Безумная
Шрифт:
Крышка гроба заваривается сваркой; кое-где для прочности забивается гвоздями.
Она, может, достанет его тогда, когда он разведётся; может сама ляжет в соседний, когда выйдет замуж.
Перед Владой проносятся бутылки с шампанским. И всё становится изумрудным, не потому что май выкрашивает лесные стены в зелёный, а потому что она смотрит сквозь стёкла бутылок, или сама влезает внутрь через узкие проходы горлышек.
Они пьют с Павлом Дмитриевичем.
В свете мигающих алкогольных софитов он не кажется ей оцыганенным самогонщиком
На торжественной части он предавался унынию (из рассказов «немножечко о себе»).
Сейчас передаёт Владе блокнот с матерными словами, что записал на регистрации.
Этот «Армагеддон» самый нормальный здесь, несмотря на участие в подставе.
Громкий и бесшабашный, ссутулившись, клонит голову над бокалом шампанского. Запах спирта, утонувший в пузырьках, приводит в немую ярость; зато маленькие бутылочки с контрабандной водкой греют внутренний карман пиджака.
«Зови меня Пашка» подливает водку в чай Владе; водки там на восемьдесят пять процентов больше, чем чая.
Едва ли бурные, больше тихие посиделки с алкогольным чабрецом прерываются Мироном Дмитриевичем.
— Тебе нужно проветриться, без… — обрывает фразу. Паззл не сложно дособрать. Но Влада оставляет всё как есть. Нужно — дособерёт сам, хотя ей нахер это ненужно больше. — Мой брат — не самая лучшая компания.
— Не хочешь потрахаться в нестандартном месте? — притягивает к себе за галстук Пашку, не обращая внимания на Мирона. — На больничной койке двадцать третьей больницы. Я договорюсь с главврачом ради этого.
========== Часть XI. ==========
Лето раскидано по полу полароидными фотокарточками: море пенится под стеклянным столом; китайские фонарики, прикреплённые прищепкой к абажуру торшера, издают стрекотный треск; свет маяка делит комнату надвое; песок томится углями под ногами; сандалии с бусинами на ремешках выглядывают из-под кровати; бритый на лысо Петька с зауженными к подбородку скулами улыбается в верхнем ящике стола.
Влада прожигает сигаретой своё лицо на неудачных кадрах. Даня грозится выбросить их при случае (всё равно же не нравится); Влада апеллирует тем, что на них многослойные закаты (у неё коллекция). И они продолжают перебирать фотографии, курить и рассасывать кубики затвердевшей водки из морозильника.
Где-то в «Бродягах Дхармы» Керуака в страницы со средним размером печатных букв утыкается лицо Мирона Дмитриевича (лето было немного долгим и немного городским). Зубы отчего-то со злостью разламывают кубик водки.
Водка заканчивается, и они вынуждены выйти из добровольного затворничества.
В последнем дне потускневшего лета тепло, и солнце ложится на плечи размыленными приисками золота; в последнем дне огни автомобилей на уровне ключиц, Влада сползает куда-то к резиновым коврикам.
Они едут в супермаркет, где стеллажи под три метра, где Влада
— Влада? — голос Мирона проходит через рёбра нитью разряда из электрошока.
Влада подтягивает джинсовые шорты, сползшие ниже тазобедренных косточек, и поворачивается к бывшему учителю химии любовнику. Тёмная, потёртая ниже карманов джинса, рубашка в ровную клетку, выбеленная зубной пастой улыбка, платина кольца на безымянном пальце правой руки. В горло ударяет разгорячённая струя вздоха.
— Как ты?
— Терпимо, — скидывает в корзину пару пачек сухариков.
— Поступила куда?
— В геологоразведочный. Хотела на химфак, как ты понимаешь, но тройка подкосила всё, — сконструированная модель улыбки получается искренней, несмотря на всю натянутость шутки. — Женился? — косится на кольцо; отвести взгляд довольно сложно.
— Так точно. Она сейчас выбирает овощи.
Кислород твёрдый на подходе к губам; проглотить этот формальдегид не получится. Она кислородно обезвожена на десять секунд.
— Ты с кем-то сейчас встречаешься?
— Только с братом, — ей хочется, чтобы он неправильно истолковал её слова; хочется напроситься на инцест в его глазах.
— Всегда подозревал, что у Вас сильнейшая связь, — Мирон Дмитриевич играет в поддавки.
— Ну, прощай, — подбирает с пола корзинку и идёт к брату, везущего тележку по центральной линии.
Влада знает, что Мирон смотрит. Влада просовывает язык между зубов Данилы; Влада обсасывает губами его язык. В Дане водки шестьдесят пять процентов, поэтому он отвечает с дурным напором. И дай им Бог, чтобы в магазине не оказалось знакомых.
«Ты безумна, так же, как и полгода назад»
«Почему ты женился?»
«Иначе бы я сошёл с ума»
«Ты её любишь?»
«Я весь извертелся, чтобы тебя не любить. Она просто забрала часть тебя»
В автомобиле Влада захлёбывается слезами. И бритые виски не повод не рыдать.
Где-то в непрочтённых: «Я скучаю. Ты снова стала целой, блядь. Может, хватит, а?».
***
— Ты видел жену Мирона? — спрашивает Влада в треугольные скулы Петьки.
— Опять хочешь вернуться к старым баранам, Владик? — Никонов раскуривает сигарету. — Конечно, видел.
— Красивая?
— Твоя полная противоположность.
— Похожа, наверное, на мать Катерины…
— Она и есть мать Кати, — всплеск нагретой крови разрывает кожу Влады. — Знаешь, как она была счастлива? Если однажды тебе приспичит обратно прыгнуть в койку к Мирону, то будь осторожна — попадёшься моей жене, она не оставит тебя в живых.
— Это пиздец, Петь.
— Это жизнь.
***
«Мать Кати? Как ловко!»
«Так получилось»
«Организуем секс втроём?»
«Уймись»