Безнадежные войны
Шрифт:
Разрушение партии было заложено в самом правлении Менахема Бегина. Его превосходство, эгоцентричность, нетерпимость к другим мнениям в партии, настойчивая жажда почитания и преклонения себе – все это разрушило партию, выдавив из нее каждого, обладающего собственным, независимым мнением. Абсолютное единовластие М. Бегина в руководстве партией не позволяло вырасти в ней сколь-нибудь значительным фигурам. Никто не мог действовать в партии, кроме тех, кто стоял навытяжку перед вождем и беспрекословно подчинялся ему. Но в критический момент, к которому М. Бегин и привел партию и государство, он сломался, и, когда он ушел, И. Шамир оказался единственным из старых ревизионистов, с укоренившейся и глубокой идеологией, который мог возглавить партию. Миша Аренс был слишком прямым и честным, слишком интеллигентным, слишком принципиальным, чтобы быть руководителем Ликуда. Конкуренты, Ариэль Шарон и Давид Леви, были не больше чем обыкновенные оппортунисты. Считать их идейными наследниками идеологии движения Херут, в моих глазах, не больше чем убогая насмешка над идеологией. И. Шамир пытался удержать партию, продолжить ее идеологическую линию, пытаясь приспособить ее к новой, меняющейся действительности. По своему характеру И. Шамир был консервативным,
Имя Эвета Либермана я услышал впервые в 1986 году, после назначения Д. Бартова на пост директора «Натив». Мне на глаза попалась маленькая заметка в газете Ликуда, в которой было высказано возмущение тем, что на должность директора Натива не был назначен верный член партии Ликуд, а человек, близкий по взглядам к Рабочей партии. Не было приведено какого-либо профессионального или делового аргумента, а только партийная принадлежность. Под статьей была подпись «Эвет Либерман». Я поинтересовался, кто этот политический комиссар, который заботится об идеологической чистоте работников государственного аппарата Израиля в стиле примитивного большевизма? Мне сказали, что это молодой парень, недавно приехавший из СССР, из Молдавии, и что он один из активистов молодежного сектора партии Ликуд. Через несколько лет ко мне обратились мои друзья из новоприбывших и рассказали о маленькой организации, которая пытается помочь евреям Советского Союза, но ей не помогают, потому что ее организаторы ассоциируются с Ликудом. Я всегда относился с отвращением, когда пытались примешать узкие партийные интересы к борьбе евреев Советского Союза или вообще к проблемам выезда в Израиль. Я согласился встретиться с людьми из этой организации, среди которых был и Либерман. Ни слова не говоря ему, я улыбнулся про себя. На этот раз он сам был жертвой своих же методов, применяемых его политическими противниками. Я убедился, что в деятельности этой организации есть здоровые и полезные элементы для евреев в СССР, и согласился взаимодействовать с ними. Я придавал большое значение тому, что новоприбывшие действуют среди населения, которое только недавно приехало в Израиль. Очень важным было то доверие, с которым к ним относились люди, среди которых они жили только вчера.
За несколько месяцев до выборов 1999 года А. Либерман ринулся в политику. У него были отличные политические связи и контроль над активистами партии Ликуд из новоприбывших, которые могли быть начальной базой для его партии. Мне было ясно, что я не могу поддержать партию Либермана. Партию одного человека, созданную для осуществления его целей, большинство из которых я считал для себя неприемлемыми, против партии Н. Щаранского. Н. Щаранский, стоявший тогда во главе партии новоприбывших из Советского Союза, еще не превратил ее в партию одного лидера. Объективно и израильское общество, и новоприбывшие, с их нарастающими и нерешаемыми проблемами, уже созрели для создания своей политической силы, которая могла представлять их интересы. Натан Щаранский, будучи наиболее известной фигурой среди новоприбывших, обладавший наилучшими возможностями популяризовать партию в обществе, имеющий экономическую и организационную базу, выстроенную в течение ряда лет, и пользующийся популярностью среди евреев США, и должен был стоять во главе этой партии. При всем моем несогласии с некоторыми вещами и людьми в руководстве партии и опасении от поведения Н. Щаранского как политика в правительстве Нетаньяху, я поддержал его партию против партии А. Либермана, потому что считал, что его партия представляет реально выходцев из Советского Союза. Нетаньяху, находясь в отчаянном положении в последние дни перед выборами, предал Либермана и, пытаясь вульгарным, примитивным способом ассоциироваться с Щаранским, объявил о своей поддержке партии Щаранского против Либермана. Насколько я знаю, Либерман воспринял это довольно тяжело, но кто, как не Либерман, знал, кто такой Беньямин Нетаньяху. В свою очередь Натан Щаранский опасался солидаризироваться с Б. Нетаньяху, кандидатом на пост главы правительства, вопреки тогдашнему желанию своих избирателей. Несмотря на свои взгляды и личную дружбу с Нетаньяху.
