Безумием мнимым безумие мира обличившие
Шрифт:
Десятки, а может быть и сотни, тысячи людей, как один человек, пропели «вечная память». После этого оба шествия направились в разные стороны: одно шествие — с иконами, хоругвями и крестами, при пении «к Богородице прилежно ныне притецем» в Гавань, а другое, с гробом рабы Божией Анны, при пении «Святый Боже» на Смоленское кладбище. К последнему шествию присоединились многие почитатели р. Б. Анны и из насельников Васильевского острова.
Наплыв в этот день народа на Смоленское кладбище был огромный. По словам диакона Н. Исполатова и К. М. Ивановой — участников в погребении Анны Ивановны «народу в этот день было не меньше, чем в день Смоленской Божией Матери», а в этот день на кладбище бывает до 40–50 тысяч человек. Вся Сенная площадь была на кладбище. Вот каким уважением пользовалась почившая и как дивно прославляет Господь Своих угодников.
В девяностых годах XIX столетия могила блаженной представляла собой простую насыпь, обложенную по бокам дерном и покрытую
В конце XIX века одна дама, глубокая почитательница Анны Ивановны, стала хлопотать о том, чтобы над ее могилой была устроена часовенка; она собрала по своим знакомым и почитателям Анны Ивановны рублей сто денег, принесла их к покойному настоятелю кладбища, протоиерею П. А. Матвеевскому и просила его об устройстве часовни. Желание почитательницы Анны Ивановны исполнилось. Могилу привели в приличный вид: обложили дерном и покрыли прежней плитой; поставили новый дубовый крест с неугасимой лампадой, а всю могилу покрыли железной решетчатой, с внутренними стеклянными рамами, часовней.
Почитатели Анны Ивановны сейчас же принесли несколько покровов, икон, крестов, венков; покровами одели могильную плиту, а сверху покровов положили небольшие иконки, кресты; иконами и венками украсили и стены часовни.
Спустя лет пять после этого, когда число посетителей могилы р. Б. Анны значительно увеличилось, явилась необходимость часовню расширить, что опять-таки и было сделано на средства почитателей р. Б. Анны. Самую могилу в это время обложили цоколем, сверху цокольных стенок положили старую плиту; в северной стенке самой могилы пробили небольшое отверстие, откуда посетители могилы берут землю и уносят ее домой, по-прежнему веря, что эта земля лучшее средство от болезней. На восточной стороне часовни в настоящее время повешена большая икона Распятия Спасителя, по бокам ее две меньшие иконы Воскресения Христова и Николая Угодника. Перед этими иконами стоит большой подсвечник с неугасимой лампадой и множеством свечей, возжигаемых посетителями. Другие стены часовни и внутри и отчасти снаружи, а также и самая могила убраны множеством небольших иконок.
Память о блаженной твердо сохраняется в памяти народа. Многие идут на ее могилу, молятся, просят у нее помощи в своих нуждах.
К сожалению, часовня над могилой блаженной Анны была разрушена в годы богоборческой власти.
СТРАННИЦА ДАРЬЮШКА
Русь Святая — хранительница Православия! Сильна была Россия простой крепкой верой, ибо свет Христов осиял все глубины русской жизни. Потому так много святых (порой безымянных) странников ходило по дорогам России, которые, не имея «зде пребывающего града», искали «грядущего». «По земле скитаются, но на небе жительствуют». Это истинные носители духа православия. Среди них и Дарьюшка — подвижница XIX века.
Дария Александровна Шурыгина родилась в конце XVIII века в Новгородской губернии, в глубоко религиозной крестьянской среде, где с детства приобщают богоугодной жизни. В 15 лет оставшись сиротой, она безропотно взяла на свое попечение малолетних брата и сестру, с ангельским терпением неся тяготы нелегкого крестьянского быта. Приютил их к себе дедушка, крестьянин Новгородской губернии, известный по округе и уважаемый всеми за свое благочестие и любовь к ближнему. Господь помогал ему быть исправным крестьянином: он исполнял в срок все повинности, с великой радостью принимал к себе всякого странника, часто делился последним, чтобы помочь своему брату-мужичку, у которого недоставало сил уплатить повинности. Вот как впоследствии описывала свою жизнь в доме дедушки сама Дарьюшка в своих воспоминаниях. «Мы жили с дедушкой и любили его, вместо отца и матери. Дедушка был грамотный и жил по слову Божию. Как только окончит все работы, сейчас, бывало, возьмет книгу и начнет читать вслух. Книг у него было много: Евангелие, Библия и Четьи-Минеи и много еще других. Нрава он был тихого, не любил пустых речей и уж больно был жалостлив к человекам Божиим, т. е. к нищим и убогим. Вся семья повиновалась ему безропотно, хоть он никогда голосом не крикнул, а все таково тихо и благодушно учил нас. Без молитвы у нас никто ничего не починал, и все спешили покончить дальние работы к тому времени, как дедушка возьмется за книгу. Не только своя семья, но даже и соседи собирались к нам в избу с домашнею работою, кто прял, кто ткал, кто шил или вязал. Тишина
«Для того Господь и дал нам шесть дней», — учил нас дедушка.
