Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом
Шрифт:
Тут, вдали от центра, было много темнее, хотя, по мнению Джимми, все-таки чересчур светло. Однако его вполне устроило возложить ответственность на своего спутника. Вероятно, у Штыря были свои способы избегать внимания публики в подобных случаях.
Штырь тем временем упорно шагал вперед. Он проходил перекресток за перекрестком, пока расстояния между домами не стали заметно увеличиваться.
Наконец он остановился перед одиноким особнячком приличных размеров. И в тот же момент первая капля шлепнулась Джимми на шею. В следующую секунду полил дождь – сперва прерывисто, а затем, словно войдя во вкус этого занятия, со спокойной уверенностью мощного душа.
– Вот он, босс, – сказал Штырь.
С
– Что это? – осведомился Джимми.
– Патока, босс, – почтительно объяснил Джимми.
Он вылил содержимое пузырька на бумагу и плотно прижал ее к оконному стеклу. Затем достал короткий стальной инструмент и резко ударил им по бумаге. Стекло под ней разбилось, но практически беззвучно. Штырь забрал лист вместе с прилипшим к нему стеклом, просунул руку в отверстие, отодвинул засов и поднял раму.
– Элементарно, – сказал Джимми. – Элементарно, но исполнено чисто.
Оставалось справиться со ставнем. Это отняло больше времени, но в конце концов методы убеждения, которые использовал Штырь, оказались достаточными.
Джимми был сама сердечность.
– Ты прошел хорошую подготовку, Штырь, – сказал он, – а это, по сути, уже полдела. Мой совет каждому начинающему: «Научись ходить, прежде чем попробуешь бегать». Сначала овладей азбукой профессии. Капельку добросовестной тренировки, и твое дело в шляпе. Вот так. А теперь – сигай туда!
Штырь осторожно перелез подоконник, Джимми последовал за ним, чиркнул спичкой и нашел выключатель. Они увидели, что проникли в гостиную, обставленную и украшенную с удивительным вкусом. Джимми ждал привычной безобразности, но здесь все – от обоев до самой крохотной безделушки – поражало безукоризненностью выбора.
Однако дело есть дело. Сейчас было не время стоять и восхищаться гармоничностью интерьера. Надо было вырезать большое «Д» на внутренней стороне входной двери. И если уж вырезать, так вырезать безотлагательно.
Он как раз направлялся к указанной двери, когда где-то в глубине дома залаяла собака. К ней присоединилась вторая. Соло превратилось в дуэт.
– И-ех! – вскричал Штырь.
Эта ремарка как будто подвела итог ситуации.
«Сколь сладко, – утверждает Байрон, – услышать честный лай сторожевого пса». Но честный лай двух псов Джимми и Штырь нашли излишне приторным. Штырь выразил это, лихорадочно метнувшись к окну. Успеху его маневра, к несчастью, помешал тот факт, что пол был устлан не единым ковром, но ковриками, разбросанными с художественной несимметричностью, а половицы под ними были натерты до ледяного блеска. Наступив на такой островок, Штырь потерпел мгновенное фиаско. В подобных случаях спасти человека не может никакое усилие воли или мышц. Штырь заскользил. Его ноги вылетели из-под него. Затем – краткая вспышка рыжих волос, будто промчался метеор. В следующий миг он упал на спину со стуком, от которого содрогнулся весь дом, а вероятно, и остальной остров Манхэттен. Но и в момент такого кризиса в голове Джимми успела промелькнуть мысль, что ночь эта была для Штыря крайне неудачной.
На втором этаже усилия собачьего хора обрели сходство с дуэтом «A che la morte» [18] из «Il Trovatore» [19] . Особенно отличался собачий баритон.
Штырь сидел на полу и постанывал. Хотя природа снабдила его черепом из чистейшей и крепчайшей слоновой кости, падение ошеломило юношу. И взор его, как взор упомянутого
18
«К смерти» (ит.).
19
«Трубадур» (ит.).
По ступенькам лестницы спускались тяжелые шаги. В отдалении собака-сопрано достигла верхнего ля и держала его, а ее партнер выводил фиоритуры в более низком регистре.
– Вставай! – прошипел Джимми. – Кто-то идет! Да вставай же, идиот!
Типично для Джимми, что у него и мысли не было покинуть павшего и удалиться одному. Некий итальянский каторжник, планируя побег из тюрьмы, возложил на собратьев-преступников обязанности застрелить начальника тюрьмы и задушить надзирателей, себе же отвел тяжкий труд – совершение «легендарного побега». Джимми показал себя полной противоположностью этому стратегу. Штырь был его собратом по оружию. И он так же не мог его покинуть, как капитан в море не мог покинуть свой тонущий корабль.
И поскольку Штырь в ответ на все уговоры продолжал сидеть на полу, тереть голову и испускать через интервалы «и-ех!» меланхоличным голосом, Джимми смирился со своей судьбой и остался стоять там, где стоял, в ожидании, когда дверь откроется.
И в следующий момент она открылась так, будто в нее ударил ураган.
Глава 7. Знакомство состоялось
Ураган, врывающийся в комнату, неминуемо меняет расположение предметов в ней. Данный ураган сместил пуфик, стул, коврик и Штыря. Стул, подкинутый массивной ногой, ударился о стену, пуфик укатился, коврик смялся и заскользил прочь. Штырь с воплем вскочил на ноги, снова поскользнулся, упал и, в конце концов, выбрал компромисс: опустился на четвереньки и, моргая, остался в этой позе.
Пока все эти волнующие события развивались, сверху донесся звук раскрывающейся двери, затем – стремительного топотка, сопровождающего весомое увеличение лепты, вносимой собаками в общую какофонию. Дуэт теперь обрел поистине вагнеровское звучание.
Первым в комнату влетел белый бультерьер, обладатель сопрано, за ним – неудачливый второй – его сопевец-баритон, массивный бульдог, удивительно похожий на массивного мужчину с револьвером, уже находившегося там.
А затем вся компания, выражаясь на театральном жаргоне, «подержала мизансцену». На заднем плане с рукой все еще на дверном косяке – величественный домовладелец, на авансцене – Джимми. В центре Штырь и бульдог, сблизив носы на расстоянии пары дюймов, изучали друг друга со взаимной неприязнью. В дальнем углу бультерьер после стычки с бамбуковым столиком, припав к полу, высунул язык и вращал глазами в ожидании продолжения.
Домовладелец смотрел на Джимми, Джимми смотрел на домовладельца. Штырь и бульдог смотрели друг на друга. Бультерьер беспристрастно разделял свой взгляд поровну между остальными членами компании.
– Типичная сценка тихой американской домашней жизни, – пробормотал Джимми.
Мужчина с револьвером побагровел от ярости.
– Руки вверх, дьяволы! – взревел он, нацеливая гигантское огнестрельное оружие.
Оба мародера дружно подыграли его капризу.
– Разрешите мне объяснить, – сказал Джимми, умиротворяюще и медленно поворачиваясь, чтобы лицом к лицу встретить бультерьера, который теперь неторопливо двигался в его направлении с плохо разыгрываемой незаинтересованностью.