Безупречный враг. Дилогия
Шрифт:
— Конечно, все в вашей воле.
— А лучший, значит, Боу…
— Да, хозяин. И по голосу тоже.
— А еще в чем?
— Араави Граат ему не хозяин, а скорее друг. Поймите меня верно, — тихо извинился сирена, смущенно поводя плечами, — я вас храню в меру своих сил и не ропщу. Просто указываю на то, что нахожу важным, наконец-то получив возможность не молчать о том, что опасно. Ответ мой таков: Боу не служит. Он отчаянно и не считаясь с ценой защищает то, что считает родным.
Араави задумчиво кивнул. Родным… более чем заметная разница, нельзя не согласиться с Ноиром. Владыка потер лоб тыльной стороной сухого старческого кулака. Нахмурился, усердно припоминая давнее и,
— Ноир, ты прибыл на Гоотро с юга, когда тебе было двадцать восемь. Тогда вас еще учили в третьем замке, позже заброшенном.
— Именно так.
— Как я помню, ты лишь однажды просил меня о чем-то для себя самого. В тот единственный раз ты говорил о семье. Назвал мне имя сирены и пожелал объявить ее женой, поскольку был избран для нее прежде и беспокоился о ее судьбе. Я счел возможным вызвать на Гоотро указанную женщину. Но я не спросил у тебя и у нее, остались ли у вас дети там, на юге, на воспитании замка, если у них в крови имелась капля божья.
— Ему сейчас двадцать семь, — очень тихо выдохнул хранитель. — Не знаю, кто вам сказал… Но да, это правда. Он тоже из числа сбежавших на запад. Мне стыдно, что мой сын не смог служить как подобает.
— Я не знал, — проскрипел араави, с трудом выбирая между гневом и любопытством. — Спросил наугад. Но коли ты попался в мою ловушку, тебе же хуже, не молчи… Ты получал от него вести?
— Да, — тяжело вздохнул хранитель. — И даже видел его, когда вы в последний раз общались с Граатом.
Владыка оживился, ловко вцепился в руку Ноира, потянул его вперед и усадил на циновку перед собой. Снова погладил посох. Как порой полезно нарушать традиции! Без них все так удачно складывается, хоть еще одну отменяй… Ноир сидел понуро, выглядел удрученным и по-настоящему виноватым. Словно это он сбежал с юга, предав служение. Роол задумчиво перебрал в памяти события последних месяцев. Пожалуй, сейчас Ноир хранит его куда надежнее, чем прежде. Пытается искупить чужую вину? Почему бы нет…
— Он сказал тебе, что стало причиной побега?
— Да. Приходится признать, сказанное есть лишь слабое оправдание, о владыка. Юг беден, как и запад. Там чаще, чем на иных островах, продают сирен для праздников местных зуров. Специально для этого некоторых детей не лишают ничтожного по силе голоса, если бесполезные достаточно красивы… Он должен был доставить таких в замок. Это были совсем юные сирены, и то, что их ожидало, смею заверить, мало похоже на служение. Мой сын не исполнил приказ, хуже того, он обольстил слух рулевого лодки и увез всех на запад.
— Мерзавец, — насмешливо прищурился владыка. — Какова его служба теперь?
— Мой сын, стыдно сказать, не воин. И не желает хранить жрецов. Он учит детей совсем бесполезному, — сник хранитель. — Пению, обыкновенному, ничего не внушающему. Граат возродил традицию храмовых сирен, целиком посвящающих себя исполнению гимнов для богини Сиирэл.
— Мерзавец. — На сей раз владыка с неподдельным возмущением прошипел оскорбительное слово. — Не вздрагивай, я имею в виду Граата. Он возмечтал еще и затмить мой храмовый хор! Мой, лучший на островах Древа! И строит коварнейшие козни тайком, вот в чем подлость. Того и гляди к
Хранитель сник, кланяясь ниже и пряча испуг за сына, смешанный с непониманием: при чем тут старый служитель? Араави впился пальцами в плечо хранителя:
— Ну продолжай же, не молчи! Хорошо ли твой сын учит детей? Голоса у бездарных толковые?
— Он сказал, жрецы довольны, — кое-как сознался Ноир. — Простите, он еще молод, одумается.
— Нет, второго хора я не потерплю, не приведи богиня, он и здесь преуспеет! — Владыка стукнул кулаком по колену. — Дети обязаны учиться на Гоотро! Где твой помощник? Пусть пишет этому мерзавцу: «Немедленно прибыть в столичный храм».
— Какому именно мерзавцу, умоляю вас уточнить?
— Да всем им! — рявкнул Роол. — Граату, его хранителю и твоему бессовестному сыну. Отправь малую лодку с лучшими гребцами, утром, как только мы разберемся с делами в замке. Беда… Надо же, беда вынырнула, откуда я и не ждал. А хорош ли хор сейчас?
— Едва ли, — пожал плечами Ноир. — За неполный год нельзя научить многому, это совсем новое дело для запада.
— Уже облегчение, — чуть успокоился Роол. Обернулся к усердно скрипящему пером писцу: — Готово? Впиши: пусть не гоняет гребцов попусту, я повелеваю сразу же, немедленно, везти детей на прослушивание. Вот так!
Владыка чуть помолчал, дожидаясь, пока листок присыплют песком, подсушивая чернила. Размашисто подписался. Не менее решительно свернул лист, опустил, позволяя налить на стык синий, щедро подкрашенный воск. Своего на островах фактически не было, и послание с оттиском печати на воске — само по себе признак важности темы и даже роскошь. Слуга двумя ловкими движениями обернул листок синей, шитой серебром лентой, раскрыл перед владыкой плоскую шкатулку с жемчугом. Роол приложил подвеску-печать к воску. Порылся в шкатулке, выбрал пять жемчужин: крупных, ровных. Одну белую, четыре голубоватых. Слуга с поклоном принял их и вставил в гнезда оправы на ленте. «Хороший набор», — с облегчением отметил Ноир. Означает готовность к беседе и даже, возможно, некоторое расположение. Отсутствие жемчуга на ленте — знак низкой важности и срочности письма… или обман, скрывающий истинные намерения. Если бы араави всерьез гневался, то выразил бы свое настроение, поместив на ленту кривой бросовый жемчуг — прямой намек на презрение и немилость. Хуже только черный — кара владыки, за это придется воздать чем-то очень и очень ценным.
Роол оглянулся на остров: туман уже достиг ворот и облизывал стену замка, медленно, как приливная волна, набегая все выше. Владыка снова уделил внимание писцу:
— Подготовь обычный лист, напиши послание для южных островов. Араави вызвать ко мне, укажи отдельно, что дело не терпит отлагательства. Пусть-ка явится… Мы с ним побеседуем о том, как следует проводить отбор детей и в чем судьба сирен храма, это пометь в моих планах. А к лентам крепить — вот, держи.
Владыка бросил в подставленную ладонь две черные жемчужины и отвернулся, сочтя дело законченным. Его воины уже двигались к воротам. Лучшие по дару убеждения сирены, пятеро, шли впереди. Их голоса прошелестели едва слышно, не оставив страже воли к сопротивлению или хотя бы объявлению тревоги. Ворота поползли вверх. Араави и отсюда, издали, прекрасно знал: поднимают их сами стражи. Стараются изо всех сил, надрываются, тяжело дыша и глупо улыбаясь. Радость затопила сознание, поглотила и подчинила. Глаза пусты, слюни тянутся с губ… Мерзко.