Безобразный Ренессанс. Секс, жестокость, разврат в век красоты
Шрифт:
Совершенно естественно, что такой режим не мог избежать критики. С одной стороны, олигархия Медичи неизбежно порождала враждебность со стороны семейств, завидовавших их влиянию. Именно это и вызвало кровавый, хотя и безуспешный заговор Пацци в 1478 г.47 Тогда в соборе Санта-Мария дель Фьоре был заколот брат Лоренцо, красавец Джулиано. Но и руководитель заговора Якопо де Пацци был растерзан разъяренной толпой – его просто вышвырнули из окна. С другой стороны, появлялись люди, которые с идеологической точки зрения выступали против господства столь ограниченной олигархии. Они сравнивали режим Медичи с тиранией. В своих «Воспоминаниях» Марко Паренти писал, что Козимо де Медичи поверг город в рабство, не совместимое с духом свободы.48 Бывший приближенный Медичи, Аламанно Ринуччини, едко нападал на Лоренцо в «Диалогах о свободе» по тем же самым причинам.49 Впоследствии те же аргументы использовал Джироламо Савонарола.
Но критика – это не то же самое, что идеологические разногласия. Очень немногие (если на это вообще кто-то решался) критики Медичи нападали на внутреннюю структуру флорентийской политики. Речь шла, скорее, о людях, чем о принципах. К примеру, заговорщики Пацци стремились просто заменить режим Медичи собственным. Очень немногие враги семьи действительно предлагали некие конституционные реформы. Ни Паренти, ни Ринуччини не интересовались серьезными политическими переменами. Даже «Трактат» Савонаролы оставляет определенные сомнения в том, чем будет отличаться «гражданское управление» от «тирании» на структурном уровне. Да, определенные олигархи иногда выступали друг против друга, но политическая система олигархии оставалась практически неизменной. Переход от олигархии Медичи к «теократии» Савонаролы, а затем к новой Флорентийской Республике был всего лишь перетасовкой одних и тех же людей, находящихся на верхушке лестницы, и не затрагивал глубинные структуры. Даже перетасовка и та была не слишком серьезной: покровитель Микеланджело, Пьеро Содерини, в 1481 г. был приором и близким другом Пьеро де Медичи, а затем в 1502 г. его выбрали гонфа-лоньером пожизненно.
Когда в 1501 г. Микеланджело вернулся во Флоренцию, он оказался в чужом, но все же знакомом политическом мире. Флорентийская Республика стала более предана «республиканским» идеалам, чем прежде, но была столь же далека от «народного» правительства, как и всегда. В политике господствовали та же тяга к олигархии, что и во времена Медичи (1434–1494). Хотя многое делалось для ввода в исполнительную власть «новых» семейств, ни один из членов Синьории 1501 г. не принадлежал к какой-то семье, которая не была представлена во власти прежде.51 Брат Микеланджело Буонаротто стал приором в 1516 г. каким-то чудом.
Несмотря на намеренный символизм «Давида», Флоренция не приблизилась к идеалу города свободы и равенства, оставшись тем же городом, что и в середине XIV в. За республиканскими лозунгами сохранялись глубокие социоэкономические различия, которые выражались через культуру постоянного политического исключения беднейших слоев населения. Им отводилась абсолютно пассивная роль, а любое недовольство подавлялось с непоколебимой жестокостью.52
На историческом фоне насилия, фракционной борьбы и бунтов Микеланджело и его «Давид» должны были занять центральное место в политической драме, призванной обмануть и ввести в заблуждение неимущих и униженных. Хотя статуя должна была стать символом свободы, город, на который смотрел Давид, явно не спешил к политическому равенству.
Хотя Сальвиати и Содерини внимательно наблюдали за работой Микеланджело, его «Давид» был куда дороже другому, почти незаметному человеку. Тихий и скромный архиепископ Флоренции Ринальдо Орсини предпочитал скрываться в тени, но внимательно наблюдал за работой художника, ведь Микеланджело работал всего в нескольких метрах от врат собора.
Неудивительно, что скульптура Микеланджело интересовала Орсини, хотя и по-своему. В конце концов скульптор избрал религиозный сюжет. Хотя статуя должна была стать мощным политическим символом и создавалась на деньги флорентийских магнатов, «Давид» говорил на языке веры, и его история была взята из Библии. Кроме того, члены комитета собора заказали «Гиганта» в качестве украшения одной из опор собора. Невозможно было, чтобы Орсини не проявлял хотя бы умеренного интереса к работе, которая изначально предназначалась для его епископского храма.
