Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом
Шрифт:
Последняя высокая нота провизжала по залу, как разрывной снаряд, и последовавший взрыв аплодисментов был взрывом этого снаряда. Утонченная атмосфера обеденного зала отеля «Космополис» неузнаваемо изменилась. Светские дамы махали салфетками, элегантные мужчины стучали по столикам ручками ножей. Ну прямо-таки будто вообразили, что находятся в каком-нибудь прискорбном полуночном развлекательном притоне. Мисс Почмоксон поклонилась, удалилась, вернулась, поклонилась и снова удалилась, а по ее обширному лицу струились слезы. В углу Арчи увидел своего самозабвенно аплодирующего шурина. Один из официантов, во власти делавших ему честь мужественных
– Тридцать лет назад, считая с прошлого октября, – сказал мистер Коннолли трепетным голосом, – я…
Мистер Брустер яростно перебил его:
– Я уволю этого дирижера! Завтра же его ноги тут не будет! Я уволю… – Он обернулся к Арчи: – За каким дьяволом ты это устроил, ты… ты…
– Тридцать лет назад, – сказал мистер Коннолли, утирая салфеткой скупую слезу, – я покинул мой милый старый дом на милой старой родине.
– Мой отель превращен в ярмарочный балаган!
– Жутко сожалею и все такое, старый товарищ…
– Тридцать лет назад, считая с прошлого октября! Был чудный осенний вечер, каких лучше не бывает. Моя старенькая мамочка пришла на станцию проводить меня.
Мистер Брустер, который не испытывал особого интереса к старенькой мамочке мистера Коннолли, продолжал невнятно шипеть и брызгаться, как бенгальский огонь.
– «Ты всегда будешь хорошим мальчиком, Алозиус?» – сказала она мне, – продолжал мистер Коннолли излагать свою автобиографию. – И я сказал: «Да, мамочка, буду!» – Мистер Коннолли вздохнул и снова воспользовался салфеткой. – Каким же я был лгуном! – с раскаянием сообщил он. – Сколько раз с тех пор я бил ниже пояса. «Путь далек до маминых колен!» Правдивее не скажешь! – Он порывисто наклонился к мистеру Брустеру: – Дэн, в этом мире творится достаточно всякой мути и без того, чтобы я добавлял еще. Забастовка окончена! Завтра я пошлю ребят на стройку! Вот тебе на том моя рука!
Мистер Брустер, который тем временем привел в систему свои взгляды на ситуацию и как раз собирался изложить их с той силой, какую обычно пускал в ход, имея дело со своим зятем, поперхнулся на полуслове. Он созерцал своего старого друга и врага на деловом поприще, опасаясь, что ослышался. В сердце мистера Брустера начала заползать надежда, повиливая хвостом и извиваясь, точно пристыженный щенок, убежавший из дома поохотиться день-другой.
– Ты… что?!
– Завтра пошлю ребят на стройку! Эта песня была ниспослана, чтобы направить меня на путь истинный, Дэн! Так было суждено! Тридцать лет назад, считая с прошлого октября, моя милая старенькая мамочка…
Мистер Брустер с живым интересом наклонился к нему. Его взгляды на милую старенькую мамочку мистера Коннолли радикально изменились. Он хотел узнать про нее все.
– Последняя нота этой девушки заставила меня вспомнить все, будто это было только вчера. И пока мы ждали на платформе, моя старенькая мамочка и я, из туннеля вылетает поезд, и паровоз издает визг, который услышишь и за десять миль. Это было тридцать лет назад…
Арчи незаметно удалился. Он чувствовал, что его присутствие за столиком, если оно вообще когда-нибудь требовалось, теперь больше не требуется.
Оглянувшись, он увидел, что его тесть ласково похлопывает мистера Коннолли по плечу.
Арчи и Люсиль неторопливо допивали кофе. Мистер Блюменталь в телефонной будке обговаривал с Уилсоном Хаймаком условия контракта. Музыкальный издатель не поскупился
– Неплохой вечерок, старушенция, – сказал он. – Одним камнем столько птиц! – Он посмотрел на Люсиль с упреком: – Но ты вроде бы не бурлишь от радости.
– Бурлю, золотой мой! – Люсиль вздохнула. – Просто я подумала о Билле.
– О Билле? И что именно?
– Ну, просто ужасно думать, что он на всю жизнь свяжется с этой… этой пароходной сиреной.
– Незачем смотреть на милую старую темную сторону. Может быть… Приветик, Билл, старый волчок! А мы как раз говорили о тебе.
– Да? – сказал Билл Брустер скорбным голосом.
– Думается, тебе требуются поздравления, а?
– Мне требуется сочувствие.
– Сочувствие?
– Сочувствие! И как можно больше! Она отбыла!
– Отбыла? Но кто?
– Спектация!
– В каком смысле отбыла?
Билл свирепо уставился на скатерть:
– Отбыла домой. Я только что посадил ее в такси. Поехала укладываться, чтобы успеть на десятичасовой поезд до Змеиного Укуса. И все эта чертова песня! – страдальчески пробурчал Билл. – Она говорит, что, только спев ее сегодня, вдруг поняла, насколько пуст и бездушен Нью-Йорк. Сказала, что ее внезапно как осенило. Она говорит, что откажется от своей карьеры и вернется к маме. Какого черта ты крутишь пальцами? – раздраженно перебил он себя.
– Извини, старина, я просто пересчитывал.
– Пересчитывал? Что пересчитывал?
– Птиц, старик. Всего только птиц! – сказал Арчи.
Глава 25. Уигморская Венера
Утро было чудесное, население бодро и деятельно сновало туда-сюда, и все казалось настолько тип-топ, что сторонний наблюдатель города Нью-Йорка непременно сказал бы, что день обещает быть безмятежно идеальным. Тем не менее Арчи Моффам, свернув с залитой солнцем улицы в облупленное здание, на третьем этаже которого находилась студия его друга Джеймса Б. Уиллера, художника, не мог побороть какого-то смутного ощущения, будто что-то где-то очень не так. Он не стал бы заходить слишком далеко и утверждать, будто его свербит. Нет, то была лишь легкая неясная тревога. Поднимаясь по лестнице, он поискал первопричину и пришел к выводу, что виной этого неопределенного намека на хандру была его жена Люсиль. Утром за завтраком Арчи показалось, что Люсиль держалась как-то не так. Ничего конкретного, но как-то не так.
Размышляя над этим, он достиг искомой лестничной площадки и увидел, что дверь студии открыта и что в ней никого нет. Она выглядела помещением, владелец которого заскочил внутрь за клюшками для гольфа и умчался, не потрудившись закрыть за собой дверь, как свойственно художественным натурам. Собственно, так оно и было. Студия до следующего дня простилась с Д. Б. Уиллером. Однако Арчи этого знать не мог и, чувствуя, что ему просто необходимо развеяться увлекательной беседой с мистером Уиллером, беззаботным типчиком, сел в кресло, намереваясь дождаться его возвращения. Несколько секунд спустя его взгляд, блуждавший по студии, наткнулся на картину в роскошной раме, и он подошел рассмотреть ее получше.