Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий
Шрифт:
«Младенцем я был хил, болезненно способен… / В чужих краях меня загрызла до психоза / Тоска по родине. — Все «умственно» и проза… / От бодрствованья сон не мог я отличить, / И чувство времени исчезло в дни безумья; / Но путеводная не обрывалась нить, / Я видел все вокруг, и помню каждый шум я. / Я даже понимал, что следует лечить / Меня… / Недели долгие я пребывал в аду, / Среди кошмарных грез, пророческих видений; / И много нового запомнилось в бреду, / Где взор смотрел насквозь обычных ограждений». (Пяст Вл. «Поэма в нонах», 1911)
«…В том же Мюнхене с ним происходит психический срыв, ставший началом болезни, мрачно окрасившей всю его жизнь. Из психиатрической клиники Пяст пишет 11 июля 1906 года письмо Ремизову, где перечисляет “результаты” постигшей его “нервной инфлуэнцы”… Болезнь будет не раз возвращаться к Пясту, будут попытки самоубийства, его будут доставлять в клинику с проломленным черепом, его станет избегать иногда даже Блок, на долю его выпадет глубокое душевное страдание… При этом Пяст, говоря прямо, был нищим трагическим чудаком…» (Тименчик, 1997, с. 9—10, 19.)
«Пяст— лицо, заросшее щетиной, заржавевшее; стиснутые брови и губы; каталептически остановившийся глаз». (Анненков, 1991, т. 2, с. 19.)
«Главным несчастием его жизни были припадки душевной болезни, время от времени заставлявшей помещать его в лечебницу». (Ходасевич, 1991а, с. 418–419.)
«Пяст был, что называется, “тяжелым” человеком, время от времени впадал в психическое расстройство и кончил самоубийством». (Орлов, 1980, с. 536.)
В данном случае можно думать о типичном начале (в возрасте двадцати лет) и типичном течении рекуррентной (периодической) шизофрении. Эта форма заболевания характеризуется наличием ремиссий достаточно высокого качества, которые и позволяли поэту плодотворно заниматься творческой работой. По своим проявлениям периодическая шизофрения очень близка к аффективным психозам, и мы видим, что приступы заболевания у В.А. Пяста протекали с выраженным депрессивным синдромом, сопровождаясь суицидальными попытками. Одна из них и привела к гийели поэта.
Р
РАВЕЛЬ (Ravel) МОРИС (1875–1937), французский композитор.
«Замкнутость сковывает в Равеле всякое внешнее проявление чувств, удерживает его о душевных излияний; она и защищает его внутренний мир от грубых посягательств, но часто и отдаляет композитора от искреннего сочувствия близких, обрекая в минуты тяжелых испытаний на мучительное одиночество. Даже в юности Равель позволял заглянуть в тайники своей души, уловить суть своего характера лишь немногим друзьям. В общении с большинством, из чувства самосохранения, он представал закованным в неуязвимую броню бесстрастного ирониста, опасного своей тонкой наблюдательностью. Сдержанность, боязнь аффектации в чувствах своеобразно выражаются и в его музыке, в том затаенном, скрытом, но глубоком лиризме, постичь и выявить который доступно не каждому… Атмосфера непонимания и кривотолков, отравляла существование Равеля. Точила также мысль о материальной необеспеченности… Все пережитое в эти годы нй проходило даром — Равель впадает в состояние тяжелой душевной подавленности, отражающейся на его здоровье и трудоспособности. Обеспокоенные друзья увозят его летом 1905 года в путешествие… Равелю, демобилизованному по болезни еще до конца войны, уже не удастся полностью восстановить ни свои физические силы, пи душевное равновесие… Мрачное душевное состояние почти никогда не дает знать в его произведениях; и все же нас невольно поражает глубокий трагизм “Виселицы”… или роковой срыв, которым завершается неистовый вихрь “Вальса”. И ничем, кроме непреодолимой внутренней потребности, нельзя объяснить безысходное отчаяние, звучащее в Концерте для левой руки… Он творил медленно, терпеливо вынашивая свои произведения. Для этого ему не нужно было сидеть взаперти в своем кабинете; он был отличный ходок и любил долгие прогулки пешком… Творил он втайне… никто никогда не видел, как он сочиняет… Необъяснимая наследственная болезнь обволакивает его мозг туманом, который становится все более непроницаемым и, наконец, совершенно изолирует его от мира». (Шалю, 1962, с. 6, 10, 16, 224.)