После своих выступлений с критикой Нетаньяху, я прочитал в газете «Едиот Ахронот» интервью премьер-министра журналисту этой газеты Шимону Шиферу. В интервью Шифер описывал, как глава правительства вынул из ящика письменного стола отчет Государственного контролера, на обложке которого было написано «Совершенно секретно», и зачитал ему отрывок из отчета. В этом отрывке было написано, что Яков Кедми подкупил российского чиновника за получение информации, которая оказалась не нужной ни Моссаду, ни Службе безопасности Израиля. «Вот видишь, что это за человек, Яков Кедми, который выступил против меня», – отметил Нетаньяху. Премьер-министр воспользовался совершенно секретным материалом для обвинения гражданина страны, выступившего с критикой против него. Нет ничего более низкого, как использование премьер-министром секретных материалов, раскрывая государственные секреты, особенно в рамках политической борьбы, не говоря уже о нарушении закона. В моих глазах Шимон Шифер уже давно превратился в придворного журналиста глав правительств, которые использовали его как инструмент для распространения тех материалов, которые они хотели напечатать. В моих глазах довольно отрицательная черта для журналиста, особенно одного из ведущих.
В цитируемом отрывке проявилось непреодолимое желание работников Государственного контролера представить любую деятельность «Натива» в отрицательном свете. В особенности доказать, что «Натив» якобы занимался вербовкой и использованием агентуры. За полтора года проверки они не нашли ни одного случая, который, хотя бы косвенно, свидетельствовал об этом. И поэтому они взяли этот случай и, извратив и исказив его, представили как пример вербовки и использования агента. Я вспомнил об одном из внутренних отчетов ФСБ, в котором было сказано, что «Кедми собирает информацию нестандартным способом, не вербуя агентов». А действительность была намного проще, и мы представили факты Государственному контролеру. Но кому нужны факты, если они не вписываются в отчет?
«Подкуп» был платой, согласно официальному договору, одной из российских общественных организаций. Эта организация, с которой у нас был подписан официальный контракт, советовала нам и помогла получить архивные материалы, которые уже были рассекречены, согласно закону, но до них еще было очень сложно добраться. В этом случае организация попросила нас осуществить плату наличными, что было обычным явлением, в том числе из-за проблематичности банков в тот период. Мною было дано разрешение и на форму оплаты, и на получение материала. Кстати, оплата была не из государственного бюджета и произведена работниками на месте. Один из них был Давид Бартов, который и был инициатором этого проекта, одного из важных и успешных в то время. Бартов, в прошлом директор «Натива», юрист, регистратор Верховного суда Израиля, бывший секретарь Комиссии Аграната и Комиссии Кагана. Он был законопослушнейшим и осторожнейшим человеком, который никогда не предложил бы и не сделал ничего, что бы походило на малейшее нарушение закона или инструкций. В этом не было ничего похожего ни на плату агенту или на вербовку. Получаемый материал относился к сложным отношениям между советской властью и евреями СССР. В данном случае это был материал, касающийся «Дела врачей» во времена Сталина. Совершенно очевидно, что этот материал не интересовал ни Моссад, ни Службу безопасности Израиля, которые не занимаются историей еврейского народа в СССР и в России. Материал, в получении которого премьер-министр Израиля обвинил меня, был предназначен еврейскому народу и государству Израиль. Через несколько лет подобный материал можно было получить довольно легко, но в начале 90-х это была единственная и редкая возможность.
