Безликое воинство
Шрифт:
Погоня смертельной стаи за "Кураем" продлилась недолго. Идущему на огромной скорости над самыми волнами ракетоносцу удалось немного оторваться, и стало ясно, почему капитаны приняли почти роковое для их судна решение: одна из его ракетных установок выпустила "жало". Капитаны "Курая" уж точно не собирались трусливо удирать: они отвлекли диски на себя, чтобы увести их хоть немного от малых судов группы (от нашего "Киклопа-4" в первую очередь!) и затем ударить по дискам термоядерным зарядом. Крылатая ракета описала крутую дугу и направилась на перехват стаи. Одновременно с этим по радио пришло сообщение всем кораблям флотской группы, оно состояло лишь из одного слова: ныряйте. Но мы находились ещё слишком близко! Ударная волна под водой гораздо сильнее, чем в воздухе, и взорванный у поверхности воды термоядерный заряд разрушит корпус нашего "Киклопа", как яичную скорлупу, если мы будем идти в этот момент под водой. Нам нужно было нырять, как и при первой атаке на крепость - сразу после прохода ударной волны. Экраны наши ослепли: всё, что выступало из корпуса - камеры, антенны, турели - всё это спряталось внутрь, а само наше судно поспешно развернулось носом в сторону предстоящей вспышки. А потом мы сделали то, что и должны были: не дожидаясь последствий взрыва, а лишь пропустив под собой ударную волну, мы нырнули так быстро, как только был способен это сделать
С уходом под воду над нами нависла ещё одна угроза: у нас было попадание снаряда в корпус где-то в районе правого борта. Если мы немедленно не скроемся на глубине, ныряющие диски могут настичь нас, в том числе и те из дисков, что гнались за "Кураем": эти аппараты очень живучи и вряд ли одна ракета, пусть и термоядерная, все их уничтожила. Но если наш корпус серьёзно повреждён, "Киклоп" на глубине может смяться, как бумажный фонарик в руках беспечного ребёнка. По бортам нашего судна в специальных гнёздах пристыкованы большие пусковые контейнеры, которые служат ему дополнительной защитой, но снаряд с эсминца угодил чуть ниже и попал в бронированную обшивку. Корпус "Киклопа" обшит стандартной многослойной бронёй, какую используют на многих военных судах, а также на тяжёлых бронемашинах. Такая броня эффективно защищает от излучения при ядерном взрыве, от попадания большинства типов мелкокалиберных снарядов, а также от пуль и осколков. Глубокие, но локальные повреждения, вроде трещин или даже отверстий от некоторых кумулятивных боеприпасов, такой броне не страшны: отдельный её слой представляет собой соты, заполненные специальным цементирующим составом. Главная опасность для нас - повреждение внутреннего силового набора судна, особенно шпангоутов, которые и держат основную прочность корпуса на глубине.
В какое точно место попал снаряд, мы не знали: с камер эта часть судна не просматривалась, а для выхода кого-то из экипажа наружу для осмотра так и не нашлось времени. Да и излучение снаружи было запредельное. Необходимо было срочно найти это место изнутри и оценить ущерб - насколько пострадали обшивка и, главное, силовой набор - и немедленно решить, можно ли продолжать погружение. Скванак-Ан послал меня и ещё офицера-электромеханика, чтобы мы изнутри попытались найти это повреждение от снаряда и оценить его последствия. Как можно быстрее! У нашего электромеханика смешное имя - Такетэн, Такетэн-Хар, и у него острые коленки, которых он стесняется. Но мне было не до смеха. Мы влезли в прорезиненные комбинезоны, вооружились фонарями и переносной камерой, соединённой кабелем с терминалом в рубке, и с этим инструментом и в противогазах протиснулись в маленький люк, через который техники (как правило, на базе) обслуживают оборудование для заправки топливом крылатых ракет. Судно у нас небольшое, всё его внутреннее пространство использовано по максимуму, и отсек между обшивкой и каютами представляет собой довольно тесный технический лаз, из которого просматривается обшивка борта - именно там и нужно было искать повреждения от снаряда эсминца. Кроме острых коленок, электромеханик "Киклопа-4", как знает, наверное, весь наш экипаж, имеет и самомнение, заметно превосходящее его скромные таланты. А тут ещё Скванак-Ан дал понять, что Такетэн из нас двоих в этом задании старший, так что тот просто раздулся от гордости за себя и энергично взялся мной руководить. Он действительно лучше меня знает эту часть судна, а я - один из самых мелких в экипаже и мне проще пролезть в такие места, где человек покрупнее может застрять. Поэтому наши с Такетэном роли распределились так, что он направлял меня, подсказывая, где лучше пролезть и куда смотреть. Постоянной вентиляции в этом месте нет, зато могли быть пары ракетного топлива, которое, если не знаете, почти такое же ядовитое, как химические оружие. И ещё там довольно жарко. К этому добавьте невероятную спешку... В общем, нагрузку я там получил по полной. Пот лил из меня ручьями, заливал глаза, мешая смотреть, скапливался в сапогах защитного комплекта так, что ноги мои хлюпали при каждом движении. Сердце моё колотилось как паровой молот, решивший достичь рекордного быстродействия - казалось, оно вот-вот пробьёт мои рёбра и вырвется из груди наружу. А тем временем Такетэн держал себя со мной не только так, будто я его прямой подчинённый, но и как будто он уже в точности знает, в какое именно место попал снаряд: в его руководящих указаниях, не смотря на их бесстрастный язык, сквозила самоуверенность и нескрываемое, разве что не презрительное, превосходство надо мной, невеждой. Это было несправедливо и обидно, мне очень хотелось резко ему ответить, но я терпел, потому что приказ есть приказ и пререкания в такой ситуации непозволительны. Я очень советую тому, кто будет это читать, и сам постараюсь впредь следовать такому принципу:попав в похожую ситуацию, думайте не об обиде, не об унижении, а о том, как всё-таки выполнить задачу даже в таких условиях.
