Безликое воинство
Шрифт:
С началом вступительного слова председателя большой зал стал меняться: он принял форму огромного вытянутого блюда или чаши и наполнился множеством предметов мебели, подобных стульям или креслам (некоторые предметы больше походили на ящики или большие ёмкости), которые выстроились рядами, расположенными полукругом, вроде амфитеатра. Места сами распределялись по рангам, каждому из присутствующих предлагался подходящий ему предмет, в котором он мог с удобством расположиться, и далее он оказывался в том месте, которое было ему отведено. Каким способом происходило это перемещение - не спрашивайте, для меня это выглядело как волшебство! Неофиты вроде меня и Салинкара (а оказалось таких в зале немало), сместились к периферии, за нами же, ещё дальше от фокуса амфитеатра, оказались всевозможные помощники, секретари, слуги и другие лица из тех, что составляют свиту некоторых гостей. Нам достались удивительно удобные кресла, больше похожие на мягкие ложа. Отмечу, что все обращения и речи видно и слышно очень хорошо с любого места. Специальной трибуны для выступающих нет, и каждый, кто обращается к залу, выступает с такой высоты и из такого положения, которое считает для себя удобными: так, Председатель лишь присел на краешек небольшого и скромного кресла, и
Когда же на место выступающего поднялся Призрачный Рудокоп, волна оцепенения прокатилась по залу. Должна заметить, что такая форма, как рунная запись, значительно умаляет тот эффект, что произвела на слушателей его живая речь, поэтому я возьму на себя смелость рекомендовать читателю при возможности ознакомиться также и с живым образом его речи. Чёрный колдун игнорировал кресло и выступал стоя. И пусть руны его речи станут завершением этой части моих записей, потому что я утомилась за такой насыщенный день, и даже та лёгкость, с которой здесь работается, не избавляет меня от сильного желания наконец-то отдохнуть.
(речь Призрачного Рудокопа)
Собравшиеся под сенью Чертогов, внимайте нам!
Каждому выступающему здесь принято представляться лично, и при том, что нам нет резона делать это, поскольку наша слава простёрлась по Вселенной во все земли, мы всё же начнём с исполнения сего долга. Нас тут именуют по-разному: Каменным Колдуном, Мрачным Проктором, а чаще того - Призрачным Рудокопом, хотя мы, как видите, не призрак, и не уступим в открытом бою славнейшему из воинов. И лишь немногим из вас известно наше истинное имя, но знающий его никогда не посмеет произнести те слова: ужас придавил его язык подобно каменной горе, ибо произносящий наше истинное имя даже в помыслах, рискует быть проклятым навеки... Не беспокойтесь и расслабьте свои оцепеневшие тела: мы пощадим вас и не станем здесь его произносить. Пусть мы останемся для большинства из вас Призрачным Рудокопом и пусть это нелепое прозвище и станет нашим личным представлением.
Итак, когда могущественные маги Эоры предложили нам союз в борьбе с древнейшим врагом, мы решили проявить милость, и прибыли в Чертоги, как и было договорено. И здесь мы застали также ваше сонмище, о самопровозглашённые мудрецы. Мы давно уже надзираем, как жалкое тщеславие подстрекает вас на дерзость стучаться во все запретные двери, в которые случайно утыкается ваш близорукий взор, и не утруждать себя при том мыслями, что случится, если вам вдруг откроют. А вам бы не следовало высовываться из своих затхлых раковин, кои вы почитаете за свои миры, ибо во вне их вас поджидают хищники, что сильно поубавят ваше самомнение. Едва вы им покажитесь, они выдернут вас из раковин и растерзают - такова уж их природа... Мы пребывали в недоумении, не понимая, к чему магам Эоры вы - полуслепые мягкотелые черви, копошащиеся в зловонии собственных предубеждений. Но недоумение наше смягчил, не дав ему стать обидой, тот особый приём, что был оказан нам хозяевами Чертогов, те роскошные комнаты, та божественная забота, что мы встретили здесь по отношению к нашей персоне, и та свобода, что была нам здесь любезно предоставлена. Мы не знали такой свободы даже в собственных владениях, ибо там много насущных дел, эту свободу крадущих. Посему мы пользуемся случаем и благодарим здешних хозяев - за их предупредительность без навязчивости, за их почтительность без раболепия, за их уважение без подобострастия. Воистину, такой приём не оценишь никакими сокровищами.
