Безмолвный
Шрифт:
Ирен бы ты рассказал все, верно? Ты бы раскрыл ей свое сердце, потому что она бы тебя поняла. Она такая же, как и ты. Вы с ней одного поля ягоды. Вы бы идеально друг другу подошли. Ты ее любил? Любил, так ведь? Наконец-то, ровня тебе. Не то, что я. А она сочла нас парой, ты сам слышал, как она это сказала. Ты, верно, посмеялся над этим. Но если она так чертовски умна, то с какой стати она назвала нас парой, Шерлок?
Из-за меня? Ведь для тебя я готов почти на все. Могу поспорить, она прочла это на моем лице в первый же миг. Как ты. Она знала, я готов бросить что угодно, кого угодно, немедленно, ради того, чтобы помочь тебе. Ради того, чтобы ты был в целости и сохранности. Что я застрелю человека через окно без малейшего
– А сейчас твое подсознание хочет, чтобы ты меня поцеловал.
– Нет, не хочет, - я не считаю, что это правда. Это просто мелочь. Ничто. Просто случайный порыв. С мыслями такое бывает. – Давай не будем об этом.
– Хм-мм, кажется, теперь твоему подсознанию хочется этого еще больше, - ты смеешься, прикрывшись газетой. Тебя это забавляет, да? Смущать меня – забавно. Надо сменить тему.
– Ты мне солгал.
– Конечно солгал. Я же прохвост.
– Нет.
Пытаюсь вырвать газету из твоих рук, заставить посмотреть на меня, но не могу. Не могу до тебя добраться, руки тянутся не туда. Я не могу схватиться за газету. Ее не существует. Ничего этого на самом деле нет. В этом воспоминании есть четко фиксированные моменты, мне не под силу их изменить. Это – то, что было. Ты не посмотрел на меня. И никогда не посмотришь.
Отворачиваюсь, впиваюсь взглядом в череп буйвола на стене. Дотягиваюсь до него, хватаю и швыряю в тебя. От этого опадает половина стены. Слышу, как снаружи шумят проезжающие машины – неожиданно громко. А ты все еще сидишь, где сидел. Читаешь газету. Чай стоит там же, где его поставил я, ровно там же. Над столом вьется струйка пара. Стена восстанавливается сама собой. Ты не смотришь на меня. Я – бессилен.
– Я не обязан ничего тебе говорить, Джон, - ты переворачиваешь страницу, скользишь взглядом по новостной колонке.
Да. Действительно, не обязан. Не удосуживаешься.
– У тебя есть только один друг.
– Да, - ты по-прежнему на меня не смотришь. – Определенно, считать ты умеешь. Рад за тебя.
Мне необходимо выйти из метро. Салли Донован уткнулась в книгу, она меня не видела. Прижимает к губам кончик пальца. Вагон тряхануло, он вот-вот остановится. Встаю, пробираюсь к двери. Понятия не имею, где я. Похоже, я сойду на несколько станций раньше, но мне плевать. Дышу с трудом. Еще немного, и у меня начнется паническая атака. Сердце колотится слишком быстро. Надо успокоиться, взять себя в руки. Пройдусь до дома пешком, это должно помочь. Дыхание - в такт ходьбе, по вздоху на шаг. Вдох, выдох. Вдох, выдох. На улице дождь. Сегодня весь день льет. Наплевать.
Она все еще сидит там, уперлась ступнями в кремовых туфлях в пол. Читает книгу. Не вижу названия. Она меня не заметила. Читает. Колени плотно сжаты. Она не посмотрела в мою сторону.
Я видел ее тогда, после, в Скотланд-Ярде. В тот день, в тот кошмарный день. Я все еще не отошел от шока. Я ждал, пока Диммок разберется с журналистами, а она всучила мне чашку чая. Мои пальцы все еще хранили слабое тепло твоего запястья, я его чувствовал, уцепился за него. Последнее, что от тебя осталось, эта капля тепла. Последняя капля. Я приклеился взглядом к своим пальцам. Пульса не было. Твое сердце уже не билось. Ты должен был предвидеть, что я брошусь к тебе, окровавленному, изломанному. Ты должен был предвидеть, что я буду цепляться за тебя, пока меня не оттащат. Надеюсь, тебе это принесло хоть какое-то облегчение. И вдруг – в моей руке пластиковый стаканчик чая, и последнее твое тепло исчезло. Остался только чай. Еле теплый чай. Она выдавливает сочувственную улыбку. Ту слабую, фальшивую улыбочку, которую всегда адресуют тем, кто явно находится в агонии. Я промолчал. Я не видел ничего. Перед глазами стояло только твое лицо.
