Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий
Шрифт:
БУЛАТОВ АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ (1793–1826), русский декабрист, член Северного общества, полковник; был избран помощником диктатора Трубецкого.
«В 1823 г., в звании полкового командира… был назначен в г. Керенск, Пензенской губернии. Там умерла горячо им любимая жена, и он от горя впал в меланхолию… Еще с 1819 г. Булатов принадлежал к членам тайного общества; смерть жены, потрясшая его, побудила искать забвение в революционной деятельности… В крепости Булатовым овладело сильное нервное возбуждение… 16-го, 17-гои 18-го он стал чрезвычайно тревожен, как бы даже помешан: ему мерещилась умершая жена, упрекавшая его за пренебрежение к участи детей. Вечером 18 января в 9 часов часовые услыхали стон в каземате, вошли в него и нашли Булатова лежащим на полу близ стены, — череп с левой стороны был надтреснут и из этой раны выходила кровь
«В январе 1826 г. впал в глубочайшую меланхолию и, после нескольких дней голодовки, покончил с собой, разбив голову о стены камеры». (ЭСБ Биографии, т. 2, с. 640.)
В психиатрической литературе описывают много разновидностей депрессивного состояния. У Булатова можно отметить несколько клинически разных депрессий, следующих одна за другой по утяжеляющей степени. Первая — «депрессияреактивная», возникшая после смерти жены и заставившая его «искать забвение в революционной деятельности». В результате ареста развивается «тревожная депрессия», для которой помимо аффекта тревоги характеры идеи виновности и греховности, а также двигательное и речевое возбуждение, которое часто, если не оказывается адекватное лечение, приводит к «ажитированной депрессии». Последняя же, как правило, заканчивается самоубийством.
БУЛВЕР-ЛИТТОН (Bulwer-Lytton) ЭДУАРД ДЖОРДЖ (1803–1873), барон, английский писатель и общественный деятель.
«В юности наклонности Булвер-Литтона имели патологический и даже опасный характер. Часто наступали периоды сильной меланхолии и уныния, после которых проявлялась возбужденность и жажда деятельности. Облегчение находил в курении. Хотя он никогда не был крепким человеком, но даже в первые дни после свадьбы так много занимался, что жена редко видела его больше, чем по 5 минут 2–3 раза в день. Нервные боли в ухе были причиной сильных страданий у него задолго до того, как ему исполнилось 30 лет. Его чувствительность приобрела такую болезненную остроту, что он выглядел человеком, с которого содрали кожу, оставив открытыми раны. Его семейную жизнь сопровождали несчастья и скандалы. Его ярость достигала такой степени, что он мог ударить беременную жену ногой, в другой раз — выбил ей несколько зубов». (Nisbet, 1891, с. 129–130.)
«Успеху его политической карьеры мешала глухота… Но брак Бульвера вскоре повел к охлаждению и размолвке супругов. В 1839 г. Розина Бульвер выпустила роман “Чевели, или человек чести” (“Cheveley of the Man of Honour”), в котором не только мужа облила потоком обвинений, но и свекровь, и всю его семью». (Тиандер, 1992, с. 653.)
Мы видим у Булвер-Литтона хроническую смену «меланхолии и уныния» периодами «возбуждения и жаждой деятельности». Если при этом у писателя не развивалось психоза (а данных за это нет), то можно предполагать, что он страдал своеобразным аффективным расстройством — циклотимией. С другой стороны, указания на «опасный характер» в юности и агрессивные поступки заставляют думать об эмоционально-неустойчивом расстройстве личности.
БУЛГАКОВ МИХАИЛ АФАНАСЬЕВИЧ (1891–1940), русский писатель. Многие произведения писателя при жизни не публиковались.
«Судьба сложилась так, что ни званием, ни отличием не пришлось пользоваться долго». М.А. Булгаков. «Автобиография»
«Сочинять он стал, по свидетельству близких, рано и еще без расчета печататься — небольшие рассказы, сатирические стихи, драматические сценки». (Лакшин, 1989, с. 12.)
[1917 г.] «…Отсасывая через трубку дифтерийные пленки из горла больного ребенка, Булгаков случайно инфицировался и вынужден был ввести себе противодифтерийную сыворотку. От сыворотки начался зуд, выступила сыпь, распухло лицо. От зуда, болей он не мог спать и попросил впрыснуть себе морфий. На второй и третий день он снова попросил жену вызвать сестру, боясь нового приступа зуда и связанной с ним бессонницы. Повторение инъекции в течение нескольких дней привело к эффекту, которого он, медик, не предусмотрел из-за тяжелого физического самочувствия: возникло привыкание… Болезнь развивалась; борясь с ней, он нередко впадал в угнетенное состояние…» (Чудакова, 1988, с. 62.)
