Безликое Воинство

Белоконь Андрей Валентинович

Тут я позволила себе задать вопрос, так как не поняла, вернее, не смогла ясно представить то, о чём говорил Рудокоп:

— А как же бесчисленное множество звёзд и планет, которые разбросаны по невообразимо огромным пространствам? Жизнь цветёт и люди живут на многих планетах, и разве не их называют также мирами?

— Я знаю про такие представления, и что они широко распространены в умах, — ответил мне колдун. — Более того, некоторым они даже не мешают успешно путешествовать по Вселенной. Но мне известен непреложный принцип, и его легко уяснить из ранее рассмотренного нами мироустройства: никакая плотная часть от одного мира не может попасть в другой мир, ибо плотный мир по сути своей недвижен и неизменен. Сама мысль о подобном перемещении абсурдна. Перемещаться из одного мира в другой может только бесплотное. Душа, или, к примеру, идея. В мире назначения переместившаяся в него бесплотная сущность может обрести плотную форму, выбрав там себе по собственной воле, или же получив волею создателя, какую-либо судьбу, но то уже будет плоть того мира. Это и называется воплощением. Воплощение в вульгарном мире предполагает не только непременное наличие духовного начала, но также разделение его на добро и зло. Даже боги не в силах избежать это дуализма, но они предпочитают воплощению распространение

идей, предоставляя самим людям что-то воплощать на их основе. Обретение судьбы в новом мире, дева, это и есть магическая основа путешествий по Вселенной. Души людей, завершив свой жизненный цикл в родном своём мире, обычно воплощаются в нём вновь, лишь волею богов попадая в миры иные. Но есть и те, кто, сознательно возносясь на высшие планы, по собственной воле воплощаются затем в избранных ими мирах. Маг, познавший законы вознесения и воплощения и усвоивший пользование ими, становится так вольным странником.

— А как же корабли, плавающие из одного космоса в другой? — спросила я.

— Корабль, попавший из своего мира в иной, это уже другой, нововоплощённый корабль. И любое тело, путешествующее внутри него, это уже другое тело — вновь воплощённое, — ответил мне колдун. — Так, все прибывшие сюда, в это великое магическое обиталище, воплотились здесь в новых телах, по большей части аналогичных прежним — тем, которыми они обладали в своих мирах. Кто же испытывал трудности с подобным воплощением, получили от здешних магов в качестве бескорыстного и щедрого дара тело, во всём совершенно подходящее этому миру.

Я сразу вспомнила, как Айка сказала про моё собственное тело: «оно осталось с прежней тобой». Уяснить бы ещё, что это значит…

— Ты должна знать, что путешествия, которые мы с тобой теперь обсуждаем, чреваты опасностями. Почти все миры норовят отторгнуть пришельцев-чужаков, кем бы те ни были и с чем бы не пришли. Поэтому маги нередко путешествуют с подвластными им демонами, используя их в качестве слуг, подручных и телохранителей. При этом им проще взять с собой тех из них, что способны занять любое подходящее вместилище, — сказав это, Рудокоп недвусмысленно оглянулся на фигуру в доспехах. — Однако, в любом мире полно и своих демонов, так что их интересы непременно сойдутся в споре, что доставит тому магу немало хлопот. По этой причине теургия запрещена в Светлых Чертогах, так же, как и другие роды колдовства.

Опять же, не могу сказать, что хорошо поняла сказанное Призрачным Рудокопом. Его телохранитель, стоящий за троном — демон? Зачем тогда Рудокоп упомянул про запрет?.. Впрочем, я не нашлась, что ещё спросить по поводу путешествий из мира в мир, а профессор лишь молча поглощал пищу, и я удовлетворилась сказанным. Зато про плоть прославленного мага, автора «Синего Кодекса», а также про владения чёрного колдуна, я уже спросила у него сама.

— А твой наставник, досточтимый Рамбун, оказывается, немало посвящён в мои дела, — холодно заметил мне Призрачный Рудокоп. — Разумеется, я не какой-то простой землевладелец, из тех, что называют себя королями лишь оттого, что обирают до нитки несчастных, проживающих на подневольной им территории. Мои земли и народы это часть меня самого, и всё наше существование подчинено определённой цели. Чтобы направить людей к этой цели, недостаточно одной лишь моей воли. Требуется также учение, что заполнит их сердца и овладеет их помыслами. Такое учение содержит «Синий Кодекс». Похоже, досточтимый Рамбун прочёл его и проникся им, как и многие… Но я вынужден отказать в его просьбе: я не знаю, где теперь другие адепты, судьба давно разбросала нас, у меня же не осталось ничего, что принадлежало нашему лидеру, это касается и его бренной оболочки. Лишь частица его духа живёт со мной, но частицу духа нельзя отдать кому-то, чтобы тот проглотил её, словно целебный порошок.

Сказав это, колдун молча подлил в свой кубок вина и пригубил его, дав понять, что тема исчерпана.

