Безмолвный
Шрифт:
Конец этого рассказа – твой проигрыш. Провал. Под конец ты ошибаешься. Дом охвачен пламенем, ты бросаешься туда, чтобы спасти улики, я тебя удерживаю. Я знаю, что ты скорее умрешь, чем отступишь и оставишь загадку без ответа. На мой взгляд, он вышел несколько щемящим, мой новый рассказ. Я чуть было не вырезал эпилог, но передумал и правильно сделал. Он привел всех в восторг. Он очень простой, очень тихий. Я принес тебе чай, ты мне улыбнулся. Но ты был так раздавлен. Видимо, читателям это иногда нужно: увидеть тебя разбитым, в унынии. Они хотят увидеть твои терзания. Звучит жестоко, но, думаю, причина в ином: им необходимо знать, что ты терзаешься точно так же, как и они сами. Им нужно знать, что ты -
Как я и говорил. Романтический вздор.
Общечеловеческие истины, Шерлок. Противовес фактам и цифрам. Они не менее реальны, не отрицай. Ты был сокрушен. На лице было написано, что ты в себе разочарован. Ты жаждал найти ответ, хотел, чтобы встал на место кусочек головоломки. Вот в чем твои истины, Шерлок. Вот доказательства того, что ты – человек, что и у тебя бывают провалы. Что ты можешь устать, прийти в ярость, запутаться – как и все люди. Не будь всего этого, ты казался бы каким-то счетным механизмом, измеряющим длину теней и вычисляющим точное время, когда появился убийца. Ты бы казался роботом, чем-то из области научной фантастики. Чушь. Знаешь, то, что ты иногда способен на ошибку, делает тебя только еще более поразительным. Все пишут, что это их самый любимый рассказ.
Нелепость.
И отзывы оставляют приятные. Польщен. Очень польщен. Мне этот абзац тоже нравится. Я читал о принципе «убей любимых»* и подумывал его вырезать, но в итоге оставил. Спасибо, Софи из Шропшира, очень рад, что вам понравилось.
О, привет, Мэдж из Лондона. Вам тоже нравится Шерлок? Да, понимаю. Согласитесь, в этом свете он выглядит очень привлекательно.
Смотри, не зазнайся, Джон.
Из угла доносится трель. Телефон моего друга в шляпе. Он вытаскивает мобильный из кармана, смотрит на экран. Вижу его подбородок, и то, как шевелятся губы, когда он беззвучно читает текст сообщения. Подбородок отдаленно напоминает твой. Быть может, он твой родственник. Двоюродный брат, например. У тебя были двоюродные братья? Они же почти у всех есть. Ты никогда об этом мне не говорил.
Правда, приверженцем семьи ты никогда не был. И, среди прочего, я сожалею еще и о том, что не сразу начал относиться к тебе как к части своей. Надо было мне пригласить тебя отметить Рождество у Гарри. Я все равно провел праздники с тобой, но все-таки стоило запланировать. Извини. Ты же этого хотел, правда? Рождество со мной, а не в одиночестве. А мне это даже в голову не пришло.
То, что нас соединяло, – слишком сложно, я до сих пор не до конца понимаю эту связь. И одновременно – это самое простое, что только может быть. Почему так?
Он держит телефон обеими руками, склонился над ним так низко, как будто боится, что кто-то может прочесть его сообщения, заглянув через плечо, или стащить сам аппарат. Как герой Диккенса над миской каши. Пальцы порхают по кнопкам. Он набирает СМС быстрее, чем я печатаю. Подростки. Кажется, они вообще понятия не имеют, для чего изначально нужен был телефон. Это теперь лишь смутное воспоминание. Седая история.
О. Новое письмо. От миссис Хадсон. Только что прочла мой рассказ. Он уже на бумаге вышел? Или она тоже читает онлайн? Она его хвалит, очень мило с ее стороны. Ее рассмешило описание того, как ты метался по комнате в развевающемся пальто. Она узнала тебя в том эпилоге, твою печаль и гнев. Ту слабую улыбку, адресованную мне. Она все узнала. Говорит, что я стал лучше писать. Это очень приятно. Хотя, может, это значит, что раньше я писал ужасно.
