Безумный
Шрифт:
— Почему?
Лукас оглядел его с ног до головы.
— Потому что ты сексуальный, когда говоришь о физике, — признался Лукас. — Никогда не думал, что скажу такое вслух.
Перемена в Августе стала... ощутимой. Его приветливое добродушие превратилось в дикую интенсивность, от которой член Лукаса затвердел. Да, безумие Августа определенно ему нравилось.
Август изучал Лукаса таким горячим взглядом, способным расплавить сталь. Но почти так же быстро он исчез, сменившись на вежливый; Август прочистил горло, опустив взгляд на свою
— Кроме того, что я веду себя грубо, доминируя в разговоре, — сказал Август, но не так, как будто он это имел в виду, а так, как его учили говорить, как учили вежливости, необходимой для того, чтобы считаться человеком во внешнем мире. — Я хочу знать о тебе.
Лукас в это верил. Август смотрел на него с таким видом, словно у него в душе еще оставалось что спасти, и это заставляло Лукаса нервничать, как будто он выпил слишком много кофеина, хотя он его не пил, потому что Август подумал о его лекарствах. Как психопат может быть самым внимательным человеком, которого он когда-либо встречал?
— Правда? — спросил Лукас.
Август нахмурился.
— Конечно. Я должен знать, во что ввязываюсь, если собираюсь взять тебя в мужья.
От его слов Лукас опешил. В них не было и следа юмора. Август Малвейни – убийца, которого он знал меньше трех дней, – сидел за столом и непринужденно обронил, что Лукас станет его мужем.
Странно то, что для Лукаса это казалось еще одним сюрреалистическим событием в длинном, длинном списке странных событий. Где его страх? Его чувство самосохранения? Мужчина просто сказал, что собирается взять его в мужья, как будто это уже решено, и это его не испугало. Просто... возбудило. И заставило почувствовать себя в безопасности. А Лукас никогда не чувствовал себя в безопасности. Или даже желанным. То, о чем он никогда и никому не сказал бы вслух.
Черт. Врачи не должны были выпускать его из психушки. Он явно сломался.
— Что ты хочешь знать?
Август подался вперед, его внезапная широкая ухмылка поблекла до приветливой улыбки, как будто он не был уверен, какой вариант подходит.
— Почему ты стал профайлером?
Лукас хотел сказать Августу, что ему не нужно притворяться с ним, что ему все равно, улыбается он или нет. Что он хочет, чтобы ему было комфортно рядом с ним.
Вместо этого он сделал глоток воды и ответил:
— У меня есть дар, верно? Я могу прикасаться к вещам и получать впечатления, видения, знать то, что не должен.
— Психометрия.
Лукас удивленно моргнул.
— Да, люди всегда хотят сказать, что я экстрасенс, но это тот, кто получает видения без предупреждения. Я должен прикоснуться к человеку или предмету.
Август внимательно наблюдал за ним.
— Неудивительно, что ты не любишь, когда к тебе прикасаются.
Неужели он говорил это Августу? Лукас начинал думать, что Август экстрасенс.
— Да, хреново знать, что даже твоя собственная семья считает тебя уродом.
— Я понимаю, — сказал Август. —
Лукас тихонько засмеялся.
Август изучал его лицо.
— Конечно, кто-то в твоей семье приглядывал за тобой? Заботился о тебе? Тебе было с кем поговорить?
Сердце Лукаса сжалось.
— Я мог поговорить с мамой. У нее такой же дар как и у меня. Но ей никто не верил. Черт, я и сам ей не верил, пока это не начало происходить со мной. Но к тому времени она ушла. Мама оставила меня с дедушкой и уехала.
— Твой дед не верил в твой дар?
Лукас фыркнул.
— Дедушка был киношным злодеем. Угрюмый фермер с непоколебимой верой, что мужчины остаются мужчинами и что на все вопросы можно ответить, прочитав Библию. Я не сказал ему, что могу видеть. Он и так считал меня слабаком. Слишком тихий, слишком худой, слишком увлеченный книгами. Он хотел иметь откормленного кукурузой, коренастого, любящего футбол внука, а не какого-то сопливого ребенка, который слишком много плачет и боится темноты.
Август резко встал, испугав Лукаса. Он обошел стол, сел рядом с ним, а затем переплел их пальцы. Лукас с любопытством посмотрел на него.
— Что ты делаешь?
Август пожал плечами.
— У тебя такое затравленное выражение лица, как в ту ночь, когда я вломился к тебе.
— Ты имеешь в виду прошлую ночь? — сказал Лукас, забавляясь.
Август нахмурился.
— Разве это было только прошлой ночью? Кажется, будто миллион лет назад. Но мне не нравится, когда ты грустишь.
Что это за человек?
— Мне не грустно, больше нет. Это было очень давно.
Август уставился на него.
— По глазам видно, что ты лжешь. В душе ты грустишь.
Оценка настолько точная, что у Лукаса перехватило дыхание. Ему было грустно. В глубине души он никогда не переставал грустить. Если у него и есть душа, то она была изранена и измучена, жаждала освобождения.
— Физик, который верит в души и ясновидение? Да тебя из университета выгонят, — поддразнил Лукас, пытаясь избавиться от внезапного комка в горле.
Пристальный взгляд Августа не дрогнул.
— Я верю в тебя.
— Не надо говорить так, — прошептал Лукас, наклоняясь к губам Августа.
— Почему нет? — ответил Август, зрачки у которого расширились.
Лукас схватил Августа за затылок и потянул его вперед, соединяя их рты, и провел языком по его губам, прежде чем сказать:
— Потому что из-за этого я хочу сделать с тобой грязные вещи.
Август запустил руку в волосы Лукаса, его поцелуй был всепоглощающим. Лукас позволил Августу контролировать поцелуй, пытаясь показать ему, что доверяет ему, даже если Август не доверял себе. Когда Август притянул Лукаса ближе, он соскользнул со стула и устроился у него на коленях, застонав, поняв, что его член уже тверд. Лукас просунул руку между ними, проведя ладонью по твердой линии члена Августа.