Но мы обещали поведать о явлении Шал-Гур в подвластных нам землях и истолковать наш взгляд на это бедствие, поэтому перейдём же теперь к фабуле, ради которой мы приглашены в Светлые Чертоги, также ради которой и вас тут собрали.
Есть сущности, которые живут повсеместно в обитаемых сферах, хотя могут воплощаться там в разные формы . Это, конечно же, люди, что, при разнообразии разновидностей своих, почти вездесущи. Это драконы, что исполнены неукротимой энергии и истинного благородства. Это бесчисленные массы младших существ вроде рыб или крыс. И хотя мы рассматриваем здесь лишь одну из таких форм воплощённых существ, мы не знаем более гибельной напасти, чем инвазия её в земли, населённые людьми. Сущности те прорываются в девственный мир во время опустошительных эпидемий, всеобщих войн, могучих стихийных бедствий. Когда страдания людей и их проклятья богам сливаются в единый чёрный поток, они приплывают в мир по этому потоку. Порой они надолго затаиваются, потому что земля не приемлет их пришествие и пытается сразу же отторгнуть их. Но они приспосабливаются, расползаются по тайным притонам и копят там яд ненависти. Они образуют замкнутые сообщества, вроде каст или даже племён людей. Дух их чужероден любому месту, и как земля не приемлет их, так и они её, и их зависть и злоба ко всему людскому сочится из них, тот яд они не в состоянии сокрыть, поэтому их и можно распознать под любой личиной. Им неведомы честь или совесть, потому-то они преуспевают везде в подмене, воровстве, глумлении и лжи. Они не в состоянии творить новое, но скоры присваивать чужое. Пользуясь тем, что к ним все испытывают справедливое отвращение, почитая всё связанное с ними нечистым и порочным, они метят то, что им не принадлежит, своим присутствием или предъявлением, как гиена метит своим анусом найденную ей падаль. И как звери избегают помеченного гиеной не потому, что боятся её, а потому, что им противен запах её ануса, так же и люди отчуждают от себя всё то, где найдут следы их присутствия. Сущности те весь мир, в котором оказались, стремятся
Подобное случилось и в нашем мире - очень давно. Мы были тогда юношей и мало кто из свидетелей остался, кто вправе подтвердить наши воспоминания о тех временах хаоса, когда уходило, разрушаясь, закостенелое время, и сквозь его обломки пробивалось юное и свежее. Как и всегда в такие времена, люди отринули умеренность и погрязли в неистовстве, и растоптали и предали забвению устои, на которых строилась жизнь многих поколений их предков, и принялись рушить их и искоренять, пребывая при том в убеждении, будто на смену опостылевшим старым устоям, что они низведут, сами по себе взрастут лучшие новые. Их умы смущали исповедники диковинной, из небытия времён вдруг возродившейся касты: искусно прилагая слабости человеческие, они натравливали сына на отца, а страждущего на его благодетеля, мерзость их лжи опутала все закоулки нашего мира и ещё до того, как небеса укрыл туман, тьма укрыла разум людей. Разразилась война, да такая, какую не знали мы до того, и кровь и дым стали доминантами нашего мира, где каждая монада горела жаждой мщения и разрушения. Казалось, всё у нас ополчилось против всего. Мы не знали тогда, что это не апогей, а лишь прелюдия.
В той касте Шал-Гур обрели себе плодородную почву, они перестали быть лишь незримой ментальной химерой, а стали вдруг неудержимой лавиной воплощаться в существ, видом как чёрные кожистые шары. Шары те были достаточно податливы телесно, чтобы принять в себя предметы, и так удерживать и манипулировать ими посредством расположенных внутри органов. Существа же те были безлики, почти бессловесны, по одиночке жалки и беспомощны, но они заполонили и вскоре погубили мир, что был для нас родным домом. Помутнели небеса, а злоба выжгла изнутри души людей, и почернели их души, и они объединялись в противоборствующие когорты и истребляли друг друга, а всех их вместе истребляли вооружённые странным оружием чёрные шары. Один воин мог легко противостоять десятку таких шаров, но он более полагался на истребление не шаров, а людей себе подобных. Затем шары вдруг стали умирать сами по себе, но к тому времени небеса наши почернели, а земли опустели и стали непригодны для жизни и мы - те немногие, что остались - вынуждены были покинуть их... Изгнанные и исполненные скорби, мы задались тогда вопросом: по какой же причине столь жалкие существа стали такой напастью, что безвозвратно обречена оказалась наша земля, в которую пришло их безликое воинство?