«…Вступил добровольцем в армию в качестве водителя санитарного транспорта и с октября 1915 года до весны 1917 года стойко переносил военные тяготы и лишения, будучи на самых опасных участках фронта. Лишь вследствие тяжелой болезни (общее и нервное истощение, обморожение ног) Равеля отправили в тыл. В 1918—19 годах Равель переживал очень трудную полосу жизни. Военная пора потребовала от него таких нервных и физических затрат, что в первый послевоенный год Равель испытывал затяжную психологическую и творческую депрессию». (Самин, 1999, с. 455.)
«В начале 30-х годов тяжелое заболевание головного мозга ограничило творческую деятельность Равеля, а с 1935 г. она полностью прекращается». (Крейн, 1969, с. 172.)
«Последние годы Равеля, по словам Стравинского’11, “были ужасными: он постепенно терял память и частично координацию и, конечно, отдавал себе в этом отчет”». (Друскин, 1974, с. 209.)
Основные характеристические черты Равеля, во-первых, соответствуют главным диагностическим критериям шизоидного расстройства личности, а во-вторых, «своеобразно выражаются и в его музыке». Последующая депрессия могла носить ситуационно обусловленный (реактивный) характер.
РАДИЩЕВ АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ (1749–1802), русский мыслитель, писатель. Покончил жизнь самоубийством.
«Любовные отношения Радищева с сестрой его умершей жены… как следует полагать, начались еще до того, как она поехала к нему в Сибирь. Отношения эти были тайными и не могли быть иными, так как женитьба на свояченице противоречила светской традиции и запрещалась церковными установлениями… В главе “Яжелбицы”, рассказав об отчаянии человека, который передал по наследству тяжкую болезнь своему сыну, Путешественник переходит к размышлению о себе: “Нечаянный хлад разлиялся в моих жилах. Я оцепенел. Казалось мне, я слышал мое осуждение. Воспомянул дни распутный моея юности… Воспомянул, что невоздержание в любострастии навлекло телу моему смрадную болезнь. О если бы она с утолением любострастия пре-рывалася!”… Воспоминания Радищева… связаны с печальным опытом его безнадзорной юности в университетском городе». (Старцев, 1990, с. 317.)
«Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду? — / Я тот же, то и был и буду весь мой век: / Не скот, не дерево, не раб, но человек! / Дорогу проложить, где не бывало следу, / Для борзых смельчаков и в прозе и в стихах, / Чувствительным сердцам и истине я в страх / В острог Илимский еду». (А.Н. Радищев, 1790–1791.)
«В течение своей жизни постоянно сам предсказывал, что кончит свою жизнь самоубийством, и наконец, это предсказание сбылось, когда всего меньше можно было ожидать его исполнения». (Булацель, 1900, с. 153.)
[В 1801–1802 гг. Радищев предложил проект юридических реформ, предусматривающий отмену крепостного права] «Проект этот не понравился председателю Комиссии графу Зава-довскому; он даже намекнул Радищеву, что за такой проект можно вторично проехаться в Сибирь; это так подействовало на Радищева, что он выпил азотной кислоты и… скончался в страшных мучениях». (Лосский, 1910, с. 385.)
XVIII век — не Римская империя времен упадка, когда достаточно было намека монарха для самоубийства подданного. Даже импульсивный Павел I не представлял опасности для Радищева, так как разрешил ему вернуться из ссылки. А сменивший его Александр I зачислил Радищева в Комиссию по составлению законов, что было бы совершенно невозможно для persona non grata. Непринятый и нереализованный радищевский Проект тоже вряд ли представлял достаточный повод для самоубийства, да еще совершенного в таком «жестком» варианте. Т. о. эмоциональная и психическая неустойчивость писателя, его повышенная склонность к депрессивным реакциям вполне могли явиться причиной последнего суицида.