— Благодарю вас, владыка, я передам ваш ответ моему учителю, — я привстала со стула и поклонилась. — Также весьма благодарна вам за этот замечательный приём и завтрак, которых я, скромная ученица, конечно же, недостойна.

Я говорила так, но не смотря на непринуждённую обстановку этого завтрака, и даже на присутствие здесь профессора, я прекрасно осознавала, что с колдуном нужно держать ухо востро. Вообще-то, Призрачный Рудокоп производил на меня двоякое впечатление: с одной стороны, он выглядел и вёл себя даже не вежливо, а учтиво, обращался со мной не просто тактично, а предупредительно, чем безусловно располагал к себе. С другой стороны, от его внешности веяло могильных холодом, а его голос порой звучал во мне так, словно я была пустым кувшином, а он кричал в меня свои слова. От некоторых его фраз всё внутри меня содрогалось, вибрировало и резонировало! Я боялась, что он и теперь лишь прикрывает зло маской лести, а на деле у него уже готов план, как меня погубить, или втравить меня в какое-то своё чёрное дело, или навредить мне как-либо ещё. Такие мысли тошнотворной волной выплёскивались в моё сознание и я не всегда могла их сдержать. И тут опять в нашу беседу счастливо вторгся профессор Хиги, чтобы задать ей направление к свету:

— Коллега <…>, уверен, вам и без меня хорошо известно, что почти все наши гости считают вас не просто великим владыкой и магом, но мастером или даже гением зла. И действительно, ваши поступки несведущие люди, не понимающие вашей философии, сочтут априори злонамеренными. Я был бы очень вам признателен, если бы вы разъяснили свою позицию по данному вопросу нашей юной интеллектуалке… и таким образом её хоть немного успокоили.

— О нет, конечно же, я не злоумышляю ни против тебя, ни против кого-либо ещё, — иронично усмехнулся мне в лицо Призрачный Рудокоп. — Не злодеяние лежит в основе истинной мудрости, но благодеяние, поэтому любое злое намерение противилось бы чтимой мною логике высшего познания. — Сказав это колдун задумался, какое-то время попивая вино из своего кубка и глядя рассеянным взглядом во тьму зала, затем он сказал: — Дева Виланка, я попробую объяснить тебе и такое, хотя оно, может статься, окажется посложнее мироустройства… Это одна из главных аксиом самопознания: в любом человеке, как бы тщательно ты его ни рассматривала, ты в состоянии разглядеть лишь отсвет своего собственного сознания. Так же и я, и любой другой наблюдатель. Поэтому говорят, будто мы видим в людях лишь своё отражение, а узрев в другом человеке порок, мы на самом деле узрели свой собственный порок. И тогда советуют: «не борись с недостатками в других людях, с их несовершенством, а ищи изъяны в себе, борись с собой,

ведь в борьбе с собственным отражением нет смысла.» Но это явное заблуждение! Другие люди, что ты видишь рядом с собой, они существуют, они подлинны, просто меришь ты их своей мерой. Не так много тех, кто понимает это: мы видим в других людях лишь то, что можем увидеть в самих себе. А вот того, чего в нас нет, или что мы в себе ещё не познали, трудно нам будет разглядеть и в других. Так, не познавший любви не разглядит любящего, а не знающий ненависти не заметит ненавистника. Другие люди это не наши отражения, это проявления иных душ. Они живут сами по себе, имея иные свойства и черты, в том числе отличные от наших и потому нам недоступные: мы не можем прямо познать те черты, ибо вход в чужие души запретен. Лишь познавая самих себя, мы обретаем способность познать других. Так и ты, дева, в совершенстве познав и поняв себя, обретёшь совершенную способность к познанию и пониманию окружающих… — Колдун сделал паузу, налил себе ещё вина — полный, до краёв кубок, но пить не стал. — А теперь представь, — продолжил он, глядя на кубок, — Что ты достигла здесь абсолютных высот, и людские души понятны тебе так же, как и твоя собственная, и ты видишь каждого, с кем столкнёт тебя судьба, словно бы насквозь, и понимаешь всё устройство и все действия его души, словно перед твоим взором оказался простой и доходчивый чертёж. И задайся тогда вопросом: а есть ли мне смысл останавливаться на этом? Не в том ли состоит мой долг перед богами, которые оберегали меня и помогали мне сюда подняться, чтобы, узрев теперь с этой высоты недостатки и пороки человека, что оказался ниже меня, заняться исправлением этих недостатков в нём и искоренением его пороков, помогая тому человеку подняться? И разве сами боги не так же поступают, помогая людям?.. — Рудокоп вновь обратил взор ко мне. — Нам возражают, что человек не бог, он несовершенен и обязан всю жизнь бороться лишь со своими пороками и исправлять лишь собственные недостатки. Да, людям обычно далеко до богов, и воплощение даже чистой души в вульгарном мире невозможно без разделения её сущности на добро и зло. Однако, занимаясь лишь собой, мы становимся не просто эгоистами, а добровольно отворачиваемся от человеческих бед, порождённых людским несовершенством. А люди между тем, часто даже того не сознавая, отчаянно просят, чтобы им помогли! Рассуди же сама, дева: разве неразумный младенец, ползая по комнате, не схватит в руки нож и не нанесёт им себе увечий? Или, не сознавая последствий, не проглотит отраву? Или, не ведая страха высоты, не выпадет из окна башни? Бесполезно говорить неразумному: «это опасно, а это нельзя». Бесполезно объяснять, почему. Разве не нужно с доступной его убогому разумению жестокостью, наказать этого младенца? Ведь только так он поймёт, чего не следует делать, и в дальнейшем не причинит себе вреда. Конечно, жалок будет тот невежда, кто не поднялся в мои высоты и не узрел совершенства, но взялся при том за искоренение чужих пороков. Станет он лишь безумным карателем и, ослепнув от чужого горя и сгорев в нём, окончательно низвергнется во тьму.