Сначала я увидел на полу отсека небольшие металлические кусочки, похожие на грубую стружку - они блестели в свете фонаря. Я не сразу догадался, откуда они: первая мысль была о банальном техническом мусоре. Но всё-таки до меня быстро дошло, что мусору здесь не место, и что эти кусочки металла - результат попадания снаряда. Я сказал электромеханику про стружку, и также добавил, что здесь, наверное, и следует искать повреждение. Его реакция была для меня неожиданной: он принялся насмехаться над моим невежеством, он в убедительном тоне выдал длинную тираду о том, почему в этом месте не может быть повреждений, и он настойчиво отправил меня дальше, горячо заверяя, что уже точно знает, в каком именно месте следует искать. Добраться в то место, про которое он говорил, было непросто и, главное, мы теряли драгоценное время - ведь на счету было буквально каждое мгновение. В моей голове тогда смешались обида на несправедливость и унижение, вынужденный настрой на подчинение, самоуверенность электромеханика, и всё это в условиях, когда сердце бешено колотилось, было трудно дышать и пот заливал лицо... и тогда разум мой помутился. Нет, в итоге я не полез в ту часть отсека, о которой говорил Такетэн, но я поначалу и не стал искать пробоину в том месте, где была стружка. Мне помог, а в итоге всех нас спас, случай: Такетэна вызвал кто-то по внутренней связи, и мой руководитель отвлёкся на переговоры - что-то по поводу той камеры, которую мы тянули за собой. Я уже продвинулся было дальше, но вернулся, решив всё же воспользоваться паузой и тщательно осмотреть этот участок. Теперь мне страшно представить, что было бы с "Киклопом-4", если бы мы всё же принялись искать пробоину в труднодоступном месте отсека, о котором говорил Такетэн, и потеряли бы на этом уйму времени. Как я позже выяснил (от Ибильзы, когда рассказал ему всю историю), гомункулы к тому моменту уже нащупали нас и жить нам, скорее всего, оставалось буквально считанные минуты.
Вернувшись, я внимательно прошёлся лучом фонаря по обшивке над тем местом, где чуть раньше нашёл стружку, и на уровне чуть выше своего роста, возле самого шпангоута, я обнаружил ту самую пробоину.
Попавший в нас снаряд
Сказано в Учении, что истину не найти в пламенных речах, они лишь заглушают её робкий шёпот.Я хоть и знаю всю Книгу Истины наизусть и часто повторяю написанное в ней, но порой слишком поздно прозреваю связь Учения и жизни. Впрочем, у меня теперь есть Честное имя, а у Такетэна его нет: из пяти наших офицеров только он его не удостоился. И, надеюсь, не удостоится до тех пор, пока не обзаведётся вначале собственной честью.
В общем, хорошо, что в этот раз всё обошлось, и для Скванака это выглядело так, будто мы рьяно взялись и успешно решили важнейшую задачу. Когда мы вернулись, он с почти безучастным видом выслушал наш доклад. Докладывал вообще-то электромеханик, коль скоро его назначили старшим, я же молча стоял рядом и только лихорадочно вспоминал, в какой руке следует держать противогаз, когда стоишь вытянувшись перед капитаном. А потом кэп отправил нас отдыхать. От него я и не ожидал ничего другого, а вот Дважды Рождённый, как я очень надеюсь, обратит внимание, что я уже в четвёртый раз за эту боевую вахту успешно справился с порученным мне заданием.
