Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом
Шрифт:
– Ты мне надоел, – отрезал Джимми.
– Мы к вам склонили слух, – сказал Миффлин ласково. – Расскажи мне все.
– Рассказывать нечего.
– Не ври, Джимми.
– Ну практически нечего.
– Так-то лучше.
– Было вот что.
– Еще лучше.
Джимми поерзал, принимая более удобную позу, и отхлебнул из стакана.
– Увидел я ее только на второй день.
– О, этот второй день! Ну и…
– Мы даже не познакомились.
– Просто по воле случая оказались рядом в одном месте, э?
– Собственно говоря, дело обстояло таким образом: как последний дурак, я купил билет
– Что-о? Наш юный Вандерфеллер Асторморган, мальчик-миллионер, путешествует вторым классом! С какой стати?
– Ну, я думал, так будет приятнее. В салоне второго класса пассажиры куда веселее и без претензий. Быстрее сходишься с людьми. В девяти плаваниях из десяти я всегда предпочту второй класс.
– Но этот оказался десятым?
– Она ехала в первом классе.
Миффлин прижал ладонь ко лбу.
– Погоди! – вскричал он. – Это мне что-то напомнило – что-то из Шекспира. «Ромео и Джульетта»? Нет… Ага! Пирам и Фисба.
– Не нахожу ни малейшего сходства.
– Так перечти «Сон в летнюю ночь». «Пирам и Фисба, по пьесе, разговаривают через щель в стене», – процитировал Миффлин.
– Ни стены, ни щели не было!
– К чему такой буквализм! Вы разговаривали через поручни.
– Нет и нет.
– Ты хочешь сказать, что вы вообще не разговаривали?
– Мы не обменялись ни единым словом.
Миффлин скорбно покачал головой.
– Умываю руки, – сказал он. – Я полагал, что ты – сама предприимчивость. Так что ты делал?
Джимми негромко вздохнул.
– Стоял и курил у поручней напротив парикмахерской, а она кругами прогуливалась по палубе.
– И ты пялился на нее?
– Иногда я поглядывал в ее направлении, – произнес Джимми с достоинством.
– Не виляй! Ты пялился на нее. Вел себя как последний нахал, и ты знаешь, Джеймс, я не ханжа, но вынужден сказать, что считаю твое поведение достойным Ловеласа. А она прогуливалась в одиночестве?
– Чаще всего.
– А теперь ты ее любишь, так? Ты взошел на борт этого парохода счастливым, беззаботным, с вольным сердцем. А сошел на берег серьезным и удрученным. С этих пор в мире для тебя существует только одна женщина, и ты ее потерял.
Он испустил глухой безнадежный стон и отхлебнул виски, чтобы приободриться.
Джимми беспокойно заерзал на кушетке.
– Ты веришь в любовь с первого взгляда? – спросил он небрежно, пребывая в том настроении, когда человек говорит вещи, при воспоминании о которых затем просыпается по ночам в холодном поту.
– Не понимаю, при чем тут первый взгляд, – заметил Миффлин. – Согласно собственным твоим словам, ты стоял и ел глазами эту девушку пять дней без передышки. Я вполне способен вообразить, что за такой срок можно допялиться до любви к кому угодно.
– Не могу представить себя остепенившимся, – сказал Джимми задумчиво. – А до тех пор пока ты не испытаешь желания остепениться, нельзя быть влюбленным по-настоящему.
– Я говорил о тебе в клубе буквально то же самое, перед тем как ты вошел. Моим довольно удачным определением было, что ты цыган из цыганов.
– Черт подери, ты абсолютно прав.
– Как всегда.
– Полагаю, причина в безделье. Когда я сотрудничал в «Ньюс», ничего подобного со мной не случалось.
– Ты сотрудничал в «Ньюс» слишком
– Теперь я чувствую, что не способен провести в одном месте дольше недели. Видимо, виною тому – деньги.
– Нью-Йорк, – сказал Миффлин, – полон услужливых добряков, которые с удовольствием избавят тебя от этого инкуба. Ну, Джеймс, я тебя покидаю. Теперь постель меня скорее манит. Кстати, ты, полагаю, потерял эту девушку из виду, когда сошел на берег?
– Да.
– Ну так в Соединенных Штатах девушек не так уж и много. Всего двадцать миллионов. Или сорок? Во всяком случае, число невелико, и тебе требуется просто немного поискать. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Мистер Миффлин скатился вниз по лестнице. Минуту спустя Джимми услышал свое имя – кто-то громко звал его с улицы – и подошел к окну. Внизу на тротуаре стоял Миффлин и смотрел вверх.
– Джимми?
– Ну, что еще?
– Забыл спросить. Она блондинка?
– Что?
– Она блондинка?! – возопил Миффлин.
– Нет! – рявкнул Джимми.
– Брюнетка, да?! – заорал Миффлин, омрачая ночь.
– Да, – подтвердил Джимми, закрывая окно.
– Джимми! Послушай, Джимми!
Окно снова открылось.
– Ну?
– Лично я предпочитаю блондинок.
– Иди спать.
– Ладно. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Джимми втянул голову в комнату и сел в кресло, которое покинул Миффлин. Секунду спустя он встал и погасил свет. Сидеть и думать было приятнее в темноте. Его мысли бродили в разных направлениях, но неизменно возвращались к девушке с «Мавритании». Нелепо! Неудивительно, что Артур Миффлин сделал из этого шутку. Добрый старина Артур! Рад, что он имел такой успех. Но шутка ли это? Кто именно сказал, что острие шутки подобно острию иголки – настолько мало, что становится невидимым, если обратить его на себя? Расскажи ему кто-то другой о такой вялотекущей романтичной любви, он бы тоже посмеялся. Только когда сам оказываешься в сердцевине романтичной любви, как бы вяло она ни текла, то видишь ее совсем под другим углом. Разумеется, голые факты выглядят нелепо. Он это понимает. Но что-то в самой глубине сознания говорило ему, что это вовсе не так уж нелепо. Тем не менее любовь ведь не ударяет, как молния. С тем же успехом можно ждать, что дом возникнет совсем готовым во мгновение ока. Или пароход. Или автомобиль. Или стол. Или… Джимми рывком выпрямился. Еще секунда, и он заснул бы.
Он подумал о кровати, но она казалась такой далекой! Чертовски далекой. Акры и акры ковра, которые нужно проползти. А в заключение придется взять дьявольскую высоту. Да еще раздеваться. До чего это нудно – раздеваться. Такое симпатичное платье девушка надела на четвертый день. Сшито по заказу. Ему нравятся платья, сшитые по заказу. Ему нравились все ее платья. Ему нравилась она. А он ей нравился? Так трудно в этом разобраться, если не обменяться ни словом. Она была брюнетка. Артуру нравятся блондинки. Артур – глупец! Добрый старина Артур! Рад, что он имел успех! Теперь он может жениться, если захочет. Не будь он сам таким непоседой… Не чувствуй, что не способен провести больше одного дня в каком бы то ни было месте… Но согласится ли она выйти за него? Раз они не сказали друг другу ни слова, то крайне трудно…