Как мы услышали из других речей, лишь некоторые из вас догадываются, будто шалгуры подобны скрытой болезни: пока организм живёт размеренно и здраво, болезнь та угнетена и почти незаметна, и уж по крайней мере не доставляет носящему её в себе существенного беспокойства. Но стоит человеку ослабнуть, попав меж жерновами рока или же предавшись какому-то непотребству, вот тут-то болезнь открывает свой оскал и пожирает нечестивца. Пророки и мудрецы, достигшие духовных высот и узревшие оттуда суетность мира, вещали нам о той напасти, но люди так же понимает пророков, как и избегают следовать прямыми путями, ими указанными. Когда люди лишены почтения к миру, бездумно нарушают его равновесие, не помышляя о последствиях, будто расшалившиеся дети, когда им кажется, что эта часть мира сплошь чёрная из тьмы, а другая из света, и они с упорством тщатся делать то, что считают добром или злом, знайте: те люди ослепли духовно и вскоре падут. Ведь добро и зло суть один маятник рока, и как уклонился он в первое, так уклонится и во второе. Не бывает добра без зла, а зла без добра, друг без друга они не способны проявиться в мире: так чёрная краска хорошо видна лишь на белой бумаге, а белую фигуру различишь лишь на тёмном фоне. И чем мрачнее зло, тобой совершаемое, тем пышнее окажется в результате возросшее на нём добро, и чем дальше твои благие устремления утянут маятник в сторону добра, тем глубже на обратном ходе отдастся он злу. Те, кто это понимает, нередко ратуют за равновесие, имея в виду невмешательство в дела добра и зла и призывая не раскачивать маятник, и тогда колебания его постепенно затухнут, он встанет и знаменует конец всем бедам. Безумцы! Остановить те колебания нельзя! Если маятник рока встанет, то закончится и жизнь. Маятник должен двигаться, но спокойно и равномерно, его назначение - приводить в движение механизм вашей судьбы , и не для того был создан Богами этот механизм, чтобы вы пинали его как вам рассудилось или же взирали на него со стороны безучастно, но для того, чтобы вы использовали его для своего духовного возвышения .
Лишь потеряв свою землю, мы узрели истину: сила или слабость Безликого Воинства не суть, и инвазия Шал-Гур не причина, они - лишь знамение последних времён. Истина в том, что мы тогда сами разрушили свой мир. Не возмутили недвижный его покой, но разломали исправно работавший механизм, как любопытный ребёнок ломает попавшую ему в руки музыкальную шкатулку. Мы думали, что сбрасываем старые оковы, а бросили надёжные духовные опоры. Мы мнили себе, что воспарим, а низверглись на острые скалы...
Не станем же более предаваться рассуждениям, и так довольно слышали мы их сегодня и ещё услышим, а огласим напоследок нашей речи одну древнейшую легенду. Она известна нам как Легенда о Птичьем Алтаре и никому не ведомо, когда и в каком из миров её впервые рассказали, но легенда та верно дополняет сказанное нами и указывает на духовный изъян, что привёл нас к этим бедам:
Стоял на берегу моря большой алтарь из красного гранита, и были высечены на нём имена богов и героев, и приходили рыбаки из близлежащих селений к алтарю, чтобы принести дары в виде свежей рыбы, и поклониться мудрости и заботе богов, и вспомнить и почтить честью своих героев. Тот алтарь облюбовали и крикливые морские птицы, что воровали рыбу - они садились передохнуть и поклевать на его удобных гранитных выступах. Минули столетия, и позабыли люди дорогу к алтарю, а птицам он был удобен и многие поколения их засидели алтарь, и покрылся весь он белыми испражнениями, а подножие его усеяли белые перья и выбеленные птичьи кости так, что ничто уже не напоминало о красном граните.