Глава правительства раскрывает секретные материалы и обвиняет подчиненного ему высокопоставленного чиновника в выплате платы агенту в другой стране за полученный секретный материал, во время службы этого чиновника от имени государства и во имя его. Тем самым он заявляет во всеуслышание, что «Натив» занимается сбором секретной информации в других странах с помощью подкупа государственных служащих тех стран и передает эти материалы в Моссад и в Службу безопасности Израиля. Но проблема, согласно заявлению главы правительства Израиля, в том, что полученный материал недостаточно ценный для Моссада или израильской Службы безопасности! Тем самым премьер-министр Израиля, вопреки существующим фактам и реальности, публично превращает «Натив» в его деятельности на территории бывшего Советского Союза в филиал Моссада и Службы безопасности Израиля. И все это только для того, чтобы очернить и обвинить того, кто выступил с критикой против него. В нормальном государстве это не осталось бы безнаказанным. В Израиле это прошло без какой-либо общественной реакции. Когда помощники президента Соединенных Штатов раскрыли факт того, что супруга одного из выступивших с критикой президента является работницей ЦРУ, их предали суду, осудили на несколько лет и отправили в тюрьму. Они взяли всю вину на себя, прикрыв президента США, иначе бы и президента США предали суду. Но в Израиле ничего подобного не произошло, а то, что произошло, было еще хуже.
Я обратился к юридическому советнику правительства с просьбой начать уголовное расследование против премьер-министра Б. Нетаньяху по подозрению в нарушении закона о государственной тайне. И в этом случае Эльяким Рубинштейн, юридический советник правительства, сделал все, чтобы выгородить и спасти премьер-министра. В течение целого года я не получил от него никакого ответа! Вместо этого я получил обращение от юридического советника с просьбой ответить на жалобу Ассоциации за чистоту власти, поданную ему. В жалобе было написано, что Яков Кедми, глава «Натива», выступил с политическими заявлениями, находясь на государственной службе. Канцелярия юридического советника переслала мне для получения разъяснения весь материал, в том числе и определение начальника Департамента служащих Израиля, Шмуэля Холандера, что директор «Натива» выступил в средствах информации после того, как он покинул службу, и в соответствии с законом. Недостаточно того, что в канцелярии юридического советника правительства даже не читают материал, который они сами посылают, юридический советник написал в своем обращении, что он собирается проверять обе просьбы, в том числе и мою, о начале расследования, вместе! После года, в течение которого я не получил никакого ответа, я подал иск в Высший суд справедливости Израиля на юридического советника правительства, о задержке ответа на мою просьбу и о не начатом расследовании. Высший суд отказал мне в иске, в основном опираясь на то, что он не нашел в действиях юридического советника серьезного отклонения от его обязанностей. В саму суть проблемы Высший суд даже не вникал и не отнесся к ней серьезно.
Одним из аргументов Эльякима Рубинштейна было то, что, возможно, что премьер-министр считал, что он имеет право раскрывать государственные секреты. И поэтому в его действиях нет нарушения закона. Чрезвычайно оригинальный и изобретательный аргумент! Он, может быть, и достоин адвоката, но ни в коем случае человека, стоящего во главе государственного обвинения. Он противоречит всем правилам Разведывательного сообщества и порядку охраны государственных секретов. Только тот, кто определяет степень секретности, имеет право изменить ее, и никто другой. В данном случае у премьер-министра не было на это никаких полномочий. Кроме того, юридический советник утверждал, что в письме Беньямина Нетаньяху Государственному контролеру, по этому поводу, «…может быть, можно видеть в нем своего рода извинение…». На мой взгляд, это полная чушь. В письме Нетаньяху не было никакого извинения, но юридический советник был полон решимости спасти его от уголовного расследования и придал письму удобную ему трактовку.
Я отношусь критически и резко отрицательно к такому подходу к основным понятиям, как безопасность государственных секретов, права народа на свободу информации и на то, что важно для народа и страны. Но израильская общественность не отреагировала, и никто не требовал расследовать раскрытие Б. Нетаньяху государственных секретов. Американская общественность в подобном случае не осталась бы в стороне. Общество, чувствительное к чистоте норм и культуре власти, не смолчало бы. Основная вина за упадок моральных и нравственных принципов израильского руководства, усиливающаяся с каждым днем, лежит на общественности Израиля, которая мирится с этим и преклоняется перед прогнившей властью.