Безумный зов небес
Шрифт:
Если этот орган на дне ямы не был ловушкой, оставался только один вариант. Это награда. Что-то, связанное с заданием, если вообще не артефакт.
Посматривая на потолок и отслеживая вероятное предупреждение от интуиции, я спустился в выдолбленную яму и присел на корточки возле сердца. Идентификация.
Выброшенное сердце (ключевой предмет)
Прочность: —
Особенности: Неизвестны.
Не артефакт, значит, ну и ладно. Не Сердце мира конечно, но тоже неплохо, полагаю. Надо бы разобраться,
На ощупь пульсирующий орган был склизким и неожиданно холодным. Я не осмелился класть его в мешок, поэтому просто держал в ладонях, с каждой секундой сожалея о принятом решении.
Что мне с ним делать? Куда-то отнести? На другой конец тоннеля и там выкинуть в пропасть? Какой в этом вообще смысл? Даже если я найду здесь бога, с чего я взял, что он захочет вернуться, а не останется, как Творчество? Эта затея изначально была обречена на провал.
Наплыв безнадёжных мыслей был столь внезапным и мощным, что совершенно застал меня врасплох. Я остановился, чуть не выронив сердце из рук. Здравая часть мозга подсказывала, что такой поток обречённости не может возникнуть на пустом месте, но подсказка со свистом пролетела мимо моих внутренних ушей. Ноги попросту отказывались идти, парализованные неожиданным осознанием бессмысленности бытия. Руки ощутимо дрожали. Да что за чёрт!
Ожог вокруг безымянного пальца правой руки моментально отрезвил моё предательское тело и заставил сделать несколько быстрых шагов вперёд. Погасшее Солнце полыхнуло, предупреждая обо лжи, а заодно и стерев её из моей головы. Не сказать, что ложь эта была оголтелой, скорее так, мерзкая полуправда. Что ещё хуже.
Я мрачно воззрился на «выброшенное сердце» в ладонях, и то, кажется, сбавило ритм.
— Не будь ты ключевым предметом, я бы тоже выкинул тебя нафиг, — проникновенно сказал я ему. — И всё ещё могу.
Как будто бы мне собственных депрессивных мыслей было мало.
Из меня получился крайне скверный косплеер Данко. И сердце не моё, и не пылает вовсе, и не для людей я стараюсь, а для я богов, и даже на самоотверженного пылкого юного романтика я тянул скверно. И всё же вот он я, тащу вдоль мрачных стен с искажёнными мукой лицами живое бьющееся сердце, как последний герой назидательной притчи. Что автор хотел выразить этим смелым, и лишь слегка избитым образом? Что он хотел нам сказать?
Этот долбаный тоннель вообще планирует кончаться?!
Главным изменением на открытом пространстве стал узкий верёвочный мост, связавший выступ над пропастью и исполинскую статую напротив. По всем законам физики такой конструкции существовать не могло, но какая нафиг физика в пространстве, порождённом фантазией бога? Следовательно, и я не должен свалиться с этой верёвочной ерунды от первого порыва ветра…
На середине моста холодное сердце в моих руках сделала ещё одну попытку убить меня с помощью безнадёги. Желание броситься в пропасть было просто непередаваемым. И пока Погасшее Солнце не обожгло меня во второй раз, я колебался лишь благодаря врождённому и закреплённому Анимой страху высоты.
Третья попытка была уже внутри статуи — точнее, сооружения в форме статуи, пронизанного бесконечной сетью узких и мрачных коридоров, упирающихся в не менее мрачные пустые комнаты. Иногда их стены украшали что-то вроде абстрактных чёрно-белых картин, иногда там проступали те же ужасные лики, что и в тоннеле. А вот чего здесь не было, так это указаний, где искать хозяина этого места. Когда меня «накрыло» в третий раз, чуть было не бросил сердце на пол, чтобы раздавить его ногам о камень, но моё кольцо успело раньше.
Проблема только в том, что лимит его предупреждений — три раза в сутки — только что иссяк.
— Нэсс, — тихо позвал я, признавая свою несостоятельность в столь деликатном вопросе. — Найди мне, пожалуйста, бога.
Тварь теней понимающе склонила голову на бок, а затем бодро потрусила куда-то вперёд и вверх. Мне оставалось лишь следовать за ней, молясь, чтобы поиски окончились раньше, чем моя способность сопротивляться неприятной находке.
В этот раз мои мольбы кто-то услышал.
Бог выглядел почти один в один как собственная статуя — худой, измождённый, обнажённый по пояс мужчина с растрёпанными белыми волосами. Он висел, прикованный к стене большого зала за руки, у него не было лица, а на груди зияла открытая рана — там, где должно было находиться сердце. Кажется, от такого зрелища поёжилась даже Нэсс, но через пару секунд её время иссякло, и она растворилась в тенях, бросив на меня напоследок взгляд поддержки.
Возможно, стоило проявить больше уважения, даже смирения. Возможно, стоило соблюсти какие-то церемонии, подождать, поклониться, поприветствовать по всей форме…
Возможно, эта «комната» настолько вымотала мне нервы, что я оказался на пределе. Я подошёл к трупу без лица так быстро, насколько мог и впихнул выброшенное сердце на место.
Висящий на цепях дёрнулся, словно ударенный током. Затем дёрнулся ещё раз, пока пульсация сердца постепенно ускорялась. Оно билось быстрее и быстрее, а рана вокруг него начала зарастать, покрываясь бледной плотью, а вместе с ним бился в цепях и его хозяин. Это была агония наоборот, мучительное возвращение к жизни, и оно смотрелось ужаснее, чем любой сеанс некромантии, которые я наблюдал.
Наконец, судороги стали тише, пока вовсе не сошли на нет, а от раны не осталось и следа. Безликий бог поднял на меня голову, и я назвал его имя:
— Отчаяние.
Спустя несколько минут мы сидели прямо на холодном каменном полу друг напротив друга. Я, здорово уставший от бесконечных переходов, и Отчаяние, провисевший последние триста лет на цепях с вырванным сердцем. К нему вернулось лицо, целиком — лицо очень мрачного мужчины, которому можно было дать как двадцать, так и сорок, с прозрачными глазами мертвеца.