Не любил он ни посиделок, ни хороводов, да нам и в голову не приходило уходить из дому: и мирно, и тихо, и хорошо было в нашей избушке. Не раз ходил к деду и наш отец духовный и таково ладно, бывало, вместе гуторят».
И другие условия отроческих лет Дарьюшки благоприятствовали развитию в ней религиозной настроенности и любви к человечеству. Самые обстоятельства жизни побудили ее с ранних лет жить не для себя, а для других. Дед был стар, за ним нужен был уход, а кроме того на руках у Дарьюшки были малолетние брат и сестра. И еще не окрепшая физически, девочка-подросток безропотно и с Любовию берет на свои юные плечи все тяготы домашнего крестьянского обихода. Она успокаивает дедушку-старика, ухаживает за ним, бережет и лелеет его, она — работница и хозяйка в доме, а для брата и сестры она — настоящая мать.
Так протекли ее юные годы в постоянных трудах и заботах о других и для других, и среди всего этого она не имеет времени подумать о себе, не ищет никаких радостей и утех, игр и забав, которые так свойственны юношескому возрасту, а только трудится и молится, и всю свою жизнь, все свои силы, все время отдает на служение другим, и все это так просто и естественно, так охотно и с такою любовью, что все это не в тяжесть ей было, а как приятный долг, в исполнении которого, соединенном с самоотвержением, девушка и не подозревала никакого подвига.
Так текли девические годы Дарьюшки. Были и у нее свои утехи и утешения, но совсем не такие, каких обычно ищут девушки ее лет. Верстах в 12-ти от их села находился Горицкий женский монастырь [7] , монахини которого были любимы окрестными крестьянами за свое благочестие и добрые дела.
В свободное время, а это было весьма редко, у Дарьюшки одна только и была радость и прогулка — путешествие в Горицкий монастырь.
В большие праздники она всегда ходила туда на богомолье. Там умилялась она сладостью стройного церковного пения, наслаждалась долготою и благолепием богослужения, любила побеседовать с монахинями, которые и сами вскоре привыкли к ней и привязались за ее добрую, кроткую, смиренную и незлобивую душу. От них Дарьюшка получала помощь и словом, и делом и утешение в тяжелые минуты жизни. С юных лет она полюбила ходить на богомолье в Горицкий монастырь, где всегда находила помощь и утешение. Особенное расположение к ней питали сестры Феофания и Варсонофия, благотворно влияя на развитие ее души.
7
Воскресенский Горицкий девичий монастырь Новгородской епархии на реке Шексне.
Вырастив сестру и брата, определив их судьбу — первую выдав замуж, а второго женив — Дарьюшка осталась совершенно одна. Спокойствие духа обрела она в странничестве. Сердце горело желанием посетить святые места православной Руси — источники великой благодатной силы.
Месяца по три, по четыре странствовала Дарьюшка по обителям святым, потом возвращалась в свою мирную хижину и опять становилась неутомимою работницею, заботливо сторожившею всякий случай, где могла кому помочь.
В каждом ее слове, во всей ее жизни было столько любви ко всякой твари Божией, что сердце ее было преисполнено глубокого чувства жалости, любви, сострадания, не только к «человекам Божиим» (так она называла всех: и мужчин, и женщин, и детей), но и к животным, и растениям, и к морю, и к насекомым, везде, во всем она любила дорогое для нее творение Божие. С ней отрадно было поговорить, во всяком горе знавшие ее обращались к ней, у нее искали сочувствия и утешения. Особенно она любила своих «родимых», как она называла нищих и убогих, сирот и вдов.
Но этого Дарьюшке было мало. Любящее сердце ее не позволяло ей долго быть одинокой, и вот, когда уже и брат и сестра ее умерли, она берет к себе дочь последней — свою любимую племянницу Настюшу, с истинно материнскою любовью заботится о ней, прививает к ней свои добрые душевные качества: кротость, благочестие и смирение. Нередко брала она Настю и в богомолье; впоследствии Настя, достигнув 16 лет, вступила в Горицкий монастырь.
Благодаря ее неповторимому «родниковому» языку постепенно открывается внимательному и бережному читателю «потаенный сердца человек» с его истинным богообщением, своеобразным «внутренним деланием». Это богообщение наполняет ее трепетным удивлением пред беспредельностью Божественной любви и совершенной красотой Божественного мира. Непрестанною молитвой звучит ее всегдашнее благодарение: «Нет Тебя, Господи, краше, нет Тебя, Господи, добряе!»