[1918 г.] «Его физическое состояние, так же как и душевное, было ужасным: он все еще оставался во власти наркомании. Повторялись периоды тяжелой душевной депрессии, когда ему казалось, что он сходит с ума, и он просил, молил жену: “ Ведь ты не отдашь меня в больницу?” Панически боялся, что его состояние станет известно окружающим… Ранней весной 1918 года Булгаков приехал в Киев в очень тяжелом состоянии — после неудачных попыток излечения (нашедших, по-видимому,
достаточно адекватное отражение в рассказе “Морфий”)… стал пить опий прямо из пузырька… Боязнь огласки, ужас перед беспросветным будущим, совершенно ясным ему как врачу, — все это помогало на время, но затем он терял самообладание. Однажды, рассказывала Татьяна Николаевна51’, бросил в нее горящий примус, в другой раз — целился из браунинга… Она стала обманывать его, впрыскивать дистиллированную воду вместо морфия; терпела его упреки, приступы депрессии. Постепенно произошло то, что бывает редко — полное отвыкание. Как врач, он, несомненногхорошо понимал, что случившееся было почти чудом…» (Там же, с. 67, 74–75.)
«Смерть от жажды — райская, блаженная смерть по сравнению с жаждой морфия. Так заживо погребенный, вероятно, ловит последние ничтожные пузырьки воздуха в гробу и раздирает кожу на груди ногтями». (БулгаковМ.А. «Морфий».)
«Как-то ночью в 1919 году, глухой осенью, едучи в расхлябанном поезде, при свете свечечки, вставленной в бутылку из-под керосина, написал свой первый маленький рассказ». (Булгаков, 1990, с. 604.)
«Со слов вдовы, Булгаков был очень нервным, впечатлительным человеком, переполненным страхами — особенно агорафобией, танатофобией и многими другими. Творчество спасало его от психоневрологических отклонений». (Буянов, 1996, с. 142.)
«То, что происходило в перипетиях жизни Булгакова после “Белой гвардии”, можно было бы пересказать в немногих строках. Подъем к вершинам театрального успеха, шумная, но несколько скандальная репутация автора снимаемых из репертуара пьес, травля в печати, принуждение к молчанию, вынужденная работа режиссером в Художественном и либреттистом в Большом театре…» (Лакшин, 1989, с. 28–29.)
«В Булгакове все — даже недоступные нам гипсотвердый, ослепительно свежий воротничок и тщательно повязанный галстук, немодный, но отлично сшитый костюм, выутюженные в складочку брюки, особенно форма обращения к собеседникам с подчеркиванием отмершего после революции окончания “с”, вроде “извольте-с” или “как вам угодно-с”, целованье ручек у дам и почти паркетная церемонность поклона, — решительно все выделяло его из нашей среды». (Петелин, 2000, с. 67.)
[Из письма И.В. Сталину от июля 1929 г.] «…Не будучи в силах более существовать, затравленный, зная, что ни печататься, ни ставиться более в пределах СССР мне нельзя, доведенный до нервного расстройства, я обращаюсь к Вам и прошу Вашего ходатайства перед Правительством СССР об изгнании меня за пределы СССР вместе с женою моей Л.Е. Булгаковой…» (Булгаков, 1990, с. 432–433.)
[Из письма к И.В. Сталину от 30.05.31 г.] «С конца 1930 года я хвораю тяжелой формой нейрастении с припадками страха и предсердечной тоски, и в настоящее время я прикончен». (Булгаков, 1990, с. 455.)
[1934 г.] «У М.А. плохо с нервами. Боязнь пространства, одиночество. Думает — не обратиться ли к гипнозу… решил лечиться гипнозом от своих страхов». (Чудакова, 1988, с. 541–542.)
«…Он лечился гипнозом у доктора С.М. Берга. Лечение помогло с первого же сеанса. Началось оно, судя по дневнику Е.С. Булгаковой, 21 ноября 1934 года». (Эткинд, 1993, с. 355.)
«Шубообразная шизофрения». (Бурно, 1996, с. 21.)
«Случается и так, что больной переносит психотические приступы шизофрении и выходит из них иным человеком, но без грубого дефекта личности, вынося из бездны психоза стремление исследовать неведомые ему до того глубины. Возможно, приступы болезни по-своему помогли творчеству… М. Булгакова…» (Волков, 2000, с. 443.)