Когда я писал ту сцену, то представил тебя так ясно и четко. То выражение лица: при всем огромном объеме твоих знаний какие-то мелочи все еще поражают тебя. Я был готов застрелить человека ради тебя. А на твоем лице застыло непонимание: как могу я знать что-то, чего не знаешь ты.
Если задуматься, то я провел неприлично много времени, рассматривая твое лицо. Я ловлю себя на том, что делаю это в самые различные моменты. Описываю очередное дело, ничего особенного. А потом – раз, вот и ты. Твое лицо.
– Зачем описывать мое пальто?
Снова читаешь, стоя у меня за спиной. Сначала это меня сильно напрягало, казалось слишком сильным вмешательством в личное пространство. Я ведь готов был показывать тебе все посты перед отправкой, я предлагал так и делать, но ты отказался. Слишком много труда. Тексты тебя не интересуют. Ты сказал, что тебе все равно. И все же ты подкрадываешься сзади и пристально смотришь на экран через мое плечо. Я пишу и перечитываю все перед отправкой, и ты просто не можешь устоять. Тексты о тебе всегда интересны, да? Для меня – да.
– Было сыро. Это важно.
– Ничуть.
Оборачиваюсь. Наши лица слишком близко. Неуютно. Ты не отшатываешься. Приклеился взглядом к моему посту, вчитываешься в каждое слово.
– Все-таки захотел побыть редактором?
– Нет-нет, - ты наклоняешься, опираешься рукой о мое плечо, постукиваешь пальцем по клавиатуре. Ничтожное движение вперед, и я тебя поцелую – настолько мы близко. А тебе и дела нет. – Ты тут слово пропустил.
Рука на плече. Я застываю вполоборота к тебе, сам не знаю почему. Ты не резок со мной, даже напротив. Просто мягко положил руку мне на плечо. Я и подумать не мог, что ты способен на столь мягкое прикосновение. Но это ерунда. Всего лишь для равновесия, для удобства. Точно так же ты мне тихо говоришь: погоди минуту, постой, я сейчас… те же самые ощущения. Просто легкое прикосновение, мимолетный телесный контакт. Между друзьями. Соседями по квартире. От тебя пахнет дорогим мылом.**
– Опять впадаешь в романтизм.
– Неужели? – к лицу приливает кровь, и от осознания этого я, естественно, краснею только еще больше. Черт. Что?
– Наверное, это твое перманентное состояние – романтизм. Именно он постоянно толкает тебя на очередное свидание, - последнее слово ты произносишь таким тоном, как будто оно означает «геноцид».
Ты, наверное, говоришь о тексте. Не обо мне, сидящем к тебе вполоборота и так близко, что можно поцеловать тебя в губы, даже не вытягивая шею. Не о том, как я уставился на твой рот. Думаю, что так. Но не уверен. Ты на меня не смотрел, ты читал мой пост. Сконцентрировался на нем. Будем считать, что ты говорил именно о нем и никак иначе. Так проще. Это просто физиологическая реакция. Совершенно естественная. Отворачиваюсь к экрану.
– Дай дописать, - отвечаю я и пытаюсь оттолкнуть тебя от клавиатуры. – Это пока черновик.
– Хорошо, - ты отходишь, убираешь руку.
– Покажу, когда закончу, - обещаю я.
– Нет-нет, все отлично.
Нет, не отлично. Через двадцать минут ты опять нагнешься к экрану через мое плечо, и в этот раз рука будет покоиться на шее.
Стоп. Вот этот отзыв, с дюжиной комментариев под ним, не положительный. Хм. Мой рассказ отвратителен. Не из-за того, как он написан. Из-за того, что я зарабатываю на образе преступника. На тебе. Тебя называют преступником. Мошенником. Ты заплатил актеру за то, чтобы он изображал «плохого парня», ты убивал невинных ради забавы и называл все это работой на благо обществу. Ты – психопат.