Безвыходное пособие для демиурга
Шрифт:
И мне не так-то просто осуществить задуманное. Одной воли для пробуждения недостаточно.
Это как с гипнозом: чтобы вывести из транса, необходим человек, хлопающий в ладоши. Чтобы очнуться в рассказе, нужен какой-то толчок извне, сигнал к пробуждению. Что-то вроде будильника…
Я чувствовал, как желтая грязь стекала с меня мутными потоками, как она обвивала меня, словно струящийся песок. Вода была какой-то особенной. Она напоминала гладкую кожу. Я чувствовал что-то похожее на скольжение змей по телу.
Мне казалось, что с меня сходит не только невидимая грязь,
Глаз я не открывал: мало ли что мне примерещится!
После видения призрака Леры я перестал воспринимать этот мир, как нечто данное и статичное.
Возможно, я, в самом деле, нахожусь в своей квартире, и никуда из нее не выходил, а сам превратился в привидение, которое бродит по другому измерению и время от времени выглядывает в реальность.
Еще бы понять, когда я в следующий раз окажусь в реальном мире? Вот только что это мне даст? Бродить среди людей, которые проходят сквозь тебя – как-то неуютно.
В такую безрадостную жизнь я всегда успею вернуться, а вот досадить богу, заставляющему меня писать о встрече инквизитора и «Некрономикона» – это нужно сделать незамедлительно! Не хочу, чтобы моими руками стерли жизнь с Земли!
Где-то в подъезде грохнули железными дверями, раздались удаляющиеся шаги по лестнице.
Нет, все-таки этот мир материален: он имеет вес, цвета, запахи. Я же вот не выглядываю сквозь стены, и это хорошо. Я живу, но просто в каком-то другом месте. Я, так сказать, стал на время иным. Зато, когда я вернусь домой, стану мудрее…
Итак, чтобы посрамить богов, мне нужен будильник, но не в «ноуте». Он должен быть механическим, а не электронным. Все, что программируется – все ненадежно в этой квартире. Сознание пещеры легко изменит параметры любой программы.
С механизмами – сложнее. Чтобы отключить настоящий будильник, придется позвать на помощь еще один осязаемый фантом – а появление нового человека в квартире может меня разбудить. Как же я сразу до этого не додумался?!
Но встает вопрос: как определить время побудки? Десять минут, двадцать, час? С какой скоростью я пишу здесь свои фантасмагории? Что будет, если я очнусь в завязке повествования: исчезнет текст или меня самого сделают персонажем, а писать о моих похождениях заставят какого-нибудь другого доморощенного гения?
Между прочим, я всерьез об этом не задумывался: что происходит с моими персонажами в иной реальности, и в иной ли?
Если человек, в принципе, не может придумать того, чего нет, то кто поручится, что, на самом деле, я ничего не выдумываю, и все эти люди, которые появляются в рассказах – они существуют, причем не где-то в параллельных мирах, а именно в том, из которого меня самого так бесцеремонно вытолкнули?
Если взять за основу мироздания славянскую мифологию, то существует три мира друг в друге: явь, правь и навь.
Я жил себе в яви, а через навь меня переместили в правь, чтобы я именно правил историю, причем не античную, а нашу!
И
Но победа или поражение одной из сторон обернется для всех обычных землян полным порабощением. Нас всех поставят под знамена единой сверхдержавы, чтобы нашими костями выложить по млечному пути дорогу к вселенской всеобъемлющей власти.
И это они, маги, подкидывают писателям и сценаристам идеи инопланетного вторжения, чтобы мы привыкли к мысли угрозы со стороны космоса. Это нашими, писательскими руками, творится зомбирование широких масс!
Фантастика вот уже более столетия крепко держит умы всех граждан Земли. Я думаю, на сегодняшний день нет ни одного человека, который бы не читал, не смотрел, не слышал в пересказе об инопланетном агрессивном разуме!..
Но если все эти люди из моих собственных рассказов существуют, если Лев Григорьевич реален так же, как, к примеру, Светлана Аркадьевна, то вся моя «писанина» действует на всех персонажей как некое излучение. Они хватают дозу облучения непосредственно в тот момент, когда я сам плыву в волнах черного вдохновения.
Если меня извлечь из этой цепочки: живые люди – пишущийся рассказ – измененное сознание и осознание чужих мыслей как своих; то все эти придуманные мною люди вдруг повиснут в пустоте: растерянные и ошеломленные. Они вдруг поймут, что жизнь проходит мимо них, в то время, когда они бьются за торжество чужих идеалов.
Вот, значит, какова скрытая природа ментального бунта человека, да и массовых народных волнений тоже. На этом моем месте всегда сидит чудак непременно с незаконченным высшим образованием, а потому до конца не задавленный штампами и клише, и он годами строчит рассказы, повести, хроники в сотнях томов.
Когда же он понимает, какую медвежью услугу оказывает миру, его меняют на свежего демиурга. И все эти писатели должны быть молодыми, ибо повидавшие мир – более опасны для облака вдохновения, они ленивее, в них уже нет задора борьбы.
Получается, что в этой комнате побывали все великие деятели культуры. Они думали, что это им снится, а потом, как только у них появлялись крамольные мысли, – всех немедленно возвращали в ту же временную точку, откуда и забирали.
Помотав головой, я подумал: «Даже если и так, есть одна нестыковка: я обо всем догадался, так почему же я все еще здесь?»
Здесь: где?
Мне вдруг показалось, что меня вполне могли вернуть так же внезапно, как и забрали. Я мог ничего не заметить. Текущая вода – как летящее время – это две непостижимые стихии! Вдруг меня смыло из ванной здесь, чтобы я проявился там, в настоящей реальности?
Господи, какие только безумные мысли не посещают человека!
Я выключил душ, вытерся, оделся, вышел из ванной. Все это я делал, как ритуал возвращения домой: медленно, с чувством значимости происходящего.
Я вошел в комнату, разбудил экран «ноута» – там висел последний рассказ. Но это ничего не значило. Это могло быть и в пещере, и в моей реальной квартире.