Безумные
Шрифт:
— Какой снегопад клевый, — говорит Макс, включив дальний свет. Кажется, что мы несемся с невероятной скоростью, сквозь ливень из снега. — Помнишь, в компьютере раньше заставка была?
— Ага, — улыбаюсь я, взглянув на него. — Черный экран и белые точки. — Мы усмехаемся. — У тебя замечательная семья.
Максим поворачивает ко мне голову. Мягкая улыбка на его красивых губах обезоруживает; мое сердце готово выпрыгнуть. Он снова смотрит на дорогу, а я все не могу оторвать глаз от его мужественного профиля, упрямого носа и приоткрытых губ.
— Они в восторге от тебя, — говорит он, взглянув в боковое зеркало. — Извини, что бабушка так явно демонстрировала
— Бабушки, они такие, — улыбаюсь я, закусив губу. Мне хочется спросить его о родителях, но не могу позволить себе нагло вторгаться на запретную и слишком личную территорию. Это по меньшей мере некрасиво.
— А что еще было в том пакете, что ты привезла бабушке? Бельгийские конфеты, вино и…
— Красиво оформленная коробочка с разными видами сыра. Почти все с плесенью. Возможно, бабушке что-то и понравится.
— Любишь сыр с плесенью?
– Стараюсь полюбить, — улыбаюсь я, продолжительно кивая. — Я обожаю сыр. Это не только изысканное дополнение к вину, но и средство от усталости и депрессии. Мне так кажется. Всякий раз, когда закрываю очередной проект, заезжаю в магазин, беру небольшую коробку конфет, бутылку вина и кусочек дорогого сыра.
— Отмечаешь?
— Традиция вроде бы.
— Интересно. И сколько же сыров ты перепробовала?
— Я не считала, но поверь, не мало. Сыр может украсить любое блюдо и сделает его особенным.
Максим по-доброму улыбается, и его глаза, что почти сливаются с полумраком в салоне, задевают во мне трепетные чувства. Чем большое я узнаю о нем и его окружении, тем сильнее запутываюсь в нитях собственных ощущений. Вернувшись домой в субботу, мне хотелось реветь от того, что парень, которому было со мной хорошо (и в чем я была абсолютно уверена!) в один миг охладел и постарался деликатно извиниться за нежелание продолжить со мной тот дивный вечер. Горькая обида вскрыла воспоминания о Мише и нашем непутевом сексе, после которого я чувствовала себя той бесчувственной резиновой куклой, что после всего запихивают в шкаф до следующего раза. Когда я считала секс бесполезным занятием, у меня его было хоть отбавляй. А когда во мне самой проснулось желание покориться мужской воле, очаровательный парень резко остановился и назвал меня «очень красивой», а в воздухе повисло беззвучное «но». Но вместе с этой глупой женской обидой во мне порхает маленькая и хрупкая бабочка, что суетится в груди всякий раз, когда я ловлю на себе пленительный взгляд ореховых глаз, что покорил меня с самой первой встречи.
— Вы с Милой очень похожи, — говорю я, снова взглянув на него. — Сколько тебе было, когда она родилась?
— Двенадцать, — отвечает Максим на выдохе.
— Она замечательная. Добрая, умная и… Я уверена, Мила — страшный романтик.
Максим с интересом глядит на меня:
— По-моему, она вела себя, как избалованный мальчишка.
— Тебе кажется.
— И она далеко не романтик, — усмехается он, выезжая на главную дорогу, ведущую к городу. — Для этого в моей сестре слишком много дерзости.
— Понятно, — нарочно усмехаюсь я.
— Что?
— Ничего.
— Нет, говори. В чем дело?
— Думаю, ты просто отказываешься замечать эти очевидные вещи, потому что они лишний раз доказывают, что Мила уже не та маленькая девочка, с которой ты когдато нянчился. — Замечаю, как желваки на его скулах зашевелились и сконфуженно опускаю голову. Наверное, я все же залезла на запретную и слишком личную территорию. — Извини.
— Мила — все, что у меня есть, — вдруг говорит он, не отрывая взгляд от дороги. — Когда наши родители погибли, я сделал эту татуировку на шее… Обещал себе, что буду заботиться о Миле, оберегать её и делать все, чтобы она ни в чем не нуждалась. Она — мой пульс, мой толчок, чтобы просыпаться каждый божий день. Иногда перегибаю палку, бываю действительно несносным, — с грустью усмехается он, — чересчур бережливым, но все, что бы я не делал — исключительно для её блага. Я знаю, что она мечтательная, потому что все девушки такие. Вижу, что хорошеет с каждым днем и от этого моя забота превращается в какой-то тотальный контроль. Мы тут недавно нехило повздорили, долго не разговаривали, а все потому, что она тайком, обманув меня, смылась со своей подружкой в какой-то клуб, а на утро отказывалась говорить мне, где именно была, что пила и чем конкретно занималась. Я был так взбешен, что наговорил ей всяких гадостей и получил в ответ то же самое. Она просто не понимает, как сильно я дорожу ей.
А ты, Макс, не представляешь, как глубоко тронули меня твои слова о сестре. Ты и не догадываешься, насколько сильно я поражена твоим теплым и таким трогательным отношением к близким тебе людям. Я и не думала, что у тебя настолько большое и доброе сердце.
Я вообще ни о чем таком и не подозревала.
— Мне очень жаль… — говорю я тихо, кусая губу. Бабочка в груди суетится, крадет у меня воздух. — Я уверена, Мила все понимает. Просто иногда хочется немного свободы и хотя бы малюсенькой возможности принимать собственные решения.
Боковым зрением вижу, как Максим повернул ко мне голову. Наверное, в моих последних словах слишком ощутимо это собственное и личное, совершенно не относящееся к его сестре.
— У моей подруги было нечто подобное, — объясняю я, прочистив горло, — её мама с детства не давала ей и шагу ступить. Часто навязывала свои интересы под предлогом «так для тебя будет лучше», «вот так правильнее» и прочее… Ну и девочка постепенно привыкла к этому, хотя, в глубине души мечтала сама выбирать, делать и развлекаться так, как ей бы того хотелось. В общем, отношения с матерью у них были натянутыми из-за этого. А потом, проблемы из детства плавно перетекли в её взрослую жизнь.
— Наверное, мама твоей подруги просто хотела, чтобы у её дочери была спокойная и хорошая жизнь. Разве это плохо?
— Забота бывает разной, но её должно быть в меру, иначе можно прожить не свою жизнь.
— Это как?
Смотрю на Макса, потом на дорогу, потом снова на него:
— Её мама постоянно твердила, что первая любовь — она на веки вечные. Встретила своего принца на белом коне, ухватилась за него и всю оставшуюся жизнь делаешь его счастливым: холишь, лелеешь, рожаешь детей (обязательно до двадцати семи, иначе будешь считаться старородящей!) и забываешь о собственной карьере. Так вот, когда моя подруга училась в университете, она встретила милого парня и, наверное, влюбилась в него. — Наверное?
— Ну, она вроде бы до этого ни с кем не встречалась, так что…
— Влюбленность?
— Да, скорее всего. Они стали встречаться, он был хорошим, добрым и внимательным, порой даже чересчур. И вот, по глупости познакомила она его с родителями, и её мама тут же взяла парня в оборот.
— Это как? — усмехается Макс, внимательно взглянув на меня.
— Сыпала приглашениями на ужин, могла позвонить ему и попросить о помощи (шкаф подвинуть, проверить масло в машине, колесо подкачать), потом пригласила его родителей, все познакомились и были несказанно счастливы от того, что возможно очень скоро они породнятся.