Призрачный Рудокоп отпил из переполненного кубка, перед этим так ловко его подняв, что ни капли вина не пролилось через край. Затем он поставил кубок на стол и, проткнув вилкой кусок сочного жаркого, отправил его себе в рот с самым невозмутимым видом.

Я же была потрясена этими откровениями колдуна. Мудрецы Симбхалы часто сравнивают отношение хозяев Светлых Чертогов к нам с отношением любящих родителей или просто добрых взрослых к малым детям: эориане не только заранее знают наши нужды и предугадывают просьбы, балуя нас чем только можно, но и не дают нам навредить самим себе по наивному неведению. Как же извратил эту идею Призрачный Рудокоп, обратив её в оправдание собственных злодеяний! Что добро и насилие несовместимы — это одна из аксиом этики. С духовной точки зрения насилие всегда зло, даже тогда, когда порождено законом противодействия. Пророк Ардуг в Книге Истины служит апологетом зла, но лишь для того, чтобы с апологетом добра Хардугом помогать людям на трудном пути духовного восхождения. А помощь людям это тонкое и деликатное дело, помощь нельзя бездумно навязывать и, тем более, насиловать ею, иначе она тут же обратится во зло!

— Отличная лекция по психологии личности, коллега, — заметил между тем профессор Хиги. — Но вы не сказали Виланке, какое отношение всё это имеет к вашей практической деятельности.

Прежде, чем ответить, Рудокоп спокойно и не торопясь дожевал своё жаркое и запил его ещё одним глотком вина. У него, кстати, такая же манера беречь бороду во время трапезы, как и у моего учителя: прежде, чем отправить что-то в рот, он слегка приминает её ладонью левой руки. Только у моего учителя и борода, и ладонь гораздо больше, чем у этого колдуна.

— Вы правы, досточтимый Председатель, — наконец согласился Призрачный Рудокоп. — Я ведь, как и все здесь, забочусь о возвышении своего духа, и отнюдь не одержим замыслами по исправлению людских пороков. Надо пройти чуть дальше подобных замыслов, чтобы оказаться в той же позиции, в какой я нахожусь…

— Что же это за позиция, расскажите нам, — попросил профессор Хиги, так как Рудокоп замолчал, водя перед собой вилкой и выискивая среди блюд, что бы съесть ещё. Взглянув на профессора, он опустил вилку и продолжил:

— Я тот, кого называют Призрачным Рудокопом или Мрачным Проктором, не приношу другим того, что называют порчей или убытком, пагубой или раздором, или каким-то другим подобным словом. Вы не найдёте в иных мирах, мною посещённых, ни одного невинного, которого я подверг бы мыслимому или немыслимому злодеянию. Я вообще без крайней надобности не связывают себя ни с кем из посторонних. Обретя совершенное понимание человеческой природы и овладев высотами многих разделов магии, я использую это понимание и эти высоты исключительно на благо подвластного мне народа. Согласитесь, что разумный правитель желает своим подданным лишь благополучия и процветания, и он способствует росту этих качеств по мере своих сил и возможностей, взамен же требуя от подданных послушания и уважения. Такой принцип созвучен семейным узам, когда отец и мать беззаветно радеют за своих детей, а те в ответ искренне любят их и почитают. Глупый правитель станет желать иного: неподсудной власти, грозной славы, сладкой лести и раболепного поклонения. Но что он получит в ответ? Лишь подлость, низость и ненависть неуправляемой толпы. Не в этом ли состоит истинное предназначение разумного владыки — воспитывать, поучая и наказывая, своих подданных, словно возлюбленных чад, и направлять их к единой благой цели? Я забочусь о том, чтобы путь к этой цели, указанный моим магистром, оставался пространным и свободным, и чтобы как можно больше последователей шло по нему, не сворачивая в стороны. Тем же, как я надеюсь, заняты и другие адепты «Синего Кодекса».