– Он был опасен, -
Лучше? Раскаяние. Да она тебя вообще не знала. Ни капли.
Думаешь, ты знал меня?
Да. Знал. И знаю.
Еще одно романтическое убеждение, Джон. Пора бы тебе завязать с ними. Это непродуктивно.
Двери открываются. Выхожу на платформу. Зонт остался под сиденьем, но я не вернусь за ним. Не смогу.
========== Глава 10: Одержимость ==========
Если пить чай, не торопясь, то, может быть, я смогу просидеть здесь час, а то и больше, и никто не будет бросать на меня косые взгляды. Хорошее местечко. Бесплатный вай-фай, чуть слышно играет джаз, посетители приходят и уходят. Тут оживленно. Людно, но не слишком переполнено. По крайней мере, в пятницу утром. Многие сидят за столиками одни, как я. Среди компаний друзей, влюбленных парочек, семейных пар с детьми на буксире есть и те, кто пьет кофе в одиночестве, изучает газету, печатает на ноутбуке или читает, уткнувшись в старую, потрепанную книгу. Я тут не один такой. В том, что я сижу здесь, нет ничего необычного, как минимум, с виду. Просто еще один посетитель кафе уставился в монитор. Ничего особенного.
Кстати, мне сегодня везет. Хотя, может быть, у нас просто совпала привычка проводить утро пятницы именно тут. Я вижу его уже третий раз подряд. Он всегда выбирает один и тот же столик, в углу, у двери. На голове - шапка. Он носит очки в толстой черной оправе - последний писк моды. В ушах - наушники, на фоне окна видны тянущиеся вниз, слегка покачивающиеся белые провода. На нем нарочито рваные джинсы, из-под свитера торчит рубашка в клеточку. И все же, когда он склоняется над книгой, что-то в его осанке, в том, как он согнулся, напоминает о тебе. Он весь сжался, ноги задвинул под стул, обхватил себя руками, как будто пытается успокоиться. Неуверен в себе, наверное. Он молод. Вряд ли он намного старше двадцати. Нескладный, неловкий, недоверчивый. Ты в его возрасте, наверное, был таким же. Полным юношеской горячности и нерешительности. Нелюдимым и одиноким. Искал уединения в толпе и одновременно злился на весь мир и населяющих его людей.
Совсем, как я.
Если смотреть на него только краем глаза, можно представить, что я сижу с тобой, в одном из твоих проявлений. Как будто это один из тех дней, когда ты не в настроении общаться, и между нами повисла уютная тишина. Мне не следует искать утешения в подобном, но я все равно ищу.
Я угостил бы его кофе, но он из-за этого почувствует себя жалким. Он же еще подросток. Думаю, он читает комиксы или графический роман. Он не облеплен никотиновыми пластырями, он не высчитывает химический состав чьей-то мочи. Он – не ты. Просто незнакомый подросток. Подросток, который сутулится совсем, как ты.
Надо же. На сайте «Стрэнда» мой новый рассказ собрал больше тысячи отзывов. Невероятно. Ты не любишь, когда я пишу о нераскрытых делах, но, похоже, читателям нравятся различные концовки.
Романтический вздор. Внимание к бесполезным деталям. Художественный слог.
Знаешь, буду считать это комплиментом. Спасибо.
Я не просто записываю воспоминания о твоих расследованиях: мне это нужно, и я делаю гораздо больше, чем просто пишу. Рассказ за рассказом, я возрождаю тебя. Раскрываю все твои черты, все те мелочи, что делали тебя поразительным. Похоже, читатели хотят знать о том, что тебя можно выбить из колеи, что ты можешь прийти в ярость от ощущения собственного бессилия. Им нужно знать, что тебе тяжело, нужны доказательства, что твоя работа не так уж дешево тебе обходится. Ведь так оно и было. Ты прикладывал очень много усилий. И очень многим пожертвовал. Со стороны казалось, что тебе это ничего не стоит. Но я знаю, это не так.