Но присутствие Орсини в истории «Давида» объясняется и еще одной более фундаментальной причиной. Орсини возглавлял религиозную жизнь Флоренции. И сколь бы жесткими и упрямыми ни были Содерини и Сальвиати, не следует забывать, что религия являлась неотъемлемой частью повседневного существования Флоренции времен Микеланджело. Хотя Орсини был менее известен, чем многие его предшественники, именно он объединял флорентийское общество.
В основе своей религия обеспечивала основу, на которой строилось все остальное. Религия определяла время. Она структурировала жизни. Основные жизненные события – крещение, причастие, брак, смерть – происходили в церкви. Литургический календарь был основой течения года. Юридические и судебные документы часто датировались не конкретными датами, а сроками религиозных праздников. И арендная плата часто взималась в праздничные дни. Религия структурировала
Но если церковь была основой и утком гобелена флорентийской жизни, Ринальдо Орсини возглавлял институт, который был чем-то большим, чем просто некие рамки повседневного существования. Хотя сам чаще всего оставался в тени (вероятно, это было следствием ужасов периода Савонаролы), Орсини обеспечивал теснейшую связь церкви со светской жизнью. Как и у любого архиепископа, в его распоряжении были сотни, если не тысячи священников, монахов, монахинь и членов третьих орденов монашеского братства. Он делал все, что было в его силах, чтобы привлечь еще большей людей к тем или иным формам религиозной жизни. Такова была его работа – сделать границу между религиозным и светским максимально неразличимой. И в этом деле он преуспел.
Благодаря кампаниям Орсини и его подручных сыновья часто обнаруживали, что религиозная жизнь является весьма привлекательной и безопасной альтернативой карьере светской. Особенно актуально это было для больших семей, где дочерям-бесприданницам частенько приходилось уходить в монастыри из-за бедности. Скромному архиепископу явно польстило, когда старший брат Микеланджело Лионардо стал монахом-доминиканцем, а его племянница Франческа, дочь Буонаротто, после смерти отца жила в монастыре, пока ее дядя не смог собрать приличное приданое. Это не всегда являлось результатом полной гармонии в доме или монастыре. Очень часто девушки категорически отказывались хоронить себя в стенах монастырей. В 1568 г. 14-летняя девушка из Сиены попыталась отравить всю семью, измельчив зеркало и добавив порошок ртути в салат за ужином. Она сделала это, чтобы избежать пострига. Монахи и члены орденов часто обнаруживали, что религиозная жизнь имеет финансовый смысл, но не ведет к смирению и благочестию. После смерти матери сестра Филиппо Липпи больше не могла содержать брата, и в возрасте восьми лет он оказался в кармелитском монастыре. Но достигнув зрелости, Липпи понял, что монастырская жизнь не согласуется с его любвеобильностью. И покровителям, и монастырскому начальству пришлось приложить все усилия, чтобы сдержать его, но безуспешно.55
Орсини прекрасно понимал, что у многих семей есть родственники в монашеских орденах, и это обеспечивало плотнейшую связь между религиозным и светским. Речь шла не просто о случайном общении, разговорах на улице или болтовне после мессы. Важную роль в этом уравнении играл секс. И здесь нам в помощь «Декамерон» Боккаччо. Хотя монахи иногда играли роль неосведомленных посредников, гораздо чаще у Боккаччо они выступают как исключительно активные участники весьма смелых сексуальных забав.56 В одной истории говорится об аббате из Тосканы, который страстно влюбился в жену благочестивого Ферондо, но сумел добиться от нее обещания удовлетворить его страсть только тогда, когда ее не любящий секса муж окажется в чистилище, где и осознает свою ошибку. Хитроумный монах напоил Ферондо зельем, что он показался мертвым. Затем он вытащил его тело из склепа, где его похоронили, и запер в подвале. Когда Ферондо проснулся, он поверил, что находится в чистилище. А аббат тем временем развлекался с его женой до полного своего удовлетворения.57 В другой новелле говорится о монахе-бенедиктинце, которого застали с юной девушкой. Чтобы избежать жестокого наказания, он напомнил аббату, что и тот наслаждался любовными утехами с той же девушкой.58
Естественно, все это вызывало ожесточенную критику. В начале XV в. во флорентийской литературе возникло сильное антиклерикальное течение. Основную критику вызывало обжорство и похотливость служителей церкви. Самыми суровыми критиками были Поджо Браччолини и Леонардо Бруни.59
Однако связи между религиозным и светским мирами во времена Орсини не ограничивались одним лишь сексом. Ринальдо Орсини был не просто прелатом, но еще и бизнесменом. И вот в этом отношении его тайное присутствие в истории «Давида» становится довольно туманным.