Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом
Шрифт:
– Я хочу сказать, что тут можно почувствовать себя патриархом. Снежно-белые власы и тому подобное. Ну и конечно, типусу в расцвете лет, как вы…
– Вы хотите сказать… Это правда?
– Абсолютно. Конечно, сам я всецело «за». Не помню, когда еще я чувствовал себя так забористо. Когда поднимался сюда, я пел. Просто щебетал на весь лифт. Но вот вам…
В мистере Брустере произошла странная перемена. Он принадлежал к тем людям, которые выглядят высеченными из монолитной скалы, но вдруг необъяснимым образом как бы растаял. Секунду он смотрел на Арчи, потом стремительным
– Лучшая новость в моей жизни! – пробормотал он.
– Жутко мило с вашей стороны так к ней отнестись, – сказал Арчи благодарно. – Я хочу сказать: стать дедушкой…
Мистер Брустер улыбнулся. Про человека его внешности невозможно сказать, что улыбнулся он шаловливо. И все-таки в этой улыбке было что-то, отдаленно напоминающее шаловливость.
– Мой милый старый стручок, – сказал он.
Арчи вздрогнул.
– Мой милый старый стручок, – неколебимо повторил мистер Брустер. – Я счастливейший человек в Америке! – Его взгляд скользнул по картине на полу. Он слегка содрогнулся, но тут же взял себя в руки. – Теперь, – сказал он, – я сумею смириться с необходимостью жить с этим… этой… до конца моих дней. Я чувствую, что она не имеет большого значения.
– Послушайте, – сказал Арчи, – то есть как? Я бы воздержался от вопросов, но раз уж вы сами подняли эту тему, то скажите, как мужчина мужчине, что, собственно, вы делали, когда я приземлился на вашем позвоночнике?
– Полагаю, ты подумал, что я свихнулся?
– Ну, вынужден признаться…
Мистер Брустер бросил на картину недружелюбный взгляд.
– И было бы неудивительно после того, как мне пришлось прожить с этой адской мазней целую неделю!
Арчи в изумлении уставился на него:
– Послушайте, старина, не уверен, что я вас понял правильно, но у меня сложилось впечатление, что это милое старое произведение искусства вам не нравится.
– Не нравится! – вскричал мистер Брустер. – Да эта штука чуть с ума меня не свела! Всякий раз, когда она попадалась мне на глаза, у меня родимчик начинался. Сегодня к вечеру я почувствовал, что больше не выдержу. Огорчить Люсиль, сказав ей об этом, я не хотел, а потому решил вырезать проклятущее полотно из рамы, а Люсиль сказать, что ее украли.
– Какое совпадение! Ведь именно так поступил старина Уиллер.
– Какой старина Уиллер?
– Он художник. Мой хороший друг. Картину написала его невеста, и, когда я ее слямзил, он ей сказал, что картину украли. Ему она вроде тоже не так уж сильно нравилась.
– Видимо, у твоего друга Уиллера тонкий вкус.
Арчи поразмыслил.
– Ну, все это не по моей части, – сказал он. – Лично я всегда этой картиной восхищался. Чертовски сочная штукенция, так мне казалось. Тем не менее, если вы относитесь к ней так…
– Именно так, можешь мне поверить!
– Ну, в таком случае… Вы же знаете мою неуклюжесть… Можете сказать Люсиль, что виноват только я…
Уигморская Венера улыбалась Арчи с пола улыбкой, показавшейся ему жалобной, молящей. На мгновение он ощутил угрызения совести, но затем закрыл глаза, скрепил сердце, грациозно подпрыгнул и приземлился на картину обеими ногами.
– У-уф! – сказал Арчи, с раскаянием глядя на погибший шедевр.
Мистер Брустер его раскаяния не разделял. Второй раз за этот вечер он потряс ему руку.
– Мальчик мой! – произнес он дрожащим голосом, глядя на Арчи так, будто увидел его новыми глазами. – Мой милый мальчик, ты ведь прошел всю войну?
– Э? Ну да. Всю милую старую войну до самого конца.
– И какой у тебя был чин?
– Второго лейтенанта.
– Тебя следовало сделать генералом! – Мистер Брустер вновь горячо пожал ему руку. – Могу только надеяться, – добавил он, – что твой сын пойдет в тебя!
Есть некоторые комплименты – или комплименты, исходящие из определенных источников, – от которых скромность шатается в полном ошеломлении. И вот так зашаталась скромность Арчи.
Он судорожно сглотнул. Ему никогда не приходило в голову, что он услышит подобные слова от Дэниела Брустера.
– А как насчет того, старина, – сказал он почти надломленным голосом, – как насчет того, чтобы нам с вами просочиться вниз в бар и выпить по глоточку шербета?
Любовь со взломом [15]
15
Глава 1. Джимми заключает пари
За последние полчаса главная курительная «Клуба любителей прогулок» постепенно заполнялась и теперь была почти набита битком. Во многих отношениях «Любители» – наиприятнейший клуб в Нью-Йорке, пусть и не самый великолепный. Его идеал, как и клуба «Дикари», – уют без помпезности, и после одиннадцати часов вечера им владеют преимущественно сливки сценических подмостков. Все молоды, чисто выбриты и жаждут поговорить; разговоры же носят исключительно профессиональный характер.
В этот июльский вечер все собравшиеся в курительной пришли туда из театров. В большинстве явились прямо со сцены. Однако кое-кто побывал на премьере пьесы, самой последней из «бьющих “Раффлса” на все сто». В этом сезоне наблюдался подлинный бум спектаклей, герои которых со сцены чаровали зрителей куда сильнее, чем обворожили бы их при знакомстве в реальной жизни в сходных обстоятельствах. В пьесе, премьера которой только что состоялась, Артур Миффлин, примернейший молодой человек вне подмостков, пожинал теплейшие аплодисменты за ряд поступков, которые, соверши он их где угодно, кроме сцены, несомненно, воспрепятствовали бы ему остаться членом «Любителей», да и любого другого клуба. В элегантнейшем фраке и с обаятельной улыбкой на устах он взломал сейф, изъял ценные бумаги, а также ювелирные изделия и, без намека на румянец стыда, удалился через окно. На протяжении четырех действий он водил за нос сыщика и при помощи револьвера разделался с бандой преследователей. Публика, переполнившая зрительный зал, выражала горячее одобрение всем его деяниям.