Отдохнуть нам явно бы не помешало, но сначала нужно было промыть защитные комплекты и помыться самим. Раз уж я взялся описывать устройство нашего корабля и наш нехитрый быт на нём, вкратце опишу и помывку. Вообще говоря, на "Киклопе" нет нормальной помывочной, а только две кабинки дезактивации, в которых это можно сделать, если приспичит. И на нашем судне не заведено регулярное мытьё по команде, а каждый моется, когда у него есть время и потребность. На судах с более многочисленным экипажем правила гигиены гораздо строже, а у нас в этом плане получается послабление. Хотя откровенных грязнуль я в нашем экипаже не приметил, и каждый из нас после тяжёлой и грязной работы, как правило, идёт в одну из таких кабинок, я ни разу не видел на "Киклопе" очереди на помывку. Так же было и в этот раз: кабинки ждали нас пустыми. Мытьё в таких кабинках радикально отличается от мытья в домашней бане: здесь нет никакой заполненной водой ванной, и даже струящейся сверху воды. Примерно на уровне моего пупка находится изогнутая труба с вентилем, и с противоположной стороны расположено несколько рычагов. Ещё есть ниша с висящими в ней щётками. Из трубы, если открутить вентиль, льётся струя тёплой воды - под ней можно что-то помыть или постирать. Рычаги же управляют подачей воды и растворов в систему из труб с соплами, которая многочисленными струйками омывает зашедшего в кабинку со всех сторон. Этими рычагами можно регулировать температуру и напор сотен струек и тип раствора. Растворы предназначены для дезактивации и соответственно различаются по назначению. Есть и обычный моющий раствор. Вся использованная вода сливается через решётчатый пол, и отсасывается насосом за борт. Войдя в такую кабинку, я прежде всего промыл под краном защитный костюм, маску противогаза, и выставил всё это наружу. И только потом, прямо в нательном белье, встал в середину кабинки и повернул нужные рычаги. Получилась ипомывка, и постирушки...
Ну вот, удалось ещё немного поспать. Вообще говоря, в тишине, изредка нарушаемой далёкими взрывами, спалось мне не очень, заснул по-настоящему я только когда турбины "Киклопа" загудели в более привычном режиме полного хода, и сквозь дремоту я понял, что смерть над нами исчерпала свои зловещие аргументы - все диски взорвались и затонули. Проснулся я часа через три и, выпив две чашки густого шоколада, вернул себе бодрое расположение духа. Я зачитал описание битвы вернувшемуся с вахты Ибильзе (Жалящему в Нос!), и он подсказал мне кое-какие уточнения, и кое-что добавил из того, что я не заметил или пропустил - в частности про то, что мы успели найти ту пробоину чуть ли не в последний момент. В итоге я подправил свои записи про нашу битву, но совсем немного. Теперь я понимаю, что я правильно поступил, что сел и записал всё сразу - иначе получилось бы не так достоверно и, надеюсь, интересно.
Ещё мы заходили в медпункт – получить профилактику от радиации. Надо отметить, что обычная моя болезненная реакция на погружения, точнее, на скачки давления, которые при погружениях неизбежны, не проявилась ни во время битвы, ни тогда, когда я лазил в противогазе по тесным закоулкам судна, ни даже тогда, когда мы нырнули так глубоко. Но теперь вот Арза вколол всему экипажу "Киклопа" большую дозу радиопротекторов, и в итоге я, как и почти все в экипаже, чувствую, как волнами накатывают слабость, тошнота и головная боль. Вот ведь какая причуда судьбы! Учась в академии, я иногда представлял себе, что будет, если меня вдруг ранят в бою. С достоинством ли я вынесу боль и страдания. На практике же оказалось, что мои физические страдания здесь никак не связаны с ранениями. Да и вообще, у нас никто из экипажа не был ранен, тем более, убит. Повезло ли нам? Я объясняю такие вещи вовсе не везением, а опытом наших начальников. Зато теперь, пройдя через боевые вахты, ответственные задания, славное сражение, в котором мне посчастливилось быть на самом его острие, получив Честное имя из уст легендарного капитана, я начинаю сознавать, что стал другим. Я наливаюсь могучей волей, крепкой духовной силой. Я больше не юноша, потому что последние детские страхи ушли из меня, перегорели в прах, и где-то внутри, в основе моего духа, теперь есть надёжный стержень, сломать который любой судьбе будет ой как непросто. Больше не будет беспричинного страха смерти. И вот эти побочные эффекты от инъекций - я через них легко переступаю, и спокойно продолжаю заниматься своими делами.
С улыбкой вспомнил, как в начале нашего знакомства Заботливый Арза сказал мне, что наилучшим средством от всех хворей для моряка является игра в пуговицы, и он тогда подарил нам с Ибильзой целый стакан этих пуговиц. Я не стал спрашивать, откуда у него столько - а вдруг они с одежды его пациентов, которым эта одежда уже не понадобится?.. Но с тех пор Арза никогда не отказывается поиграть с нами, а втроём, как вы знаете, играть в кошки-собаки гораздо веселее – игра идёт на полном, или даже большом поле, а для этого скрепляют вместе несколько листов. Ибильза сейчас спит на верхней койке, но когда он проснётся, мы как раз собирались разыграть пару партий, пригласив доктора. В прошлый раз именно я проиграл, и теперь должен был разлиновывать поле для следующей игры.