Безумное танго
Шрифт:
Никто не обращал внимания на Ингу. Даже по деревенским порядкам пятый час утра – не самое оживленное время. Ей встретились две-три тетки, что самое смешное, одетые совершенно так же, как она: в заношенные халаты и тапки. На минуточку Инга решила, что тетки тоже сбежали из больницы, но вряд ли оттуда сбежали также и коровы, которых они гнали посреди улицы. В стадо, наверное. Ни коровы, ни тетки не обратили на Ингу внимания: небось решили, что она свою буренку уже отогнала.
Неподалеку за домами взревел мотор. Инга задрожала. А вдруг Мэтр не уехал? Или вернулся, когда понял, что привез не то, что надо? Ведь у Инги в сумке лежали две коробки, одну она спрятала, а вторую оставила. Мэтр вырвал сумку, ударил Ингу и сбежал. А теперь вернулся!
Она огляделась, но никакой опасности не заметила. Может, повезло? Может, он не стал проверять добычу, а просто заховал ее в каком-нибудь укромном месте, а сам дал деру? Ведь вполне можно изобразить дело так, будто его в момент вчерашнего убийства и в городе-то не было! Никита его поддержит.
А что, если Мэтр решит, что и Никита должен замолчать?
Ладно, пусть каждый сам стоит за себя. Вот Инга, например, сделала для себя все, что могла: вовремя сбежала, прихватив с собой единственное оружие, которым могла бы сражаться против этих мерзавцев. Спрятала его в надежнейшем месте! Правда, ей немножко не повезло, она не рассчитала, что Мэтр окажется таким соображучим, поймет, куда она ринулась спасаться. Может быть, он выследил ее еще на автовокзале, но не решился напасть там, преследовал на своем джипе, выбирая удобный момент…
Но все-таки он опоздал. Все-таки она обвела его вокруг пальца!
Инга с улыбкой, выражавшей только слабую тень ее торжества, вбежала в проход между сараями и остановилась, прислонившись к стенке одного из них.
Слабость, о которой она уже стала забывать, вдруг накрыла ее, будто огромное черное одеяло. Стиснув зубы, опустив голову и напряженно глядя в землю, Инга старалась прогнать головокружение, рассеять зелень, сгустившуюся перед глазами.
Черт, да ведь это трава зеленая, это она на траву смотрит, вылупив глаза!
Осторожно подняла голову. Голова почти не кружится. Сделала еще несколько шагов, внимательно присматриваясь к крышам. Теперь еще бы вспомнить, куда она вчера…
Ледяным потом прошибло при мысли, что не сможет вспомнить, не найдет свою драгоценную мину. Ну ничего, сколько тут сараев – двадцать, тридцать? Не велика проблема заглянуть под крышу каждого и найти… если только кто-то не нашел это раньше.
Инга зажмурилась от ужаса. Случайно, совершенно случайно какой-то человек мог вытащить коробку. Он же не знает, что это мина, способная взорваться в руках неосторожного – и разнести его в клочки!
Инга уже почти поверила, что все пропало, что коробку и впрямь кто-то забрал, как вдруг ее лихорадочный взгляд скользнул по свесившемуся с крыши куску толя.
Вот оно, это место! Ну конечно, как она могла забыть!
Скользнула пальцами в щель между доской и серым от дождей толем. Здесь! Вот черт, как она перепугалась! Здесь!
Инга потянула на себя коробку, вытащила – все на месте! Попыталась спрятать в карман халата, но карман был слишком узким, коробка застряла, ни туда, ни сюда, Инга силилась протолкнуть ее или вытащить, халат затрещал…
И она обмерла, когда чья-то рука вдруг вцепилась в ее локоть.
Алёна Васнецова. Июнь 1999
Собственно говоря, это была царапина – длинная, но мелкая, а выглядела она так плохо больше оттого, что была на больно уж устрашающем месте: как раз поперек горла. Алёна долго стояла перед зеркалом, прижигая ее йодом и стараясь сделать это как можно аккуратнее: ведь широкая рыжая полоса еще больше привлекла бы к себе внимание.
«Шарфик бы», – мелькнуло в голове, и она бледно усмехнулась: на голове уже повязан рыжий шарфик, и еще один, например, голубенький, повязать на шею… Не примут ли ее за сумасшедшую?
Да ведь она и есть сумасшедшая. Ни один человек, будучи в здравом уме, не кинулся бы сюда выяснять отношения с Рашидом, который хотел ее смерти; ни один нормальный человек не шарахнулся бы вот так в сторону, когда к горлу приставлен нож… Но она знала, что еще мгновение – и завопит от нерассуждающего страха, а тогда Рашида ничто не остановит, в его глазах уже сверкала готовность к убийству, как зарницы перед грозой, еще миг – и Алёну ничто не спасло бы…
А теперь – спасло? Это получается что: она освободилась от призрака, который преследовал ее дни и месяцы, обратила поток, грозивший накрыть с головой и потопить, в другое русло? Или Рашид перенес только первый шок, а потом маманя убедит его в своей непричастности – и он сочтет, что теперь у него появился еще один повод гоняться за Алёной с вытаращенными глазами и остро наточенным ножом?
Рука дрогнула и нарисовала на горле кривую петлю.
Ну, хватит, наверное, а то она скоро будет похожа на индейца в боевой раскраске. Аккуратно закрутила крышечку на пузыречке с йодом, вспомнив, как Инга всегда почему-то ленилась плотно закручивать эти крышечки, и пузыречки потом то и дело вываливались из рук, содержимое разливалось, оставляя на полу пятна. А как-то раз даже на обивке дивана появилось уродливое едко-желтое пятно, и стоило немалых усилий его вывести, но оставшийся расплывчатый след долго еще был виден, словно здесь пролилась чья-то кровь…
Алёна вздрогнула. Чуть не забыла! Если б сейчас вдруг не стукнуло в голову, так и ушла бы отсюда, не осмотрев дом. Ведь они с Юрием зачем так резво рванули из Выксы? Проверить, не осталось ли в доме следов убийства! А прошлой ночью их спугнул Рашид, и столько всякого случилось…
Огляделась. Ну, трупы, во всяком случае, не валяются. На всякий случай она заглянула под кровать, в диван и в шкафы, потом поняла, что выглядит все это довольно глупо. Может быть, Юрию что-то почудилось – в смысле, тот человек мог быть всего лишь ранен и все обошлось… Хотя нет. Инга, которая примчалась в Выксу, совершенно потеряв голову от страха, – вот подтверждение, что произошло самое плохое. И потом все случившееся с самой Ингой…
Где, по словам Юрия, Рашид ударил того черноволосого? На пороге, почти на крыльце?
Алёна выглянула – крыльцо было чистым. Но порог, на котором кое-где была выщерблена краска (дверь зимой разбухала и начинала заедать, ее приходилось двигать с силой, вот краска и ободралась), показался ей подозрительным. Вроде бы пятна какие-то… А на косяке – отчетливые темно-вишневые брызги.
Кровь!
Алёна постояла, тяжело двигая горлом, подавляя тошноту, подкатившую при одной только мысли, чего тут позавчера натерпелась Инга, пытаясь замыть эту кровь, а потом ринулась в боковушку за ведром и тряпкой. Драила порог, стену, косяк, пока не начало саднить руки, пока не убедилась: даже самый придирчивый глаз не отыщет подозрительных следов.