Безрассудная леди
Шрифт:
Татьяна замялась.
— Мне хотелось с ним поговорить, но ты прав, он совсем не силен в английском.
— Так оно и есть. Тем не менее придворные дамы, кажется, считают его чрезвычайно загадочной личностью. Впрочем, Бог с ним. Я давно не говорил тебе, что очень люблю тебя… но похоже, твои мысли находятся за тысячу миль отсюда…
— Извини, мои мысли действительно были далеко — там, где некогда находилось Мишаково, где я жила, будучи ребенком…
Лукас кивнул:
— Ты, должно быть, очень устала. Сначала утомительная дорога из Дорсета, потом — сборище людей нынче вечером.
Если бы они остались в Дорсете, то к этому времени были бы уже мужем и женой и спали в одной постели.
— Сегодня я видела Джиллиан, — неожиданно сказааа она.
— Я тоже ее видел — трудно было не заметить женщину в таком платье.
Что он имел в виду? Впрочем, какое ей дело! Не хватало еще снова начать сомневаться в нем…
— Я люблю тебя, Лукас, — прошептала Татьяна и обняла его.
Экипаж остановился, и Лукас осторожно высвободился из ее объятий.
— Я тоже люблю тебя, малышка. А теперь отправляйся наверх, в спальню.
— А ты разве не устал? — спросила Татьяна, увидев, что он, войдя в дом, направился в свой кабинет.
— Хочу почитать.
— Я могла бы составить тебе компанию.
Лукас послал ей воздушный поцелуй.
— Прости, мне необходимо просмотреть кое-какие отчеты из министерства иностранных дел. Лучше иди и отдохни — завтра предстоит прием в посольстве, а потом званый ужин, который устраивает Далси. Тебе потребуются силы!
Поднимаясь по лестнице, Татьяна услышала голос Смитерса:
— Надеюсь, приятно провели вечер, милорд?
— Приятно? Не сказал бы. Принеси мне, пожалуйста, бренди. — Лукас прошел в кабинет, зажег свечу и, подождав, пока дворецкий удалится, развернул письмо, которое сунули ему в руку в Карлтон-Хаусе. Узнав замысловатый почерк Джиллиан, он скомкал письмо и хотел было выбросить не читая, но его одолело любопытство. Что заставило се написать после всех этих долгих лет?
Отхлебнув бренди, он начал читать, думая о том, что совсем недавно заложил бы душу дьяволу за такое послание.
Дорогой Лукас.
Прочитав в газете о твоей помолвке, я решила написать тебе. Можешь считать меня безрассудной влюбленной дурочкой, но все эти годы я тешила себя надеждой на то, что, несмотря на некоторые проблемы в прошлом, ты все еще ко мне неравнодушен. Я так и не сказала тебе, как глубоко благодарна за твой отказ поддержать выдвинутые против меня ложные обвинения. Я также не объяснила, почему предпочла выйти замуж за лорда Иннисфорда. В отличие от тебя мне не хватило мужества. Адмирал и графиня ополчились против меня так яростно, что я побоялась стать причиной твоего полного разрыва с семьей. Теперь я понимаю, что совершила ужасную ошибку. Ты оказался куда более достойным человеком, чем мой презренный муж. Ах, если бы можно было перечеркнуть прошлое…
Я рада, что ты вновь вернулся к почетной государственной деятельности, состоишь в ближайшем окружении принца-регента и скоро женишься. Я не знакома с этой счастливой молодой леди, но видела ее и считаю, что она является олицетворением всех превосходных
Тебя, несомненно, удивит мое письмо, написанное после столь продолжительного молчания, и все же, если в твоей благородной душе сохранилась хоть капелька доброго чувства к старой, поблекшей даме, прошу тебя выполнить мою просьбу и навестить меня, чтобы я могла лично выразить тебе мою благодарность и вечное восхищение. Завтра я буду дома с часу до пяти часов дня. Я знаю, что ты очень занят, поэтому пойму, если тебе не удастся зайти.
С глубоким уважением
леди Джиллиан Иннисфорд.
«Что ей от меня надо?» — подумал Лукас. Бокал бренди, который он осушил, ни на йоту не приблизил его к ответу на этот вопрос. Весь тон письма — самоуничижительный, извиняющийся — как-то не увязывался с характером Джиллиан. Потом он подумал о Татьяне и о том, как она расправилась с розовым кустом, названным в честь ее соперницы. Ах, эти женщины! Лукас снисходительно усмехнулся. Ревность у них иногда принимает весьма причудливые формы!
То, что Джиллиан испытывает ревность, было видно из тех слов, которые она написала о Татьяне, — Лукас никогда не слышал, чтобы она с похвалой отзывалась о какой-нибудь особе женского пола. Однако некоторые строки письма вызывали у него смутное беспокойство. Зачем, например, ей потребовалось с таким опозданием объяснять, почему она предпочла выйти замуж за Иннисфорда? Он и без того понимал, что она была напугана реакцией его родителей на возможность их брака. Наверное, Джиллиан чувствовала тогда почти то же, что и Татьяна, считая, что не достойна его. Теперь он лучше понимал это и сочувствовал ей.
С тех пор прошло четырнадцать лет… Целая вечность! Она так и не вышла больше замуж, несмотря на огромное состояние. Это наверняка говорит о ее порядочности. Когда-то Джиллиан была такой же молодой и свежей, как Татьяна. Лукасу вспомнилась ее рука на зеленом сукне карточного стола в игорном доме, ее бронзовый локон, упавший на соблазнительную грудь…
Вздрогнув, он покачал головой и налил еще один бокал бренди. Татьяна ни за что не простит ему, если он примет приглашение. Ну почему женщины так глупы? Никто и ничто не может изменить его отношения к ней. Что плохого в том, что он в последний раз увидится с Джиллиан?
На мгновение Лукас представил себе эту встречу. На Джиллиан, конечно, будет нелепое платье — непременно бронзового цвета и с глубоким до неприличия декольте. Возможно даже, что она попробует его соблазнить. Он ни на секунду не сомневался в своей способности устоять перед искушением, но… Сколько лет он мучил себя воспоминаниями о ней! Теперь наконец у него достаточно сил, чтобы противостоять всем ее дьявольским уловкам.
Лукас хлебнул еще бренди, и вдруг ему показалось, что очень важно доказать это самому себе — иначе как он может быть уверен, что забыл ее навсегда и на него больше никогда не подействуют ни ее белые руки, ни грудь, ни рыжевато-каштановые волосы?