Безупречный враг. Дилогия

Демченко Оксана Б.

— Мы полагаем, с вами в корчме не намерены обсуждать детей, — тихо и вполне серьезно предположил капитан Тэль-Мар. — Вы ушли с корабля по доброй воле, вас, пожалуй, не отважится искать ваш помощник, наверняка ему даны определенные указания. Он не посмеет немедленно, пока еще не поздно, требовать от портового начальства соблюдения договора о ненападении на людей юга. Тем временем вас выпотрошат, угрожая жизни так называемого сына, используя пытки и любые иные способы дознания. Мне думается, Дэлькост снова желает пройти за туман и распространить власть короля на острова.

— Опять жемчуг, — с отвращением поморщился купец. —

Надоел мне этот груз, как же надоел… Но малец-то вдруг мой? Нет, я все понимаю, ловушка и обман, но дело для меня важное. Не могу я оставить дуре бабе то, что мое!

— Заботливый папаша. — Капитан толкнул локтем Юго.

— Он такой, — согласился Юго.

— Юнга, бери Юго в помощники и выведай толком, что там в корчме и сколько людей дожидается в засаде этого вот счастливого отца.

Прошло довольно много времени, прежде чем юнга и его «помощник» исполнили задание и вернулись. По общему их мнению получалось, что в корчме притаились не более десяти бойцов, но люди подобраны опытные, понимающие в скрытных делах. Сама Лорелла, приманка в игре, сидит в главном зале, рядом с ней пристроился и дремлет мальчик, для своих лет довольно рослый, очень тощий и какой-то изможденный. По виду, Юго нехотя это признал, ребенок очень похож на оримэо. Единственный глаз многодетного купца восторженно блеснул, и торговца пришлось почти силой удерживать на месте.

Помимо женщины в зале, как рассмотрел юнга, сидели и бестолково изображали игру в кости три старательно обтрепанных, просто образцовых «старых рыбака». За стойкой возился корчмарь, рослый, неловкий в обращении с посудой, зато отмеченный неизгладимой печатью воинской выправки. Конюх тоже был бравый, молодой и только что не чеканил шаг, обходя с дозором задний двор. Прочие ловцы южанина тихо сидели в малой боковой клетушке, прятались под окнами и в сене при конюшне.

— Я пойду заберу ребенка, а там видно будет, — дернулся купец, ополоумевший от описания наследника.

— Сидеть! Прибьют вас обоих, — упрекнул капитан. — Юго, возьми у него одежду. Придется тебе временно усыновить пацана. Этот мечтатель слегка поостынет и пойдет со стороны заднего двора, кок и ребята его подстрахуют, пусть южанина ловят те, кто посажен ловить его с той стороны. На тебя поохотятся прочие.

— Но я…

— Папаша, — пробасил кок, с долей сочувствия рассматривая купца, — ты ж голову потеряешь при виде отпрыска. А ее надо сберечь даже под саблей, что тут неясно-то? Стаскивай рубаху и топай на конюшню. Я следом.

— Береги мальчика, — ревниво и просительно приказал одноглазый, нехотя снял рубаху, повозился и стащил повязку, плотно удерживаемую двумя тесемками.

— Вот, всюду обман, глаз у него есть, — расстроился юнга. Даже по-взрослому сплюнул на мостовую, за что немедленно схлопотал подзатыльник от кока.

— Есть, но с бельмом, — посетовал оримэо. — Торговец должен вызывать своим видом уважение и доверие, а не жалость. Я и вызываю.

— Жемчужина небось насквозь поддельная, знамо дело, — надулся неугомонный юнга.

— Настоящая, — возмутился южанин и хитро прищурился: — Тебе подарю, если наше дело выйдет гладко. У тебя отец есть? Гляди, как она светится, редчайший цвет и форма совершенная, ей цены нет.

— У меня есть капитан, — отрезал юнга, заподозрив подкуп и быстро отворачиваясь от соблазна в золотой оправе.

Юго

застонал, подозревая, что рассвет вспыхнет над Тавром скорее, чем сам он сделает хоть шаг к корчме. Капитан нахмурился, жестом выделил людей для поддержки Юго, еще двоих выслал обезвреживать злодеев под окнами корчмы. Сам встрепал свои волосы, роняя пряди на лицо, зачерпнул грязи, нехотя, старясь не принюхиваться, размазал жижу по рукам, по одежде.

— Я отвечаю за все — значит, должен быть рядом. Сойду за пьяного? Юго, молчи! Падать и валяться в этой помойке я не желаю. Иди, я буду следом.

Юго молча поправил рубаху с чужого плеча, почти тесную для него нынешнего. Было едва посильно поверить, что огромный грозный одноглазый торговец — тот, памятный по детским годам, — теперь не шире тебя в плечах, и если превосходит весом, то лишь за счет проявившегося с возрастом крепкого брюшка.

От тени подворотни Юго двигался к корчме, как и подобает оримэо в чужом городе, крадучись, медленно и неуверенно. Юнга давно добрался до входа и оттуда показывал, что гостя заметили, что готовят засаду, что под окнами было встрепенулись, но им на спину тотчас сели моряки, можно не задерживаться и входить в корчму.

— Дохлые каракатицы! — взревел за спиной правдоподобно пьяный капитан.

Заплетающиеся шаги захлюпали по лужам, не выбирая сухой удобной дороги, — и Юго-чужак с перепугу одним прыжком влетел в двери корчмы. Его беспрепятственно пропустили в зал. Бледная Лорелла вскинулась, не распознала подмены, заметив лишь повязку, лохматые волосы и знакомую рубаху. В лице ее не было ни кровинки, зато из прокушенной губы обильно текло на подбородок. Две дорожки слез блестели от глаз до шеи, опухшие веки почти полностью прятали сами глаза. Юго насторожился: женщина не пыталась подделать состояние, она была панически, смертельно напугана и едва ли надеялась пережить ночь.

Юго молча шагал по залу, башмаки скрипели в полнейшей тишине, даже корчмарь с выправкой гвардейца не шелохнулся, глядя на вошедшего. Следом ввалился капитан, грязно и подробно выругался, щупая столы и пробираясь к стойке, заверяя, что штормит на дворе вовсю, что горло высохло и жизнь черна. Лишь тогда корчмарь вздрогнул и очнулся. Юго добрался до скамьи, повернулся к мальчику, слегка недоумевая от простоты успеха и столь продолжительного отсутствия всякого сопротивления, даже шума.

Спящий ребенок распахнул глаза, в их черной глубине мелькнуло нечто опасное, губы приоткрылись, рождая неслышный уху звук. В следующее мгновение Юго, не раздумывая, опустил кулак на детскую макушку и сам стал заваливаться назад и вбок, проверяя ребрами прочность угла стола, а затем затылком — мягкость пола. Он еще успел услышать, прежде чем провалился в обморок, как Лорелла отчаянно, истошно завизжала.

— Пустите, я перережу подлецу горло, — переливисто рычал над ухом многодетный торговец, не соображая, что требует и ругается он на родном эмоори, наречии, не понятном никому в корчме. — Змея коралловая, ужалил, отомстил, я знал, ну знал же… Убью!

— Уймите его, — тихим просительным тоном велел капитан. Застонал и добавил: — Голова моя лопнула, определенно. Глаза будто выдавлены… Что это было? Юго, ты дышишь?

— Пацану заткните рот, немедленно и надежно, — едва шевеля губами, велел Юго. — Он опасен. Смертельно. Он и есть ловушка.