото всех банков юга и денежный резерв решили отправить поездом. Они считают сейчас это самым безопасным путем.
Вот это да и какой идиот это только придумал. Посчитал, что если будут грабить, то вот оно музейное имущество, а то что под нарами лежит... авось не тронут.
– Здесь еще указаны столы, шкафы, диваны..., какая-то одежда...
– Это все наше имущество с мамой.
Я скидываю документы и вижу на дне чемоданчика, уложенные пачки денег.
– Боже мой. Сколько здесь?
– Не считай. Здесь сто миллионов. Сама укладывала. Это специально выделено банком, чтобы откупиться.
Ну и попал я в переделку. Поезд стал замедлять ход, загудел и вдруг донесся звук выстрела.
– Ложись.
Я швырнул Ольгу и чемоданчик от двери, выхватил пистолет и выглянул наружу. Несколько автомобилей стояли у переезда. Толпа вооруженных молодцов полукругом охватила приближающийся эшелон. Я выпрыгиваю из медленно движущегося поезда и машу руками. Для того, что бы привлечь вниманиестреляю в воздух. Меня поняли и еще десять фигур с ружьями высыпали на насыпь. Со мной оказался парень с дробовиком.
– Что делать?
– Бери человек пять и на крыши вагонов, от туда бей на поражение.
– Ага.
Несколько человек заскакивают на буфера вагонов и ползут на крышу. Поезд встал. Я собираю остатки команды.
– Вы не давайте им приблизиться к вагонам, сверху нас прикроют. Быстро рассредоточились.
Люди повалились в песок.
– Огонь!
Начинается беспорядочная стрельба. Бандиты тоже рассредоточились и поливают нас из автоматов. Горячий песок жжет кожу и скрипит в зубах. Кто-то из моих "бойцов" вскрикнул. Я подпрыгиваю к лежащему мужику. Пуля перебила ключицу и он скрипит от боли. Я беру его двустволку и ловлю на мушку первого нахала, он стоит во весь рост и от пуза поливает нас из автомата. Выстрел. Бандита отбрасывает на капот машины и он валиться на песок. Еще выстрел. Другой типчик согнулся и долго-долго качается на дороге, пока земля не притянула его. Мои ребята сверху, неплохо стреляют и по нервозности противника, я понял, что они не ожидали отпора.